Две судьбы - Коллинз Уильям Уилки. Страница 6

— Зачем мне прятать? Я подниму флаг на верхушку мачты моей лодки.

— Никогда ты не поднимешь его на мачту твоей лодки!

С этим словами она взяла у меня флаг и нетерпеливо сунула его в боковой карман моей куртки.

— Не сомните, бабушка, — жалобно запротестовала Мери.

Я спросил опять:

— Почему я никогда не подниму его на мачту моей лодки?

Бабушка Дермоди положила руку на закрытый том сочинений Сведенборга, лежавший на ее коленях.

— Три раза я раскрывала эту книгу сегодня утром, — сказала она. — Три раза слова пророка предостерегали меня, что горе близко. Дети! Это горе постигнет вас. Я смотрю туда, — продолжала она, указывая на место, где солнечный свет наклонно вливался в комнату, — и вижу моего мужа в его небесном сиянии. Он грустно склоняет голову и указывает на вас рукой, которая никогда не ошибается. Джордж и Мери, вы предназначены друг для друга. Будьте всегда достойны вашего предназначения, будьте всегда достойны самих себя.

Она приостановилась. Ей изменил голос. Она смотрела на нас ласковым взором, как смотрят те, которые с грустью видят приближение разлуки.

— Станьте на колени! — сказала она тихо с выражением страха и горя. — Быть может, я в последний раз благословлю, в последний раз помолюсь над вами в этом доме. Станьте на колени!

Мы стали на колени у самых ее ног. Я чувствовал, как билось сердце Мери, когда она прижималась к моему плечу все ближе и ближе. Я слышал ускоренное биение моего собственного сердца от непонятного страха.

— Боже, благослови и храни Джорджа и Мери ныне и вовеки! Господи, пошли в будущем союз, предопределенный мудрым Провидением. Аминь. Да будет так. Аминь!

Едва она произнесла последние слова, как дверь коттеджа распахнулась настежь. Отец, а за ним управляющий вошли в комнату.

Бабушка Дермоди медленно поднялась на ноги и посмотрела на отца с суровой пытливостью.

— Настало? — пробормотала она про себя. — Оно глядит глазами, оно заговорит голосом этого человека.

Последовавшее за тем молчание прервал мой отец, обратившись к управляющему.

— Видите, Дермоди, — сказал он, — вот мой сын у вас в коттедже.., когда ему следует быть в моем доме.

Он обернулся и поглядел на меня. Я стоял, обняв маленькую Мери и терпеливо выжидая своей очереди говорить.

— Джордж, — сказал отец с суровой улыбкой, свойственной ему, когда он сердился и хотел скрыть это, — ты дурачишься. Оставь этого ребенка и ступай со мной.

Теперь или никогда настало время для меня высказаться. Судя по моей наружности, я был еще ребенком. Судя по моим собственным чувствам, я мгновенно превратился в мужчину.

— Папа, я рад, что вижу вас опять дома, — сказа/ я. — Это Мери Дермоди. Я люблю ее, и она любит меня. Я хочу жениться на ней, когда это будет удобно для мамаши и для вас.

Отец расхохотался. Но я не успел разинуть рта, как его настроение снова изменилось. Он заметил, что Дермоди также позволил себе посмеяться. Внезапно он пришел в неописуемую ярость.

— Мне говорили про это проклятое дурачество, — сказал он. — Только я не верил до сих пор. Кто вскружил глупую голову этого мальчугана? Кто поощрил его стоять обнявшись с этой девочкой? Если это вы, Дермоди, то хуже такой работы вы не делывали в жизни.

Он обернулся ко мне прежде, чем управляющий мог сказать что-либо в свое оправдание.

— Слышишь, что я говорю? Я приказываю тебе выпустить из рук девочку Дермоди и идти домой за мной.

— Хорошо, папа, — ответил я. — Но позвольте мне потом вернуться к Мери.

Несмотря на свой гнев, отец буквально оторопел от моей смелости.

— Твоя дерзость превышает всякое вероятие, юный идиот! — вскричал он. — Вот я тебе что скажу.., ты никогда более не переступишь порога этого дома! Здесь тебя научили не повиноваться мне. Тебе вбили здесь в голову то, что не следует знать мальчишке твоих лет.., скажу более, что порядочные люди не допустили бы тебе узнать.

— Прошу извинения, сэр, — вмешался Дермоди очень почтительно, но очень твердо в то же время. — Много есть такого, что хозяин в горячности имеет право сказать человеку, который ему служит. Но вы зашли за пределы ваших прав. Вы стыдили меня, сэр, в присутствии моей матери, при моем ребенке.

Мой отец прервал его.

— Можете избавить меня от остального, — сказал он. — Я вам уже не хозяин, вы мне не слуга. Когда мой сын вертелся около вашего коттеджа, чтобы амурничать с вашей дочерью, долг предписывал вам запереть дверь перед его носом. Вы не выполнили вашей обязанности. Я уже не имею к вам доверия. Я даю вам месяц срока, Дермоди. Вы должны оставить это место.

— Позвольте отказаться от месячного срока, сэр, — ответил он. — Вы не будете иметь случая повторить то, что сейчас сказали мне. Я пришлю вам мои отчеты сегодня вечером. Завтра я оставлю службу у вас.

— В одном мы согласны, — возразил отец. — Чем скорее, тем лучше.

Он прошел через комнату и опустил руку на мое плечо.

— Слушай, — сказал он, с трудом пытаясь владеть собой. — Я не хочу тебя бранить в присутствии слуги, которому отказано. Надо положить конец этому безумию. Оставь этих людей, не мешай им собраться и уехать.., а сам ступай со мной в дом.

Его тяжелая рука, налегая на мое плечо, будто вытесняла из меня дух сопротивления. Я поддался настолько, что попробовал смягчить его просьбами.

— О, папа! Папа, — вскричал я, — не разлучайте меня с Мери! Посмотрите, как она хороша и добра! Она сделала мне флаг для моей лодки. Позвольте мне приходить сюда и видеться с ней время от времени. Я не могу жить без нее.

Я не имел возможности сказать более. Моя бедненькая Мери зарыдала. И ее слезы, и мои мольбы не оказали никакого влияния на моего отца.

— Выбирай одно из двух, — сказал он. — Если добровольно не пойдешь со мной, то вынудишь меня увести тебя силой. Я намерен разлучить тебя с девочкой Дермоди.

— Ни вы, ни кто-либо из людей не в состоянии разлучить их, — произнес голос позади нас. — Отрешитесь от этой мысли, господин, пока еще не поздно.

Отец быстро оглянулся и увидел бабушку Дермоди, глядевшую на него при ярком свете окна. В начале спора она отступила назад в угол за очагом. Там она и оставалась, выжидая время, чтобы заговорить, пока последняя угроза отца не вызвала ее из тайного убежища.

Они глядели с минуту друг на друга. Отец, по-видимому, считал ниже своего достоинства возражать ей. Он продолжал говорить мне.

— — Я медленно стану считать до трех, — начал он. — Прежде чем я скажу три, ты должен решиться исполнить мою волю или подвергнуться позору, когда тебя уведут силой.

— Ведите его куда хотите, — вмешалась бабушка Дермоди, — он все-таки на пути к браку с моей внучкой.

— А я где буду, с вашего позволения? — не выдержал, чтобы не возразить отец, задетый за живое.

Ответ последовал мгновенно и в следующих страшных словах:

— Бы будете на пути к разорению и смерти!

Отец отвернулся от прорицательницы с улыбкой презрения.

— Раз! — начал он считать.

Я стиснул зубы и обвил Мери обеими руками. Я наследовал отчасти его нрав, и ему предстояло теперь удостовериться в этом.

— Два! — продолжал отец, подождав немного.

Мери приложила дрожащие губы к моему уху и шепнула:

— Пусти меня, Джордж! Я не могу видеть этого. О! Посмотри, как он хмурится! Я знаю, он будет бить тебя!

Отец поднял указательный палец для предварительного предостережения перед тем, как произнес: три!

— Постойте! — вскричала бабушка Дермоди. Отец оглянулся на нее с насмешливым изумлением.

— Позвольте узнать.., вы что-нибудь особенное желаете сообщить мне? — спросил он.

— Человек! — возразила сивилла. — Ты говоришь легкомысленно! Разве я говорю с тобой шутя? Предупреждаю тебя, преклони свою нечестивую волю перед волею могущественнее твоей. Духи этих детей родственны. Они соединены в этой жизни и навек. Пусть их разделят земля и море — они все-таки останутся вместе, они будут сообщаться видениями, они будут открываться друг другу в снах. Сколько ни связывать их земными узами, хотя бы женить со временем твоего сына на другой и выдать мою внучку за другого, все будет напрасно! Говорю тебе, все будет напрасно! Можешь осудить их на страдание, можешь вынудить к греху — все равно, день их союза предопределен на небесах. Он настанет! Он настанет! Покорись, пока в твоей власти покориться. Ты человек осужденный. Я вижу тень бедствия, вижу печать смерти на твоем челе. Пусть эти посвященные вместе идут по мрачным стезям мира сего, сильные своей невинностью, освященные своей любовью. Иди.., и да простит тебя Бог!