Женщина в белом - Коллинз Уильям Уилки. Страница 66

Наступил час второго завтрака, но сэр Персиваль не возвращался. Граф занял за столом место своего отсутствующего друга, уныло проглотил половину торта, выпил целый кувшин сливок и, как только прикончил их, объяснил нам истинный смысл своих гастрономических достижений.

– Вкус к сладкому, – сказал он нам с самым томным видом и самым ласкающим тоном, – является невинным пристрастием женщин и детей. Мне приятно разделять его с ними – это еще одно доказательство, мои дорогие леди, моей привязанности к вам.

Десять минут спустя Лора встала из-за стола. Мне очень хотелось уйти вместе с ней, но это показалось бы подозрительным, а главное, если бы Анна Катерик увидела Лору в сопровождении кого-либо другого, мы, по всей вероятности, навсегда потеряли бы ее доверие и возможность узнать от нее что-либо.

Поэтому я терпеливо дождалась, пока слуги не пришли убирать со стола. Когда я вышла из столовой, никаких признаков сэра Персиваля ни в доме, ни снаружи не было. Я оставила графа, когда он с куском сахара в зубах приглашал своего злющего какаду взобраться вверх по его жилету и добыть это лакомство, а мадам Фоско, сидя напротив него, наблюдала за ним и птицей так внимательно, будто никогда за всю свою жизнь не видела ничего более интересного. Я оставила их и тихонько вышла из дома. По дороге к парку я старательно пряталась за деревьями, чтобы меня не увидали из окон столовой. Никто не увидел меня, никто за мной не следил. На моих часах было уже без четверти три.

В парке я ускорила шаги и быстро прошла половину дороги. Потом я стала идти медленно и осторожно, но по-прежнему никого не видела и не слышала ничьих шагов. Мало-помалу я подошла к беседке, остановилась, прислушалась, подошла еще ближе – настолько близко, что, если бы в беседке кто-то был, я бы услышала. Стояла полная тишина, кругом не было ни единой души.

Обойдя беседку, я наконец осмелилась заглянуть в нее. Беседка была пуста. В ней не было никого.

Я позвала: «Лора!» – сначала тихо, потом громче. Никто не появился, никто не откликнулся. Судя по всему, единственным человеком по соседству с озером и парком была я сама.

Сердце мое забилось от волнения, но я не поддалась ему и начала искать сначала в беседке, потом вокруг нее – не найду ли каких-нибудь признаков, что Лора действительно была здесь. В беседке я ничего не нашла, зато снаружи увидела следы на песке.

На песке были отпечатки двух пар ног – большие мужские следы и маленькие. Я поставила свою ногу на маленькие и убедилась, что это следы Лоры. В одном месте, неподалеку от беседки, при ближайшем рассмотрении я заметила в песке ямку – было совершенно очевидно, что это углубление сделано чьими-то руками. Я стала искать следы дальше, желая узнать, в каком они шли направлении.

Следы вели налево от беседки, к опушке парка, потом исчезали. Предполагая, что люди, чьи следы я видела на песке, вошли здесь в лес, я начала искать тропинку. Сначала я не заметила ее, но потом нашла. По тропинке я дошла почти до самой деревни, потом эту тропинку пересекла другая. Я свернула на нее и увидела на одном из кустов, обрамлявших дорожку, кусочек бахромы от женской шали. Я сняла его, убедилась, что Лора проходила здесь, и пошла дальше. К моей радости, дорожка привела меня прямо к дому. К моей радости, ибо я убедилась, что Лора по той или иной причине выбрала окольный путь и уже вернулась домой. Я прошла мимо служб через конюшенный двор. Первым человеком, которого я встретила, была домоправительница – миссис Майклсон.

– Вы не знаете, леди Глайд вернулась с прогулки или нет?

– Миледи с сэром Персивалем недавно вернулись, – отвечала домоправительница. – Боюсь, мисс Голкомб, что случилась какая-то большая неприятность.

Сердце мое упало.

– Какое-нибудь несчастье, вы хотите сказать? – спросила я ослабевшим голосом.

– Нет, нет, слава богу, никакого несчастья не произошло. Но миледи вся в слезах побежала наверх в свою комнату, а сэр Персиваль приказал мне немедленно рассчитать Фанни.

Фанни, милая, очень преданная Лоре девушка, уже много лет была ее личной горничной. Единственный человек в этом доме, на чью верность и привязанность мы могли положиться.

– Где сейчас Фанни? – спросила я.

– У меня в комнате, мисс Голкомб. Бедная девушка в большом горе, я велела ей посидеть там и успокоиться.

Я пошла к миссис Майклсон повидать Фанни. Она сидела в уголке и заливалась горючими слезами. Рядом с ней стоял уложенный чемодан.

Она ничего не могла объяснить мне – она совершенно не знала, почему ее уволили. Сэр Персиваль приказал ей немедленно убираться, выдав ей жалованье за месяц вперед. Никаких объяснений ей не дали, никаких обвинений в плохом поведении ей не предъявили. Ей запретили обращаться к своей госпоже; запретили даже попрощаться с ней. Ей надлежало немедленно покинуть дом, не объясняясь и не прощаясь ни с кем.

Я постаралась немного успокоить Фанни и спросила, где она предполагает переночевать сегодня. Она отвечала, что думает пойти в деревенскую гостиницу, хозяйку которой, почтенную женщину, хорошо знали многие слуги в Блекуотер-Парке. На следующее утро она думает вернуться к своим родственникам в Кумберленд, не останавливаясь в Лондоне, где она никого не знает.

Я сразу же сообразила, что с отъездом Фанни нам представляется случай отправить письма в Лондон и Лиммеридж, что было крайне важно. Поэтому я предупредила ее, что вечером принесу ей известия от ее госпожи и что обе мы сделаем все, чтобы помочь ей. С этими словами я пожала ей руку и отправилась наверх.

Дверь комнаты Лоры вела в маленькую переднюю, а затем уже в коридор. Когда я попробовала открыть дверь в переднюю, она оказалась закрытой изнутри.

Я постучала, и та самая толстая служанка, которая с такой тупой бесчувственностью отнеслась к раненой собаке, показалась на пороге. Ее звали Маргарет Порчер. Она была самой неуклюжей, глупой и упрямой из всей здешней прислуги.

Ухмыляясь, она молча застыла на пороге.

– Почему вы торчите здесь? – спросила я. – Разве вы не видите, что я хочу пройти?

– Но вы не войдете, – сказала она, ухмыляясь во весь рот.

– Как вы смеете так разговаривать? Посторонитесь сию же минуту!

Она загородила мне дорогу всей своей тушей, обхватила двери огромными красными лапами и кивнула безмозглой головой.

– Приказ хозяина, – сказала она и кивнула опять.

Мне пришлось собрать все свои силы, чтобы удержаться и не высказать, что я думала о ней и о ее хозяине. Я вовремя вспомнила, что должна обратиться за разъяснениями к нему самому. Я сейчас же пошла вниз искать его. К стыду своему, должна признаться, что мое решение держать себя в руках и не раздражаться на сэра Персиваля было начисто забыто. После всего того, что я вытерпела и подавляла в себе в этом доме, мне было прямо-таки приятно чувствовать, как сильно я рассердилась.

В столовой и гостиной никого не было. В библиотеке я застала сэра Персиваля, графа и мадам Фоско. Они стояли вместе. Сэр Персиваль держал в руках какой-то клочок бумаги. Открывая дверь, я услышала, как граф сказал ему:

– Нет, тысячу раз нет!

Я подошла к нему и посмотрела прямо ему в лицо.

– Правильно ли я поняла, сэр Персиваль? Комната вашей жены – тюрьма, а ваша служанка – тюремщик, который сторожит ее? – спросила я.

– Да, вам придется это понять, – отвечал он. – Берегитесь, как бы моему тюремщику не пришлось сторожить двух, берегитесь, чтобы ваша комната тоже не стала тюрьмой!

– Берегитесь вы сами! Как смеете вы так обращаться с вашей женой и угрожать мне! – вскричала я в бешенстве. – В Англии существуют законы, чтобы защитить женщину от жестокого обращения и оскорбления! Если вы тронете хоть один волосок на Лориной голове, если вы осмелитесь посягнуть на мою свободу, – будь что будет, но я обращусь к этим законам.

Вместо ответа он повернулся к графу.

– Что я вам говорил? – спросил он. – Что вы теперь скажете?

– То, что говорил раньше, – отвечал граф. – Нет.