Выпуской бал, или "Вашу руку, мадемуазель!" (СИ) - Крыжановская Елена Владимировна "Зелена Крыж". Страница 19
Хотелось бы посоветоваться. Надо бы. С морем он разбирался не один. Потом уже не один. А раньше всякое бывало. Вот между кем на самом деле соперничество! Вот, кто готов разорвать его пополам, лишь бы он целиком не достался другой стихии.
Любовь и Море.
При чем тут Амариллис?! Она здесь третья сторона, и даже не Театр. Семья! Близкая родственница, которая никогда не станет бывшей, пусть даже сама его возненавидит. Эта связь навсегда. Но есть шанс, что она умнее. В отличие от него, Амариллис не отказывается от того, что по-настоящему любит. Ни ради кого.
А он так не умеет. Когда-то мог отстаивать свою правду открыто, перед всеми, пока она касалась лично его. А потом выяснилось, что сила мужчины в том, чтобы бесконечно жертвовать и жертвовать собой ради других.
Сначала он так отдал долг родителям. Правда, не думал, что те, кто дают жизнь, дают взаймы — чтобы при случае отобрать. Он согласился, потому что думал, это всего полжизни, ерунда! Не знал тогда, что жизнь не очень-то делится… Ему тогда было девять, а прошло больше семи лет. Действительно, полжизни. Неужели ещё не всё?
Жертвы ради любимых. Их душевный покой выше его жизни. Вот только непонятно, отчего они такие спокойные, если ему так плохо?! Так не бывает. Близкие должны понимать всю правду, иначе как назвать их близкими?
Натал ведь сразу понял, что дело плохо. Увидел. Песня выдала. Музыка часто открывает секреты, потому что не может лгать. А как скажешь? Они ведь оба меньше всего на свете понимают в тонкой науке "Как перестать беспокоиться о других и начать жить для себя". Научатся ли хоть когда-нибудь? Хотелось бы. Наверное, это весело, когда и для тебя всё хорошо, и за других беспокоиться не нужно. Да разве так бывает?
Он сейчас стоит на краю с очень нехорошими мыслями? Но так и есть. Он ведь на самом деле почти решился на то, что считал самоубийством. Почти. Мечтая, чтобы не пришлось. По крайней мере, всерьез рассматривает эту возможность.
Рассматривает так неохотно, как будто есть другой выход! А что тут думать? Что он может сделать? При всём старании, хоть убейся, ему не передвинуть Париж к морю! А даже если бы упрямая столица чуть сдвинулась, то в Гавр, а не к югу. Это ведь тоже жертва и немалая. А разорваться…
Пожалуй, это его и ждет. Сойти с ума от невозможности расстаться хоть с одной из своих главных жизней. В столице, ведь не только Виолетта. Она — последняя капля. С театром проще всего, театр путешествует, поедет на гастроли. Натал вообще в любой момент сбежит в свою ненаглядную Бразилию. Работая на море, это не так страшно. Его можно достать даже через океан. А так?..
Раскрой глаза и прими правду: не может всё бесконечно длиться, как ты хочешь! Нельзя получить всё! По крайней мере, не тебе. Не в этой игре, не в этот раз.
Чем-то придется жертвовать. "Чем-то" — как обычно, собой. Своей жизнью. Ты не можешь изменить расстояния, обстоятельства, жизненный выбор других. Можешь только исхитриться "вписаться" во все эти повороты, как в очень тесную, очень жесткую ещё и с острыми углами одежду и обувь. В доспехи рыцаря, в шкуру дракона, без разницы! И делать вид, что всё нормально. Пока хватит сил…
А дальше? Когда-нибудь они ведь всё равно закончатся. Но разве пытка может длиться вечно? Что-нибудь да не выдержит первым, лопнет! Либо он сам, либо проклятые условия. Заранее не угадаешь. Тогда и будем решать…
Господи, хоть бы посоветоваться с кем! Но свыше отвечают: "Решай сам". А друзья чем помогут? Решать в любом случае придется. Зачем мучиться всем, если можно пожертвовать одним? Математически так правильно. Но это же друзья.
Тем более не хочется их доставать своими неразрешимыми задачками! Он привык считать расклад жизни и смерти. До сих пор получалось.
Ну, а зачем тогда друзья? Разве не для того, чтобы помочь, когда нет выхода. Вернее, сам его не видишь? Наверное, он неправ… Наверно, всё-таки расскажет и посоветуется… Позже. Не стоит дергаться сейчас. У него будет несколько месяцев подумать, что-нибудь придумается, что-то изменится, тогда уж…
Для охраны вид графа Ориенталь, возвращающегося в стены дворца рано утром, зрелище привычное. Если это случалось реже трех раз в неделю, то, скорее всего, мальчишка просто не ночевал в своей комнате несколько дней подряд. Намного реже он являлся ночью, провожаемый развесёлой компанией пьяных студентов. Особенно ясные холодные рассветы — наилучшие декорации, чтобы идти во дворец хмуро и целеустремленно, даже не пряча шпагу в ножны. Это давало пищу слухам, но Гиацинта слава гуляки и бретёра устраивала.
Гораздо хуже, если б знали, что он водится с кем попало, постоянно получает работу там, где не пристало благородному графу, и далеко не зритель в театре. И в студенческом городке Сорбонны его каждая собака знает отнюдь не потому, что после Оранжереи выпускник собирался поступать в университет. Ленивым, но состоятельным студентам он писал на заказ литературные работы. Давал уроки игры на гитаре по своей личной системе, доступной даже не знающим нотной грамоты. Влюбленных часто выручал стихами.
Если в поздний час приятели рвались его проводить, то создавали ему правильную репутацию при дворе. По настроению он тоже брал бутылку и делал вид, что еле стоит на ногах. Хотя матросская школа научила не поддаваться ни крепким напиткам, ни сильной качке. И возвращаясь после дуэлей, граф вполне мог забраться в свое окно на третьем этаже так, чтобы обойтись без спектаклей.
В этот раз, до рассвета играя в шахматы с Наталом, вполголоса болтая, чтобы не разбудить сестру, он просто вернулся, независимо сунув руки в карманы. Коротко кивнул утренней страже и прошел в школьное крыло.
"Где шлялся?" — не спрашивали. Да и редко в последний учебный год он возвращался "со спектаклем". Упрекнуть могли учителя, особенно директор, но никак не стражники. До уроков оставалось ещё больше двух часов, но граф так и не спал. Лежал, глядя в потолок, и с тяжким сердцем считал дни до выпуска.
Первым уроком шла математика — Жестколист закатил контрольную со множеством задач, пропускать нельзя. Коротко поглядывая на директора, Гиацинт между решениями думал, что будет, если встать и сказать: "Прошу прощения, я даже сколько будет дважды два — не помню. Можно мне не тратить полтора часа своей жизни на эту чушь?!"
И что маркиз Бораго скажет? Выгонит? Вкатает "пару". И за экзамен тоже? А в первой паре маркиз сам с доченькой своего "тезки по титулу" танцевать будет? То-то же!
Шантаж приберегался на крайний случай, для экзаменов. Пока что граф старательно решал задачки. Следом шла сдвоенная общая география, на которой они обычно болтали с Розанчиком, за ней относительно веселая лабораторная работа по физике. И наконец — спортивные занятия. Вся школа только их и ждала.
Общие занятия — чисто университетская особенность Оранжереи, в обычной школе это редкость. Когда собираются одновременно все потоки разных возрастов, программа либо индивидуальная для каждого, либо сравнение уровня знаний — общая дискуссия по философии и теологии, вечное повторение пройденного и высокая планка для географии и латыни, естественно, и музыка, и живопись, и верховая езда, и светская речь — общие. Будь танцевальный зал побольше, как спортивный, были бы общие танцы для всех. А так — только для младших трех классов.
Однако спортивные занятия отличались тем, что общие для разных возрастов, они (как и народные навыки, попросту говоря — труд) раздельные для юношей и девушек. Мужской спортивный курс делился на гимнастику, тренировку силы и выносливости, борьбу разных стилей, фехтование. Чем занимались девчонки — великая загадка. Гимнастика у них точно есть, а что ещё? Об этом ходили противоречивые слухи и свидетельства посвященных.
Коварные представительницы прекрасного пола, напротив, не гадали. В виде исключения по мужской программе могли заниматься и девочки. Стоит лишь написать прошение директору. Два-три исключения, особенно в младших классах, присутствовали почти во все годы. Пока Амариллис не бросила учебу, одна точно была и среди старших. Нагрузки всё равно индивидуальные, учитель выбирает сам, что для каждого ученика считать хорошим результатом. Но сейчас девчонок в зале не было.