Семьдесят два градуса ниже нуля. Роман, повести (СИ) - Санин Владимир Маркович. Страница 13

— Ключи от машины, — протянув руку, сказала мать. Валера отдал ей ключи.

— Деньги! — Валера вытащил бумажник. Мать оставила в нём сорок рублей, возвратила.

— Твоя стипендия, кажется? Разведёшься — приходи. Будь здоров.

Наступало лето, тёплая одежда была не нужна. Валера снял с себя дорогой костюм, надел тренировочные брюки и ковбойку, кеды, в которых ходил в турпоходы, и ушёл не простившись.

Аборт жене делать запретил, учёбу оставил и устроился в таксомоторный парк — сначала учеником, а потом водителем. Сняли они небольшую комнатку. Маша продолжала заниматься в университете, а он зарабатывал на жизнь. Худо ли, бедно, но хватало и на комнату, и на еду, и на скромные обновы.

Однажды к ним заявился отец. Он с деланной иронией прошёлся по адресу отощавшего сына, сострил насчёт будущего внука и, поговорив о том о сём, сделал молодожёнам совершенно неожиданное предложение: объединиться. Сообща сняли две комнатки, жить стало легче. Мало того, что отец умел и любил готовить, — он оказался умным и тонким собеседником. Все трое быстро стали друзьями. Поступок сына отец решительно одобрял.

Как-то Валера признался, что невольно подслушал тот самый разговор, сыгравший немалую роль в дальнейших событиях.

— Признание на признание, — выслушав сына, сказал отец. — Я впервые стал тебя уважать, когда ты хлопнул дверью. Откровенно: в дом, где бы ты обосновался с этой… юной хищницей, я бы не пришёл… Ты слыхал, наверное, от матери, что я неудачник. Неудачник я потому, что не решился в своё время поступить так, как ты. И тебя бросать не хотелось, и мать просила не ставить её в ложное положение. В общем, проявил нерешительность… А ты молодец — сам свою жизнь решил строить! Купил тахту — твоя тахта, собственная. Кастрюлю сегодня приволок — твоя кастрюля, за свои деньги купленная. Это, брат, очень важно, что за свои. Голодранцами поженились — жизнь красивее сложится, дети счастливее будут.

О бывшей жене отозвался так: — Женщине положено от природы покорять мужчин красотой и нежностью, а не приказами через отдел кадров. А женщина с таким характером, как у твоей матери, да ещё заполучившая в руки власть — настоящий бич божий, любое возражение кажется ей возмутительной дерзостью. Если увидишь, — пошутил он, — что Машенька стремительно выдвигается, немедленно разводись!

Когда родились Оля и Катя, мать прислала коляску и игрушки. Подарки не были приняты. Тогда мать, улучив время, когда мужчины ушли на работу, приехала сама. Придирчиво осмотрела внучек, невестку. Спросила:

— Долго будешь дуться?

— Меня вы, Мария Фёдоровна, нисколько не обидели, я вам человек чужой. Сына обидели.

— А он, думаешь, меня не обидел?

— Вам виднее, Мария Фёдоровна.

— Так… Пора кончать эту историю… Для начала переезжайте на дачу, вечером пришлю машину… Чего молчишь?

— Их дело, может, они и переедут. А мне и здесь хорошо.

— А ты, тёзка, гордая штучка… Ладно. «Москвич» Валерия стоит у подъезда, мой шофёр подогнал, вот ключи. Скажи, чтобы вечером навестил мать.

— Хорошо, скажу.

Мать поцеловала спящих внучек, холодно кивнула невестке и уехала. А вечером вместе с газетами достала из почтового ящика ключи от машины и короткую записку:

Оскорблённая, не простила. Так и не поняла, что пожала то, что посеяла.

Вскоре Валерий был призван в армию и два года прослужил в танковых войсках. Там он познакомился с Гавриловым, который по просьбе генерал-лейтенанта, своего бывшего комбрига, приехал в гости к танкистам — рассказать про санно-гусеничные походы по ледовому материку. Гаврилову приглянулись три парня, которые после беседы попросили разрешения остаться и засыпали его вопросами.

— Загорелись?

— Так точно, товарищ гвардии капитан…

— …запаса, — Гаврилов погрозил пальцем. — Не льстите. Когда демобилизуетесь?

— Через месяц, товарищ гвардии капитан запаса!

— Иван Тимофеевич, черти! Не раздумаете, приезжайте. — Гаврилов написал на листке адрес. — До встречи, что ли?

— Так точно, до встречи, Иван Тимофеевич!

И через полгода Валера Никитин и братья Мазуры осуществили свою мечту — пошли в трансантарктический поход.

Так что свою судьбу Валера определил сам.

Этот поход был уже третьим. Каждый раз получался трёхлетний цикл: полтора года — Антарктида (зимовка плюс дорога), полтора года — дома. Пять-шесть месяцев — отпуск, год — работа в таксопарке. Окончил заочно автодорожный институт, куда перевёлся из университета, получил диплом инженера-механика. Заработал в Антарктиде хорошие деньги, построил трёхкомнатную кооперативную квартиру, принарядил Машеньку, а на положенную полярнику валюту накупил в Лас-Пальмасе близняткам таких игрушек, что в их комнате долго не утихал счастливый визг.

Огрубел, обветрился, плечи раздались, походка отяжелела, ладони покрылись каменнотвёрдыми мозолями. От прежнего Валеры в нём ничего не осталось, разве что неизменная доброжелательность ко всем, кто в нём нуждался.

В прошлом году, загорая на сочинском пляже, он увидел Нину. Её девичья прелесть исчезла без следа. Она шла по пляжу в сопровождении шумных поклонников; Валера сравнил её с Машенькой, сильной, свежей и красивой в своём материнстве, и таким невыгодным для Нины оказалось это сравнение, что он испытал к ней острую жалость.

Да, Валерий сам принял решение, перевернувшее его жизнь, и гордился им. У него есть любимая жена и две дочки, замечательный отец. Если главное в жизни каждого человека семья и работа, то ему повезло и с тем и с другим.

А если и доведётся погибнуть, то многие помянут его добрым словом.

Впрочем, погибнуть можно везде. Двадцатилетний Дима Крылов, шофёр матери, погиб средь бела дня в Сокольниках, когда отгонял от перепуганной девушки пьяных хулиганов. Карасёв, Валерин сосед по дому, здоровяк-журналист тридцати пяти лет, неожиданно для всех умер от инфаркта.

А Гаврилов провоевал всю войну, прошёл двадцать тысяч километров по Антарктиде и вчера за ужином размечтался: «Вот намотаю на спидометр тридцатую тыщу — и засяду на даче писать мемуары. Про вас, дармоеды!»

Нет, не собирается погибать Гаврилов, и не помышляют о загробной жизни его «адские водители»!

Мы ещё поживём, думал Валера, нам ещё с Машенькой сына нужно родить, для преемственности. Плохо только, что застудил грудь, если воспаление лёгких, тогда, наверное, хана. Но температура вроде не очень повышена, может, какая-нибудь ерунда, вроде бронхита. Если так, то ещё «увидим небо в алмазах».

А кашель — с кровью… Случись такое в феврале, расчистили бы полосу на Комсомольской, в самолёт — и домой, в Мирный. А в семьдесят градусов самолёту не взлететь, да и лётчики уже загорают в тропиках на верхней палубе… Хотя нет, по сводке — а Макаров не забывает, каждый день присылает поезду сводку работы всей экспедиция — «Обь» сейчас только подходит к станции Беллинсгаузена, недели через две будут загорать…

Тепло, хорошо в кабине; но придётся вылезать — Сомов застопорил. Братья Мазуры не заметили, идут впереди, а ракет нет. Ничего, видимость хорошая, не пуржит, рано или поздно глянут назад. Валера укутался, хорошенько прокашлялся и открыл дверцу кабины.

От последней остановки поезд прошёл три километра.

Объяснение

Перед выходом из Мирного Тошка ярко расписал снаружи камбузный балок. На одной стенке был изображён императорский пингвин, чем-то неуловимо похожий на Петю Задирако. Одним ластом пингвин держался за живот, а другим совал в клюв бутылку с этикеткой «Касторка». Надпись гласила: «Заходи — угощу!» Противоположную стенку украшала жизнерадостная коровёнка с рекламным стендом на рогах: «Вперёд, вегетарианцы! Му-уу!», — а на торцовой стороне девушка в чрезвычайно экономном купальнике призывно восклицала: «Попробуй, догони!» Гаврилов велел заменить эту безыдейную надпись на более выдержанную, однако Тошка дерзко ответил, что у него кончились белила.