Семьдесят два градуса ниже нуля. Роман, повести (СИ) - Санин Владимир Маркович. Страница 74
— А как думаешь вырулить на полосу? — недоверчиво спросил Крутилин.
— Двумя тракторами, — кивнул Белов. — Спереди и сзади, как на растяжках. Первый разворачивается, второй подстраховывает. Тросы подцепим на шасси. Становимся против ветра, запускаем двигатели и освобождаемся сначала от заднего трактора, потом от переднего. При таком ветре для разбега достаточно метров четыреста, ну, пятьсот. Чего молчишь, Ваня?
— Что-то «ура» кричать не хочется, — пробормотал Крутилин, почёсывая в затылке. — Был бы ветер метров пятнадцать…
— Тогда бы и разговора этого не было, — усмехнулся Белов. — А ты, Дима?
— Ты полетишь, Кузьмич, и я полечу, — ответил Жёлудев. — Но, скажу тебе, шансов — кот наплакал…
— Ребята на Востоке загибаются, а ты — шансы… Когда связывался с «богом погоды»?
— С полчаса. Двадцать шесть метров, Кузьмич… Может, на полосу и вырулим, а что толку? И самолёт и себя поломаем.
— Ну, пусть не пятнадцать метров, — подал голос Крутилин. — Хотя бы двадцати дождёмся, Коля.
Белов встал, подошёл к телефону, набрал номер.
— Ты, Петрович? Белов. Когда дашь погоду?.. Не знаешь, сукин ты сын? А знаешь, что Серёга третьи сутки на связь не выходит? Не бог ты, а трепло!
Бешено швырнул трубку на рычаги.
— Докладывать погоду каждые полчаса. Всем ясно?
Пришла беда — открывай ворота
Проверили, для страховки ещё раз зачистили контакты и клеммы.
— Пуск!
Дугин нажал на кнопку.
— Не срабатывает, — упавшим голосом сказал он.
— Вижу, не слепой. — Семёнов обернулся к Филатову: — Тестер!
Филатов засуетился в поисках прибора. Все молчали.
— Проверить аккумуляторы!
Филатов склонился над первым аккумулятором, проверил на плюс и на минус все три банки. Стрелка на шкале тестера прыгала, фиксируясь на цифре 2.
— Порядок, Сергей Николаич, шесть вольт!
— Второй аккумулятор!
На этот раз Филатов возился долго, то и дело зачищал провода, встряхивал тестер.
— Чего копаешься? — не выдержал Дугин. — Давай мне.
— Копайся не копайся… — пробурчал Филатов, вставая. — На трёх банках ноль — и все дела.
— Ноль?! — Семёнов изменился в лице. — Что там, Дугин?
Дугин встал, с ненужной аккуратностью почистился от снега. Ничего больше не спрашивая, Семёнов нагнулся над вторым аккумулятором и сорвал с него войлочный чехол. Выпрямился, тяжёлым взглядом обвёл обоих механиков.
— В Мирном проверяли аккумуляторы?
— А как же, Сергей Николаич, — торопливо откликнулся Филатов. — Не сомневайтесь, новенькие были, с иголочки.
— Ты сгружал?
— Я… Мы вместе с …
— Не ронял вот этот?
Филатов вздрогнул и медленно обернулся к Дугину. Тот недвижно стоял, вперив взгляд в аккумулятор.
— Ну? — резко напомнил Семёнов.
— Не ронял я его, Сергей Николаич…
— Так почему же, — Семёнов говорил тихо, а каждое слово врубалось хлыстом, — в его корпусе трещина? Вот она. Через неё из всех трёх банок вытек электролит… Выкинуть эту рухлядь!
Семёнов гневно пнул аккумулятор ногой.
— Погоди, Сергей, — спокойно и увещевающе произнёс Гаранин. — Мы-то с Сашей не очень в этом деле… Вышел из строя аккумулятор? Ну и что? Свет на нём клином сошёлся?
«Может, и сошёлся», — взглядом ответил ему Семёнов.
«Тем более нужно держаться достойно», — взглядом сказал Гаранин.
— Может, это я уронил, когда перетаскивал в дизельную, — виновато предположил Бармин. — Конечно, это, наверное, я.
На слова Бармина никто не обратил внимания.
— Чего вы на меня все смотрите? — вдруг взорвался Филатов. — Не ронял я его! Не ронял!
— Что ты Веня, тебя никто и не обвиняет, — мягко сказал Гаранин. — Я уверен, что трещина могла образоваться от разницы температур. А, Сергей?
Семёнов покачал головой, повернулся к дизелю и замер. Рядом стояли Бармин и Гаранин.
Филатов, которого будто что-то душило, сделал шаг к Дугину, рванул подшлемник. Дугин отшатнулся.
— Ах ты, сволочь, — сорванным шёпотом. — Смолчал, сволочь…
— Дугин, — позвал Семёнов, не оборачиваясь. — Готовь дизель к ручному запуску.
— Само собой, Николаич. — Дугин торопливо подошёл к дизелю. — Сначала картер нужно лампой прогреть.
— Сколько тебе на это понадобится времени?
— С полчаса, не меньше, масло-то застыло.
— Какая сволочь!.. — Филатов, шатаясь, побрёл к двери. Распахнул её, содрогнулся в жестоких спазмах. Бармин быстро подошёл, стал гладить его по спине.
— Да забудь ты про этот аккумулятор, чёрт с ним, — ласково, как ребёнка, начал успокаивать он. — Идём, разведу тебе сгущенки, чайку выпьешь…
— Наизнанку… всю душу… — чуть слышно простонал Филатов. — Сволочь… вот этими руками…
Бармин с тревогой прислушивался. К ним приблизился Гаранин.
— Ну, что вы там? — окликнул Семёнов, не заметив предостерегающего жеста Бармина. — Слышали? Будем запускать вручную.
— Вручную? — Филатов оттолкнул Бармина, порывисто обернулся. Глаза его, и так покрасневшие, налились кровью. — Вручную? Да ты знаешь, что такое запускать здесь вручную? Дудки! Лягу и подохну! Пропадите вы пропадом вместе со своим Востоком!
Филатов рванулся было на свежий воздух, но его силой удержал Гаранин.
— Ты просто очень устал, Веня, — сказал он. — Саша, помоги ему лечь отдохнуть.
Филатов сбросил с плеча руку Гаранина, всхлипнул. К нему подошёл Семёнов.
— Молод ты ещё подыхать, Веня, — дружески улыбнувшись, сказал он. — Забыл, что «Москвича» хотел купить и на юг махнуть?
— К чёрту! — всё громче всхлипывал Филатов. — Всех к чёрту!
Семёнов пристально всмотрелся в него, неожиданно схватил одной рукой за грудь, а другой ударил по лицу, один раз, второй. Филатов отшатнулся, сжал кулаки и дико расширил глаза.
— За что, гад?
— За то, что не хочешь жить, сукин ты сын! — заорал Семёнов. — А я заставлю тебя, понял?
— Не заставишь…
— Заставлю — силой!
— Не имеешь права…
— Ошибаешься, имею! — Семёнов снова встряхнул Филатова и толкнул его на покрытую спальным мешком скамью. — Возомнил о себе, пацаньё! Хозяин твоей жизни на станции — я! Ты лишь оболочка, в которой она трепыхается, понял?
— А ты… — Филатов попытался подняться.
— Как разговариваешь, мальчишка! — загремел Семёнов, силой удерживая Филатова на месте. — Мы с тобой на брудершафт не пили!
— Хорошо… — Глаза Филатова постепенно приобретали осмысленное выражение. — После зимовки я тебе… я вам… кое-что припомню. Память, отец-командир, у меня хорошая… Так врежу!
— Вот это «речь не мальчика, но мужа», — согласился Семёнов. — После зимовки. Тогда что — по рукам?
Филатов растерянно пожал протянутую ему руку. Криво усмехнулся, встал.
— Так врежу…
— Подготовился, Женя? — деловито спросил Семёнов — Одной лампы хватит или лучше двумя?
— Ещё сожжём друг друга… А можно и двумя.
— Веня, — окликнул Семёнов, — бери вторую лампу. И по-быстрому, время не ждёт.
Пока механики разогревали картер дизеля, Семёнов, прикрыв глаза, отдыхал и приводил в порядок свои мысли.
В то мгновение, когда он понял, что из второго аккумулятора вытек электролит и стартёрный запуск стал невозможен, сознание безысходности затуманило мозг. Двое суток собирали дизель, не только душу — плоть свою, сердце, лёгкие и кровь вложили в него, и всё перечеркнула ничтожная трещина в корпусе аккумулятора. Вспомнилось чьё-то: «Улыбочка, как трещинка, играет на губах». Нет, не улыбочка — ехидная усмешка, гримаса пиковой дамы! И не играет, шипит: «Зря старались, голубчики, дизель ещё попьёт из вас кровушки!»
Одна никчёмная трещинка — всю работу!
Сизифов труд — вручную на Востоке запускать дизель. Израсходовались люди, разменяли, истратили последний рубль. Тоже чьё-то: «Похоронили мы силы наши под обломками наших надежд». Двое уже так думают, усмехнулся про себя Семёнов, — ты и Филатов. А может, один ты, потому что Филатов больше ни о чём думать не станет — он будет вкалывать, пока сердце не лопнет.