Рыжики для чернобурки (СИ) - Тарьянова Яна. Страница 30

— Спасибо!

Они проговорили это хором. Валериан понес желе в машину, одновременно помог жрецу уложить пустые подносы на заднее сиденье старенького автомобиля. Адель осталась возле чаши, сжимая в кулаке скрутки и коробок спичек. Лютик выудил из пакета обережную ленточку, приложил к столбу.

— Нет! — твердо сказала Адель. — Эту ленту сюда нельзя. Рыбкам без воды будет скучно.

— Мне дали другую.

Вернувшийся Валериан действительно принес ленту — узкую шелковую полоску зеленого цвета с еле заметными желтыми колосками.

— Он мне сам дал. Сказал — вам надо.

— Надо, — согласилась Адель. — Ленты вяжут возле чаши, чтобы ветер унес преграды.

— Где ты собираешься жить, если продашь ферму?

— Пока не знаю. Месяц точно проведу в Чернотропе. Потом решу.

Разговаривая, они сложили скрутки в чашу. Столкновения рук грели, отгоняли промозглую сырость. Чиркнула спичка, лениво разгорелся огонек, пожирающий сушку — пшеничные колоски, лепестки пионов и сморщенные ягоды рябины. Дым смешался с туманом, губы встретились с губами, и Адель ответила на поцелуй, позабыв обо всем — о страхах, долге, возможных наблюдателях и перевернувшем чай Лютике.

Они целовались, пока горели скрутки. Целовались, привязывая ленту к столбу. Целовались в машине, допивая остывший кофе. В прихожей, на кухне, в ванной, в спальне. Лютик, отужинавший тортом, сам себе добыл из холодильника стаканчик желе, расковырял, немножко съел и покормил все игрушки и птичек.

— Пойдем завтра на фестиваль? — спросил Валериан, когда они тоже добрались до холодильника.

— Да. Туда подойдут медведи, которые хотят купить ферму. Посмотришь на них, познакомишься. Я пока думаю, но идея заманчива. Только вначале заедем на почтамт. Мне надо отправить письмо.

Адель решила, что настало время неукоснительно выполнять служебные инструкции. Не скрывать грешки под Покровом, а доложить, что у неё появился любовник, и попросить корректировать план передислокации при возникновении препятствий. Подождать ответа. Завтра, на фестивале, обратить внимание на поведение Даны и Тёмы — а вдруг появится какая-то подсказка? И — вот это очень важно! — постараться вспомнить события дня, выдернуть застрявшую занозу, вытащить тревожащее событие из памяти.

Валериан снова притянул её к себе и поцеловал — как будто приревновал к куриному крылышку. Адель ответила на поцелуй и растворилась в наплыве ощущений: остро, будоражаще, до пятен перед глазами и звона в ушах.

Пятна исчезли, а звон остался. Все громче и громче, ритмично, мелодично...

«Что-то я совсем голову потеряла с этим Кшесинским, — поняла Адель. — Это же телефон».

Валериан добрался до телефона, ловко избежав столкновения с тыквой и подушечками, разбросанными по полу.

— Кшесинский слушает. Тише. Не ори. Да. Уволился. Еще не уволился, но заявление написал.

Звонивший расспрашивал Валериана так громко, что Адель на кухне могла разобрать отдельные слова.

— Нет, ты её не знаешь, я о ней ничего не рассказывал. Мы познакомились несколько дней назад. В парке. Она гуляла с ребенком, я подошел, мы поболтали, посидели в кафе и с тех пор живем вместе.

Адель показалось, что следующие вопросы содержали нецензурные выражения.

— А кто тебе сказал, что она террористка? — обманчиво мягко поинтересовался Валериан. — Кто такой добрый, что снабжает тебя сведениями на ночь глядя?

Судя по всему, звонивший не захотел выдавать своего информатора — Адель расслышала что-то вроде «какая разница».

— Я догадываюсь, — сообщил Валериан. — И жалею только об одном — если я сейчас набью ему морду, меня могут привлечь за нападение на офицера спецназа при исполнении служебных обязанностей. Эта бритая псина всегда в форме, никогда не гуляет по улицам в гражданском.

В итоге разговор скатился в бессмысленную перепалку. Валериан начал с предупреждения «не лезь!», а закончил заявлением «не твое собачье дело!», после чего вернул трубку на рычажки.

Витавшее в воздухе напряжение не разрядила даже прогулка по двору на лапах — слишком мало места, слишком сыро и холодно. Невозможно было согреться, бегая как в лесу, и они бродили от забора до забора, высматривая ежа, пока не продрогли под напитавшимися сыростью шубами. Лисица помалкивала, чернобурый лис кипел злостью, Адель воздерживалась от лишних вопросов.

В эту ночь Валериан любил ее жестче — с укусами, клокочущим в горле рыком. Утром долго извинялся, зализывал следы зубов и зачем-то принес ей в постель тыквенное желе. Адель велела отнести желе обратно на кухню, а в качестве компенсации затребовала и получила кофе. Изготовление сопровождалось грохотом и тихими ругательствами — Валериан ухитрился уронить пустой чайник — но итог получился вполне приемлемым. Поваляться, грея ладони чашкой, было приятно, и Адель решила, что возьмет этот метод на вооружение.

Они лениво позавтракали. Лютик попытался собрать в дорогу мешок игрушек и отказался от этой идеи только после обещания покупки новых — на фестивале, а если там не найдется ничего подходящего, то в рядах на ярмарке.

На открытие поехали через почтамт. Адель нашла место за письменной конторкой, а Валериан с Лютиком на руках отправился рассматривать открытки. К тому моменту, когда Адель дописала письмо и бросила его в огромный ящик с надписью «Выемка производится раз в два часа», Лютик обзавелся шестью лотерейными билетами — розыгрыш призов ко Дню Изгнания Демона Снопа и Новогоднее лото. Билеты были яркими, похожими на открытки, и именно это послужило основанием для покупки.

— Смотри, какие колоски! — сказал Валериан. — Их можно будет на шкафчики на кухне наклеить.

— Клейте, — согласилась Адель. — Только сначала все-таки результаты розыгрыша проверьте. Мало ли. Вдруг какая-то мелочевка выпадет. Купите тогда следующие билеты, весенние тоже красивые.

Идиллическую картину — «альфа развлекает ребенка, как умеет» — портили только нитки по контуру нашивки, которую Валериан отпорол с рукава куртки. Вчера вечером Адель этого не заметила — в машине Валериан сидел с другой стороны, а возле чаши начал целоваться и стало не до рукавов и ниток. Сегодня эта деталь лезла в глаза, напоминала о другом отложенном деле — она так и не перебрала вчерашний день, не вытащила мысленную занозу. А сейчас не могла сосредоточиться на воспоминаниях.

Суету почтамта сменила ярмарочная толчея. На открытие фестиваля каштанов валом валили даже те, кто считал ниже своего достоинства ходить по рядам. Брант, Эльга и Айкен ждали их возле южного входа. Они влились в поток — к барьерам и рамкам с металлодетекторами шли и люди, и оборотни — отстояли очередь, прошли на охраняемый участок и встали в следующую очередь возле жаровни. Горячие жареные каштаны пользовались спросом, почти у всех посетителей были в руках бумажные пакеты. Кто-то ел очищенные, кто-то специально покупал приготовленные в кожуре, чтобы разгрызть хрустящую корочку и сплюнуть шелуху на асфальт. После каштанового фестиваля мусор всегда грузовиками вывозили — оборотная сторона праздника.

— Какие лисы! И с охраной! — взревел Тёма, легко перекрывший гомон толпы и музыку, несущуюся с помостов. — Здравствуйте-здравствуйте! Хоть попробую эти ваши каштаны, а то все рыба да икра, никакого разнообразия.

— Не слушайте его, он врет! — позвякивая оберегами-рыбками, запротестовала Дана. — У нас и хлеб на столе бывает, и пряники он вчера с чаем ел.

Сегодня парочка была обвешаны северными амулетами — рыбки на обережных лентах выглядывали из-под рукавов штормовок, блестели на карманах и воротниках, приколотые булавками, свешивались с лямок рюкзаков, болтаясь на кожаных шнурках.

— Привет! — сказал Лютик и изменил Валериану, перебравшись на руки к Дане — еще бы, у Валериана не было таких чудесных серебристых рыбок, которых можно отковырять.

Брант и Валериан напряглись. Медведи представились скороговоркой, выяснили, что Эльга на фестивале не в первый раз и потребовали, чтобы она их научила правильно развлекаться.