Амулет на удачу (СИ) - Васильев Ярослав. Страница 47

Я кивнула, лихорадочно пытаясь сообразить, как мне выкрутиться. В то, что моё согласие пустая формальность, я не сомневалась ни мгновения. Откажусь – тут же Фурнье вспомнит про обвинение в проституции, формально-то его никто не снимал. Жандармы меня скрутят, всё равно отвезут к менталисту, ну а дальше процедура будет уже добровольно-принудительно. Ой вот не зря Фурнье так за мой рассказ ухватился, а Ладислас не доверял полиции. И Дюрану я всё-таки верила больше.

– Пойдёмте, мадемуазель.

Рене Фурнье взял меня под руку. Ничего такого, целиком и исключительно джентльменский жест. Пахло от полицейского очень вкусно, аромат корицы и мёда окутывал приятным облаком, а не замолкающий ни на секунду голос, под аккомпанемент ритма его ускорившегося сердцебиения действовал успокаивающе. Я бы сказала дурманяще, я даже не заметила, как мы оказались в коридоре, и в какой именно момент появилось новое действующее лицо. Точнее, в коридоре напротив нас замер Ладислас Дюран, предварительно отшвырнув в сторону какого-то пытавшегося ему помешать жандарма.

Яростно рыкнув что-то неразборчивое и обжигая взглядом наши почти объятия, Ладислас отодрал монсеньора Фурнье от меня, при этом в свободной руке у него на секунду сверкнул небольшой синий шарик с золотистыми прожилками. И это не укрылось от окружающих. Смотрели жандармы на нас теперь очень враждебно. А вот Фурнье наоборот был спокоен, разве что во взгляде появилось высокомерное презрение.

– Елизавета, такого я не ожидал!

А я растерялась. И не только оттого, что первый раз за всё время нашего знакомства в голосе Ладисласа я ощутила самую настоящую неподдельную, не наигранную ярость. Впервые он стоял передо мной в таком вот раздёрганом виде. Даже во время нападения Зубастика и полуголый, он всё равно ощущался воплощением совершенства и элегантности. Сейчас же волосы растрёпаны, вместо пальто куртка и под ней нет пиджака, хотя рубака под пиджак и галстук сохранился, а ещё не хватает одной запонки, которую из ткани что-то вырвало буквально «с мясом».

– Беззащитную девочку станешь бить, раз уж она всё равно твоя невеста? Учить, так сказать, нерадивую невесту палкой, как заповедовали в Тёмные века? – насмешливо прокомментировал Фурнье.

– Пошёл ты, sang puant, – резко ответил Ладислас.

На моих глазах мир снова рухнул дважды. Тем, что месье профессор позволяет себе так открыто терять самообладание. И тем, что позволяет себе хамить. Вдобавок генералу полиции. Дословно слова переводились как грязная кровь, но здесь явно была какая-то местная идиома, и смысл имела куда оскорбительнее прямого перевода, потому что невозмутимость Фурнье всё-таки пробило. Аж на пару секунд лицо у генерала перекосило от гнева. Ладислас же легонько толкнул меня к себе за спину:

– Дома поговорим, – дальше он обращался уже у Фурнье. – Не позднее, чем завтра жду официальных объяснений и извинений, на каком основании невесту наследника клана Дюран арестовали и доставили в здешний гадюшник. Да вдобавок держали в камере.

– Могу задать встречный вопрос, монсеньор Дюран. На каком основании ваша невеста сбежала от вас под защиту полиции?

Фурнье сделал шаг вперёд и теперь стоял лицом к лицу с противником, насмешливо произнося обвинительную речь. Я прижалась к стенке, и ни жива ни мертва, затаённо наблюдала за руганью разъярённых мужчин.

– Вы ещё смеете мне угрожать? Монсеньор?

– Угрожать, монсеньор? Ни в коем случае. Но девушка находится под защитой полиции, поскольку жених не в состоянии обеспечить её безопасность. В свете открывшейся информации, которую вы намеренно утаили от следствия.

На этом я заработала гневно-укоризненный взгляд от Ладисласа: проболталась, дура? Дальше он переключился обратно на Фурнье.

– Это не ваше дело, а дело семьи Дюран.

– Это дело пятого отдела, а вы не только препятствуете следствию. Как это в духе семьи Дюран, лезть туда, куда не просили и не положено. И если бы не работа полиции, то ваша невеста, монсеньор, была бы сейчас убита. Учитывая, что она ещё и студентка Академии и в свете недавних событий, это, можно сказать, откровенное соучастие. Пока косвенное…

Оба мужчины уставились друг на друга, причём в глазах Ладисласа открыто читался план убийства Фурнье. Тот его провоцировал и провоцировал намеренно, Ладислас отвечал тем же. Начиная с обезличено-универсального обращения «монсеньор», так говорили простолюдины или когда неравенство в социальном положении было очень сильным. Хотя сейчас оба обязаны были говорить «месье», обращаясь равный к равному и дворянин к дворянину – генерал полиции и член Совета академии. К сожалению, в целом счёт оставался за полицейским, не зря он сыпал намёками на какие-то болезненные для Дюрана события прошлого… Этому Фурнье явно удавалось вывести Ладисласа из себя, синий шарик заготовки заклятия на его правой ладони появлялся и исчезал всё чаще, и с каждым разом становился всё больше.

Обмен колкостями продолжался, с каждой новой фразой уколы с обеих сторон становились всё грубее и обиднее. В какой-то момент события стремительно понеслись вперёд. После очередного выпада Ладислас потерял над собой контроль настолько, что заклятье в руке окончательно сформировалось. Двое жандармов решили вмешаться и попытались незваного гостя скрутить. Ладислас, даром что нападали со спины, атаку почувствовал. Одного жандарма, крутанувшись, сбил подсечкой, второй получил удар заклятьем – разряд электричества полыхнул голубым светом, запахло озоном, мужик в форме отлетел к диванчику и затряс руками, судя по его бледному виду и тремору пальцев, тычок вышел крайне неприятным.

Дальше я словно смотрела будто на объёмную панораму, каким-то образом умудряясь разом видеть всё происходящее. Фурнье остался на месте, вообще ничего не предпринимая. Ладислас с холодным бешенством замер посреди коридора, в руке у него набухало красным светом уже не парализующее, а боевое заклятье, причём делал он это явно уже не в приступе неконтролируемой ярости, а сознательно. Жандармы стояли на удивление спокойно – были уверены, что атаки не будет? Или нарушили какое-то правило, напав на Ладисласа, ведь формально он ничего сделать не успел? И тут краем глаза я заметила ещё одного совсем молодого парнишку. Тот появился откуда-то с другого конца коридора, сейчас стоял за спиной Ладисласа, Фурнье и в мёртвой зоне обзора прочих жандармов… И трясущейся рукой уже поднял руку с пистолетом, готовый открыть огонь! Быстрее, чем я могла подумать, вопреки логике и здравому смыслу, моё тело дёрнулось в сторону Ладисласа, выталкивая его с траектории выстрела.

Грохнуло совсем не так громко, как я ожидала и совсем не страшно. Ошарашенная болью в плече и внезапно подступившим ужасом, я сообразила, что ноги меня не держат, но я не падаю, ведь меня уже держит Ладислас, одновременно пытаясь нащупать рану от выстрела. Сознание если и потеряла, то совсем ненадолго, потому что отлично слышала громовой голос Рене Фурнье:

– Чего замерли?! На диван её несите и живо врача!

– Так это, монсеньор, полночь уже скоро, дома врач почивает.

– Тогда аптечку тащите. Олухи. У вас тут должна быть.

Меня положили на диван, разрезали рукав свитера – почему-то его было жаль больше всего – и торопливо бинтовали моё окровавленное предплечье. Ладислас пристально смотрел на меня, и в его глазах я прочла страх пополам с какой-то виной. Обрабатывать мою рану ему не дали. Тот самый пожилой жандарм, который уводил меня на допрос, вежливо, но твёрдо отстранил его в сторону со словами: «Не стоит, монсеньор, лучше не надо. У вас руки дрожат». Я почувствовала сильное жжение от тампона, смоченного кровеостанавливающим, как раз его и заматывали бинтом. Голова кружилась как на карусели, я никак не могла сосредоточиться, зато очень хорошо ощущала, как Ладислас сжимает мою ладонь, и это было очень приятно.

– Всё! – тут передо мной опять появился седой жандарм, в этот раз вместо бинтов у него на ладони лежала смятая пуля. – Повезло вам, мадемуазель. Слегка задело, крови много, но ничего опасного.