Лилипут - Колосов Игорь. Страница 84

Еще удар, и от губ ничего не осталось — они продали в кровавом месиве. Голос оборвался, но звуки, похожие на те, что слышатся, если залить молоком кукурузные хлопья, все продолжались. Дэнни смотрел остекленевшими глазами на куски мяса, осколки кости и ошметки миниатюрных внутренностей, плавающие и медленно кружащиеся в желто-красной жиже. Внезапно из этого месива высунулась ручка. Это могло показаться даже забавным, если б не было так страшно. Дэнни похолодел всем телом. Ручка была в кровавых пятнах, на коже и между пальцами приклеились кусочки кости и (как показалось Дэнни) печени. Рука сжалась в кулачок, который одну-две секунды сотрясался, грозя Дэнни. Затем кулачок стал пропадать, тая и расплываясь, словно мороженое на солнцепеке. В этом кулаке, только что им виденном, как будто сосредоточился весь пережитый им ужас, и приступ страха и омерзения был так силен, что у Дэнни едва не подкосились ноги. Мальчик чудом удержался на ногах. От стоявшей перед глазами картины к горлу снова подступила тошнота. Дэнни ощущал трепыхания своего желудка, словно живую птицу. И мальчик… не выдержал.

Он бросился прочь из комнаты. Одним рывком Дэнни распахнул дверь и… с разбегу налетел на отца. Он ударился ему головой в солнечное сплетение. Отец отступил на несколько шагов назад, но, по-видимому, страх за сына был так силен, что Уилл лишь мгновение постоял, держась руками за ушибленное место, потом бросился к обезумевшему от страха и отвращения сыну.

— Что такое? О Господи! Что с тобой? — Отец тряс его, как тряпичную куклу, и от этой тряски мальчик заикался и проглатывал слова:

— Там… Лиллип… я… не… нож… меня вырв… я… не могу… кулач… и… гово… мне стра… папа… пече… рве…

— О Боже! Почему у тебя лицо в крови и…

— Я не… плащик весь… бе… бород…

— …рубашка вся забрызгана? Дэнни, что с тобой? Ты ранен, Дэнни? Мальчик мой, что случилось?

Уилл прижал к себе ребенка, глядя перед собой невидящими глазами. Подбежала Берта: глаза словно темные лужи на белом как мел лице, волосы растрепаны. Уилл наконец вышел из состояния прострации.

Услышав крики наверху, он вскочил не сразу. Он непонимающе посмотрел в потолок, раздумывая, уж не приснилось ли ему. Только услышав топот ног по лестнице, он осознал, что его разбудили крики детей. Взбираясь на второй этаж, он столкнулся с обезумевшим Джонни, крикнувшим отцу:

— Там Дэнни… с ножом… он хочет убить меня!

Уилл почувствовал, что старший сын весь дрожит. Уилл помчался дальше. До него не дошел смысл сказанного. Может, оттого, что, увидев старшего сына, почувствовал неописуемый страх за младшего, или, быть может, Джонни говорил слишком невнятно, чтобы его можно было понять. Уилл с разрывающимся на части сердцем одолел оставшиеся ступеньки и оказался у спальни Джонни. Интуитивно он почувствовал: младший сын здесь. Странно, но Дэнни и раньше пытался во что бы то ни стало попасть в комнату старшего брата. Перед сном Берта рассказала Уиллу, что Дэнни очень хотел зайти сюда еще днем, но оказалось, что Джон запер дверь. Все это было странно — с какой стати ему так необходимо было войти в спальню брата? Хотя сейчас это казалось не таким уж важным. Уилл убедился, что сын жив, и это было самое главное.

Заметив кровь на лице ребенка, Уилл пришел в ужас. В первое мгновение ему показалось, что Дэнни ранил сам себя. Но, посмотрев повнимательнее, он ничего такого не заметил. Если бы в этот момент Уиллу вспомнились обстоятельства смерти жены, то при взгляде на сына, с капельками свежей крови на лице без единой раны или просто царапины он бы потерял сознание. Уилл прекрасно помнил подробности, о которых ему рассказал шериф. Смерть жены была воистину загадочной. Но он даже и не пытался разгадать, как это могло случиться, храня в душе надежду на то, что в один прекрасный день доктор Лок пригласит его к себе и уверенно скажет, что Энн пала жертвой редчайшей болезни. Это внесло бы в его душу некое подобие спокойствия. А пока Уилл старался просто не думать о причинах смерти жены. Вот почему и сейчас, охваченный паникой, он не вспомнил об Энн. Дэнни что-то невнятно бормотал и показывал рукой в сторону спальни. Подоспевшая Берта о чем-то испуганно спросила, и Уилл, освободившись из объятий сына, ступил на порог спальни.

— Нет! НЕТ! — закричал Дэнни. Он уцепился за пижамные штаны отца, пытаясь удержать его. — Нет, не ходи туда! В ящике убитый Лилипут, я его бил ножом, но он еще жив, он еще говорит, он грозит кулаком!

— Дэнни, успокойся! — Уилл повернулся к сыну, который что было сил тащил его назад. — Дэнни, прекрати! Не ори как сумасшедший! — Он попытался отцепить руки мальчика, но тот держался мертвой хваткой.

— Не ходи туда, па! — кричал Дэнни. — Он живой! Он живой, он говорит! Его нельзя убить! Он будет жить ВЕЧНО! Нет, не ходи! Тебя ВЫРВЕТ! Не ходи, там…

— Что ты несешь? Что за бред ты несешь? — Уилла так и подмывало ударить ребром ладони по запястьям мальчика. Он, наверное, так бы и сделал, но в последний момент сообразил, что если он это сделает, то наверняка переломает сыну руки.

— Он живой, его нельзя убить! Мне не надо было его трогать, нет, не надо было! Это он убил нашу маму! И нас убьет! И всех у…

Берта, подойдя к племяннику сзади, крепко обняла его, и Дэнни замолк и как-то сразу обмяк, словно силы внезапно покинули его. Его руки ослабели, и Уилл без труда освободился. Повернувшись, он сделал несколько шагов, когда услышал невнятное бормотание сына (тот повернул голову, прижатую к груди тети, чтобы можно было двигать губами):

— Па, осторожно. Он… еще не умер, не совсем умер. Это он убил нашу маму! — Дэнни тихо заплакал, а Берта снова сильно прижала его, словно стараясь заглушить своим телом рыдания ребенка.

Уилл обернулся. Несколько секунд он смотрел на дрожащую худенькую спину младшего сына. Лицо мальчика было обращено к Берте, но Уилл как будто смутно видел его (так, словно смотришь сквозь оконное стекло, в которое стучит дождь). Перекошенное от плача лицо, не вызывающее, однако, неприятных эмоций (это мой ребенок!), текущие по щекам слезы, обегающие маленький носик и спешащие к верхней губе, где будут частично слизаны языком. Но Дэнни, сын Уилла Шилдса, вовсе не выглядит безобразно, даже когда он вот такой — плачущий, жмурящий глаза, пускающий сопельки из маленьких ноздрей. Уилл отчетливо представил лицо сына, расстроенного каким-то кошмаром. «Не ходи туда, па! Нет, не ходи!» Сколько раз Уилл видел мальчика с таким вот выражением лица, его слезы, как по волшебству рождающиеся из полуприкрытых глаз. Когда он еще не был отцом, он представлял своего ребенка улыбающимся, смеющимся, в крайнем случае, с серьезным выражением лица. Разве могут родители представить будущего ребенка с искривившимся (для посторонних — неприятным личиком уродца) лицом, со слезами, льющимися рекой? Возможно, могут, но… не хотят! Они видят его таким, каким ЖЕЛАЮТ видеть, и Уилл не был исключением.

Когда Энн была беременна Дэнни (Джонни к тому времени уже подарил им множество бессонных ночей, описанных штанишек и так далее), Уилл автоматически переносил образ Джонни на будущего (он почему-то был уверен, что это опять будет мальчик) ребенка, но образ улыбающегося Джонни: все остальное не проходило через какой-то очистительный фильтр, стоявший в его сознании. Но жизнь есть жизнь, и с некоторых пор Уилл, услышав плач ребенка, мгновенно представлял себе плаксивую мордашку младшего сына. Сейчас Дэнни плакал на груди у Берты, и Уиллу захотелось подойти и утешить сына. Обнять, унести в его спальню, затем долго-долго сидеть рядом, даже после того, как равномерное дыхание убедит, что Дэнни заснул. Ему очень хотелось поступить именно так, но…

Уилл уже находился в спальне и намеревался выяснить, что же так всполошило сыновей? Откуда кровь на лице Дэнни и почему он так истерически визжал, не пуская отца в эту спальню? А сделать то, чего так хочет его душа, он сможет чуть позже. Однако последние слова мальчика пронзили его, словно током. «Это он убил нашу маму!» Уилл не понял, конечно, что имел в виду Дэнни, но упоминание о жене насторожило его. Он вдруг задумался над словами ребенка. Он слышал и разобрал все слова, что выкрикивал Дэнни, но как-то не вдумывался в них. Он давно заметил, как сильно подействовала на сына потеря матери. Дэнни стал более замкнутым… и странным. Возможно, он сам не до конца понимал, что говорит… Уилл беспокоился за его психику. Он чувствовал, что, потеряв жену, начинает терять и сыновей; во всяком случае, общался с ними все меньше. Для него оставалось загадкой, что заставило Дэнни ворваться ночью в комнату к Джонни… и что произошло потом? Теперь сын плакал, требовал, чтобы он не заходил в спальню. Уилл, до того вникавший в смысл слов младшего сына ровно настолько, насколько взрослый вслушивается в лепет годовалого ребенка, после выкрика Дэнни о смерти Энн вдруг увидел всю ночную сцену в ином свете. Произошло что-то серьезное, если в такое время Джонни охватила паника, а у Дэнни самая настоящая истерика. Уилл больше не пытался объяснить все происходящее лишь одним нервным срывом младшего сына, для которого смерть матери была тяжелым ударом. Внезапно до него дошло, что в спальню Джонни он заходит крайне редко. А сейчас здесь стояла такая удушливая атмосфера, дышалось так тяжело, что Уилл на секунду опешил. Как в такой обстановке спит старший сын? И дело даже не в том, что комната не проветрена, а…