Мисс Никто (СИ) - Лаас Татьяна. Страница 73

Она провела ладонью по его волосам, приглаживая возмущенный ежик:

— Но волноваться за неё ты не перестанешь.

— Конечно.

— Ты можешь бросить все к оркам, Лин. Можешь все бросить и ехать за ней.

Он отстранился от неё:

— Ты меня не бросила.

— Сравнил, ребенок…

— Маааа! Мне орки знают сколько лет.

— Но записи в свидетельстве о рождении не изменить. Ты мой ребенок. И пойдем, я приготовила твою любимую паэлью, хватит уже чем попало питаться.

Уже утром пришел вызов от Мигеля в двести шестую зону — и ему уже кто-то доложил, что Ник уехала.

В зоне они оказались на пару с Утесом — его, видимо, в качестве моральной поддержки вызвали. Зона заметно изменилась — стараниями Брендона и Мигеля. И вампиров его клана, конечно же — теперь даже на входе в зону дежурили его новообращенные, чтобы ни слова об обнаружении крови Холма не просочилось наружу. В самой зоне из чужих Пересу были только они с Утесом. Курган ткачей был почти разобран, тела фейри после обследования у судмедэкспертов и некромантов готовили к захоронению — тут же, на этой родной для них земле, там, где река не заливает и не подмывает. По ночам в зоне было «весело» — горели пентаграммы и завывали некроманты, заканчивая сбор показаний — время поджимало, во всю неслась весна с половодьем бурной Бланки. Ответом некромантам была тишина. Уцелевшие таинственные камни с рунами были перенесены непосредственно к погибшему Холму ткачей, разбитые — тщательно собирались и вывозились на полигон под Либорайо. Что уж в них надеялся найти Мигель, неясно, но свою работу Лин понял сразу — бери больше, таскай дальше. Ему и Утесу вменялась в обязанность зачистка местности от этих самых камней, а их было, даже с учетом собранных и вывезенных, оркски много. Мигель еще назидательно сказал, с трудом гася в голосе злость:

— Если ума удержать судьбу нет — работай руками!

Они и работали, чуть завидуя Брендону — тот непосредственно занимался Холмом. Там, судя по разбитой Джонсом пятой ультре, было хотя бы весело.

Мигель только к концу грачевника сменил гнев на милость, разрешая парням присоединиться к Брендону в Холме — туда провели электричество, туда затащили огромный бак из магизолята, в который Мигель надеялся собрать кровь Холма. Пока получалось плохо — используя камни с рунами в качестве защиты от крови и кровяных монстров, удалось заизолировать только верхний ярус Холма. Оставалась малость — разместить камни на нижних этажах, не давая крови утечь под землю, и выжить при этом — Мигель запретил уничтожать кровь Холма. Крутитесь, как хотите. Таскайте камни, увертывайтесь от крови, разбивайте ультры: даже сверхдорогая ультра — медяшка по сравнению со стоимостью капли крови Холма.

Они и таскали камни на самый нижний ярус. Ультры оказались неубиваемы. Ник бы сюда, иногда жалел Лин, хотя видеть погибший Холм ей, наверное, было бы тяжело.

Он сам жил от открытки до открытки, которые Жердь пересылал из Либорайо — дааааа, Ник присылала открытки в участок стражей. Домашними адресами ни Брендона, ни его она не озаботилась.

У него уже коллекция сложилась — живописные виды Пятого округа и фотографии самых красивых леди и лордов Миракулума — столицы округа. Сейчас он начал собирать новую коллекцию — виды Двадцать первого округа. И эти виды, кажется, Брендона, получавшего такие же открытки, совсем не радовали.

Лин блаженно откинулся назад — заблокировал магусилители на спине, превращая ультру в удобное кресло. Снял шлем, вытирая пот — сегодня был хороший день. Сегодня они с Утесом оттащили последний удерживающий камень на самый низ. Теперь… Тоже самое только со следующим этажом — пока крови не останется только одно место — бак из магизолята. И тогда — прощай, зона! Здравствуй, Либорайо…

Солнце уже не грело — оно медленно закатывалось над разливающейся Бланкой. Но все равно было приятно сидеть на земле, прикрыв глаза, трогать руками шелковую траву и знать — лето не за горами. Пахло первой зеленью, холодным теплом, которое бывает только весной, когда воздух уже горяч, а земля еще не прогрета. Скоро все зацветет, и… Он дождется Ник. Она же обещала вернуться.

Рядом лежал на траве Брендон. Тоже снял шлем, пользуясь тем, что солнце уже не опасно для обращенного.

— Ненавижу весну…

— Аюшки? — пробормотал Лин — ему было хорошо.

Брендон упрямо повторил:

— Ненавижу весну. Все поет, все торопится жить, а в закромах…

Лин скривился, понимая его:

— Даааа… Склады пусты, а есть и жить охота — ну кто хочет помирать, пережив голодную зиму?

–…но до свежего урожая еще надо дожить. Самое противное — умирать, когда все вокруг оживает.

Лин повернулся к нему:

— Это в прошлом, Брендон. Хватит уже вспоминать войну и голод. Это уже не вернется — никто не позволит этому вернуться. Отпусти…

Брендон, все так и не открывая глаз, пробормотал:

— Не могу. Не отпускает до сих пор. Птицы поют — жизнь возвращается… Солнце греет, воздух звенит — тепло идет. Весна идет. Любовь идет…

— Тебя же не голод тревожит… И не призраки войны…

Брендон резко сел, свешивая руки между притянутых к животу ног.

— До сих пор себя предателем чувствую… Весной особенно тяжко — люди влюбляются весной. Закон природы. Все пахнет весной и хочется любви…

— Кто она была?

Брендон скосил на него глаза:

— Надеюсь, не была. Надеюсь, и сейчас есть… Я хотел жениться на ней, но уже понимал, что ничего не выйдет. Дела в округе шли все хуже и хуже, и за мою голову была объявлена награда.

Лин кивнул, срывая мелкий колосок:

— Молодец, что не женился. Молодец, что нашел силы отказаться. Тебе не за что себя корить.

Брендон сжал пальцы в кулак:

— А я до сих пор предателем себя чувствую — за то, что отказался. За то, что бросил.

— Ты ей жизнь спас — за голову миссис Джонс фейри бы передрались.

— Я это понимал. Она — нет. Разругались в пух и прах напоследок. Так отвратительно расстались — до сих пор от самого себя противно.

Лин вновь повторил:

— Ты ей жизнь спас. Я видел, что делают лорды с женами неугодных. Это… страшно.

Брендон упал навзничь — хорошо, что в ультре компенсаторы, а то бы отбил спину.

Лин тихо сказал:

— Попроси у Мигеля отпуск… Съездишь, найдешь. Извинишься.

— Зачем, Лин? Зачем ворошить прошлое? Она, наверное, уже нашла себе другого, вышла замуж, родила ребенка… Зачем ей портить жизнь призраками прошлого? Для людей восемь лет — это очень много.

— Я знаю о разнице восприятия времени у разных видов. Я знаю, что для людей это…

— Одна десятая жизни. Это очень долго для возвращения ненужного призрака.

Лин скривился:

— Понимаю. Для самого оставшиеся два месяца до лета — прорва времени, которое еще надо как-то убить.

Брендон смотрел в небеса:

— Она вернется. Она обязательно вернется, Лин.

Он лишь кивнул, соглашаясь. Она вернется.

По полю, наплевав на еще не скрывшееся за горизонтом солнце, шел Мигель. Лин лениво скосил на него глаза, ничего не понимая — даже в кепке и тканной маске на лице ему должно быть очень больно. И что же сподвигло Мигеля на такое?

Он дошел до них с Брендоном. Молча сел в тень от ультры Лина. Сгорбился. Выдохнул. Протянул Лину фляжку, из которой пахнуло спиртом:

— Выпей.

— Зачем, Мигель?

Тот рыкнул, как оборотень:

— Выпей, я сказал…

Лин покладисто сделал терпкий глоток, передавая фляжку Брендону. Тот сел, болтая фляжку в руках и блаженно вдыхая аромат бренди:

— Ммм… Хороший был год для винограда. Помню его — мальчишкой еще был, лето было просто бесконечное… Золотое, тянущееся, как жевательная конфета, и такое же сладкое…

Он все же сделал глоток и вернул фляжку хозяину.

— Так что случилось, Мигель? — не выдержал Лин.

Тот залпом выпил всю фляжку:

— Случилось, парни, что мы все идиоты, каких мало… — он опять надолго замолчал, чтобы выдавить из себя непонятное: — Ник… Прислали из Двадцать первого округа…