Двойной заговор. Тайны сталинских репрессий - Прудникова Елена Анатольевна. Страница 2

Пока что они не знакомы, эти два человека. Пройдет еще несколько лет, прежде чем они встретятся. Им предстоит еще подружиться, перейти на «ты», потом их снова разнесет в разные стороны. Возможно, именно эта встреча сыграет в судьбе маршала Тухачевского роковую роль. В любом случае, Германия – роковая для него страна.

Пройдет время, и эти двое едва не изменят мировую историю. Но пока еще идет 1921 год. Только что закончилась война. Они молоды. У них еще многое впереди…

Глава 1

ГОРЕ ПОБЕЖДЕННОМУ

Пылающая Германия

Осень 1918 года. Четыре года длится война, равной которой еще не было в истории человечества. Одно за другим подходят к пределу прочности воюющие государства. Трещат троны, рушатся империи. Первой пала Российская империя, где война привела к революции, а революция обернулась чем-то совсем уж запредельным и никому не понятным, и это непонятное уже год пылает пожаром, рассыпая головни по Европе. На очереди проигрывающая войну сторона – Германия и Австро-Венгрия. Это крушение тоже чревато многими потрясениями, но союзники, увлеченно громящие побежденных, пока что этого не понимают. Они и Россию пока не понимают. Они ничего не понимают, кроме того, что и в той, и в другой стране под шумок можно очень хорошо грабануть. И грабят беззастенчиво в России, предвкушая хорошую поживу в Германии.

Осенью 1918 года войне приходит долгожданный конец. Войска Антанты переходят в наступление по всему германскому фронту. Не выдержав их натиска, измотанная немецкая армия отступает, проклиная тех, кто затеял эту войну. Над фронтом стоит крик, как год назад стоял в России: дайте мир! Любой, пусть самый похабный! Такой же крик стоит и над страной, в которой давным-давно угас патриотический пыл. Населению не до патриотизма – похоронки, голод, а ведь немцы, как и большинство европейцев, привыкли жить хорошо. Эта привычка населения Европы к сытой мирной жизни еще не раз роковым образом скажется на ее судьбах.

Средние классы, непривычные к лишениям, пребывают в жестокой депрессии, рабочие все громче протестуют, присоединяя к выступлениям против войны неизменные социальные и политические требования. Они смешно выглядели бы в агонизирующей державе, если бы не подкреплялись забастовками и стычками с полицией, которые еще больше дезорганизуют жизнь государства – хотя куда уж больше…

Все бы ничего, и катастрофы, и поражения уже не раз бывали в кровавой европейской истории, и совершенно точно известно, что даже если половина населения погибнет от голода и лишений, то ведь вторая-то половина останется! В самом крайнем случае, кто-нибудь еще заселит пустующие земли, и жизнь дальше пойдет своим чередом. Но теперь ситуация иная. Перед глазами немецкого пролетариата – вдохновляющий пример Советской России, где рабочие и солдатские толпы погнали хозяев и приличное демократическое правительство – и ничего, живут! Уже год живут! И этого нельзя было не учитывать, хотя союзники по Антанте этого, как уже говорилось, не понимают и еще пять лет не поймут, пока не встанет заревом на полнеба «германский красный октябрь».

Итак, победоносной войны не получилось. Дела на фронте все хуже, а выступления рабочих идут по нарастающей. Уже в 1917 году общее количество участников стачек в Германии достигло 1, 5 млн человек. Экономические требования перемешивались с политическими: рабочие требовали улучшения снабжения хлебом и углем, мира без аннексий и контрибуций и создания Советов по русскому образцу – всего понемножку. Но прежде всего – мира. В начале 1918 года, когда населению показалось, что процесс мирных переговоров с Россией идет слишком медленно, то, чтобы подстегнуть его, 28 января разразилась колоссальная политическая стачка. Она охватила все крупные промышленные центры Германии, и участвовало в ней около 2 миллионов человек.

Впрочем, стачки стачками, а революционность немецких товарищей переоценивать не стоит. В отличие от русского с его анархическим менталитетом, германцы – народ, уважающий порядок, и неудивительно, что большинство революционно настроенных немецких рабочих находились под влиянием социал-демократической партии, которая была весьма «умеренной и аккуратной». Она оказалась слишком умеренной даже для таких отнюдь не радикальных товарищей, как Каутский и Гаазе, которые в апреле 1917 года откололись от СДПГ и создали свою собственную партию, получившую название Независимой социал-демократической партии Германии. В социал-демократии они занимали позицию «левее правых, но правее левых». А левыми, немецким аналогом большевиков, был появившийся в январе 1916 года «Союз Спартака» во главе с Карлом Либкнехтом и Розой Люксембург. В начале октября 1918 года спартаковцы, ощутив нарастающее в обществе недовольство, провозгласили курс на революцию. К счастью для Запада, они были относительно маленькой группой, пользовавшейся небольшим, по сравнению с социал-демократами, влиянием в массах – несмотря на всемерную помощь из Советской России. Впрочем, Германия держала курс на революцию и без спартаковских призывов.

…Тем временем кризис в верхах продолжал нарастать. Ясно было, что война проиграна, причем проиграна позорно. Однако немцам было уже все равно – им нужен был мир, мир любой ценой! И 5 октября 1918 года пришедшее к власти правительство принца Макса Баденского попросило страны Антанты о перемирии. 11 ноября 1918 года в Компьенском лесу перемирие было подписано. Фактически Первая мировая война завершилась. Теперь оставалось завершить ее де-юре, то есть ограбить побежденных и закрепить результаты мирным договором.

Дележка пирога началась 18 января в Париже, на мирной конференции. Формально в ней участвовало 27 государств, но на самом деле все решали представители США, Англии, Франции и Японии. Представителей России, одной из основных участниц войны, на конференцию попросту не пригласили, по причине сепаратного мира. То, что три года она честно выполняла союзнические обязательства в ненужной ей войне, никого не интересовало.

Борьба интересов была нешуточной, и вокруг предполагаемого мирного договора разгорелся крупный торг. Самые жесткие требования выдвинула Франция, старинный соперник Германии на европейском континенте: побежденные должны полностью возместить победителям ущерб, нанесенный войной. В этом случае сумма репараций составила бы 800 миллиардов золотых марок, из которых Франция должна была получить больше половины. Кроме собственно денег и утраченных в 1871 году Эльзаса с Лотарингией, французы требовали Саарский угольный бассейн и еще кое-что, по мелочам. То, что эти условия означали полное разорение Германии, их более чем устраивало, они того и хотели, они добивались для себя гегемонии в Европе. Однако могучая Франция без соперников не устраивала Англию и США, которые хотели сохранить хотя бы относительно сильную Германию как противовес, с одной стороны, Франции, а с другой – России. В общем, торг шел отчаянный, не интересовало участников лишь мнение самих немцев. Горе побежденному!

28 июня в Зеркальном зале Большого Версальского дворца был подписан мирный договор. Германия лишилась всех заморских колоний и потеряла около восьмой части собственной территории. Франция вернула себе постоянно переходящие из рук в руки Эльзас и Лотарингию. Саарская область была объявлена территорией под управлением Лиги Наций, но то, чего Франция так упорно добивалась – угольные копи, – она получила. Небольшие кусочки территории отошли Бельгии, Дании и Чехословакии. Независимость и часть спорных земель получила только что появившаяся на карте Европы Польша, хотя и меньше, чем ей бы хотелось – впрочем, поляков, как известно, удовлетворить невозможно. Данциг был объявлен «вольным городом», Мемель (Клайпеда) отошел Литве. Левый берег Рейна, где немецкая территория граничила с Францией, Бельгией и Голландией, а также полоса шириной в 50 километров на правом берегу, были объявлены демилитаризованной зоной, где запрещалось строить военные сооружения и держать войска. Также должны были быть уничтожены все укрепления на германских границах. Сумма репараций к тому времени еще не была установлена, однако никто не сомневался, что она будет большой. Германия должна быть поставлена на колени не только политически, но и экономически, чтобы мысль о реванше даже и не возникала.