Люди Кода - Амнуэль Павел (Песах) Рафаэлович. Страница 44

Президент Соединенных Штатов перечислял названия военных баз, полностью готовых к отражению любой атаки, и Мессия понял вдруг, что никакое знание не поможет принять решение, ибо оно задано Кодом.

Детерминированность. Судьба. Рок. Какая разница?

Мессия мягко надавил на глазные яблоки, будто прервав этим движением демонстрацию сюрреалистического, но совершенно документального, фильма. Выпрямился. Вздохнул. Протянул руку к экранам.

— Господа, — сказал он, и президент США замолк на полуслове. — Через полчаса я выступлю по всем государственным телевизионным каналам с обращением к миру. Мне нужно пять минут. Надеюсь, что получаса хватит, чтобы подготовиться. Я буду говорить отсюда.

Встал. Потянулся — совершенно непроизвольно. И вышел.

Он сам не ожидал от себя такой уверенности. Супермен. Видела бы Дина. Мессия. Посланец Бога. Самозванец. Страха в нем было больше, чем в прежнем Илье Кремере. Какое это сейчас имело значение? Он читал как-то, что трус способен бояться лишь тогда, когда существует выбор. А если выбора нет, трус поступает, как предписывают обстоятельства, и кому-то может померещиться, что он совершает подвиг.

Илью Давидовича не интересовало, что думают президенты, папа Римский и даже Любавический ребе.

Он просто боялся это знать.

Миром правит тот, кто владеет информацией. Сегодня эта фраза может показаться многим непонятной. Как можно править тем, что тебе не принадлежит? И как можно владеть информацией, если она принадлежит всем?

Однако не нужно быть историком, чтобы понять очень простую вещь — во время Исхода, когда Код только-только начинал действовать, а тем более до явления Мессии, информация, знание были сущностями объективными, но недоступными большинству. Причин было множество, в том числе несовершенство человеческого организма. Кроме того — несовершенство, а точнее — не всеобщая, скажем так, доступность глобального компьютерного банка данных.

Можно скрыть свои мысли, свое мнение, свои тайные желания — нечто такое, что является плодом собственных размышлений, — да и то лишь до тех пор, пока мысль не обращена в слово, телепатему или любую иную структуру, излучаемую мозгом. И невозможно, даже по общим физическим законам, удержать в некоем ограниченном объеме информацию о реально произошедшем событии, явлении, о произнесенном слове, наконец. Закон роста информации (негэнтропии) в разомкнутых системах, каковой является Вселенная, — всеобщий закон природы, во времена Мессии таковым почитался закон сохранения энергии. Кстати, даже без модификации его Лавзоном, что сейчас тоже многим кажется нелепым.

Все это я говорю для того, чтобы события того дня — дня Воззвания — стали понятны не только информативно, но эмоционально. В конце концов, именно для того я и пишу, чистая информация меня не интересует по причине, ясной из вышеизложенного: информация доступна любому, и если кто-то не знаком с подробностями событий, происходивших на Земле в месяцы Исхода, то это его собственное упущение. Мы знаем, что и почему происходило. Но многие не понимают сути.

Людей. Не событий.

Во время обсуждения моей концепции с историками (и в более широкой аудитории тоже), меня поразило, что многие — даже профессионалы — до сих пор не поняли (не поняли — зная факты), почему противостояние людей Кода и людей Пространства, неощутимое столь долгое время даже для политиков высокого ранга, проявилось неожиданно, потребовав от Мессии принятия решени о начале Исхода?

Надеюсь ответить на этот (незаданный, впрочем) вопрос.

Кстати, кто скажет мне — почему между точным знанием фактов и пониманием их сущности лежит пропасть, преодолеть которую способны немногие? И часто вовсе не те, кто владеет методами преодоления философских и иных пропастей…

Бездна, в которую падал Йосеф, не имела не только дна, не только конца, но и начала. Эта бездна была — Бог, именно таким видел Творца Моше, только не мог выразить словами, находил привычные, и получалось — огненный шар, или куст, или голос в небе.

Бездна, в которую падал Йосеф, не пугала, потому что он не мог разбиться. И еще потому, что он твердо знал — пришла к нему смерть, и теперь, покинув телесную оболочку, он воспарил к высшим сфирот, становясь все ближе к той силе, которой поклонялся.

Йосеф не был профессиональным каббалистом, хотя, конечно, знал многое. Иногда он даже спорил мысленно с автором «Книги Зоар», а бывало, ему приходили в голову сомнения и относительно некоторых высказываний в устной Торе. Когда к нему приходили люди со своими вопросами, порой наивными, часто зрелыми и действительно неразрешимыми в одиночку, Йосеф сначала отвечал так, как указывали Тора или Талмуд, или Галаха, а потом, дав собеседнику время уложить в сознании ответ, сам же принимался его интерпретировать и порой оспаривать, вызывая человека на диалог, спор, и вот тогда-то начинала ткаться бестелесная, но очень прочная ткань истины. И когда человек покидал ешиву, он уносил не просто ответ, но — решение. Свое собственное решение, а не навязанное равом пусть даже из самых лучших побуждений.

Единственное, чего не допускал Йосеф ни при каких обстоятельствах, — чтобы собеседник не пожелал думать. Верь, верь безмерно, знай, что превыше всего воля Творца, единого Бога нашего, и знай еще, что понять эту волю мы сможем только тогда, когда поймем мир, в котором живем. Ибо не словами дается она, но косвенно — через поступки людей, через природные силы, даже через силы зла, которые, будучи не менее сил добра подвержены Божественному влиянию, играют столь же необходимую роль в принятии любого решения.

Падая в бездну, а точнее — поднимаясь в ней (ощущение падения не могло обмануть; в мире духа он мог только подниматься к слиянию, ибо жил и умер в самом низшем из миров — мире косной материи), Йосеф ждал явления, оно должно было начаться яркой точкой в конце этого бесконечного туннеля, и точка должна была стать огнем пылающим, а дальше он не знал, о дальнейшем можно было только догадываться.

Вокруг себя он услышал голоса и узнал в них голос матери («Спокойно, сынок, ты уже с нами, все позади, хотя ведь ты не мучился, благодарение Создателю»), отца («Ты прожил не всю жизнь, Йосеф, но об этом после…»), дяди Натана, погибшего на Голанах во время Шестидневной войны («я расскажу тебе, как все было, ты должен знать»), и еще чьи-то голоса доносились издалека, приглушенно, будто разговаривали за стеной, а потом возникла блестящая точка, разбухла и стала белым кругом, и душа Йосефа влетела в него, и прорвала какую-то хрупкую преграду, он точно знал теперь, что никакого тела у него больше нет, он испытывал огромное облегчение, будто избавился от гирь на ногах, и еще от чего-то избавился, он сразу понял, что это были ненужные ему воспоминания и опыт душ, вошедших в него при последней реинкарнации, притаившихся в нем, не мешавших ему жить, но и пользы никакой для той, прошедшей, жизни не представлявших. Теперь они отлетели, и Йосеф испытал облегчение, потому что одна из этих душ была душой падшей женщины из Иудеи времен Второго храма.

Мир вокруг него стал ослепительно белым, Йосеф подумал, что поднялся уже в высокие сфирот, и это свет Творца, изливающийся в низшие миры, обволакивает его, протекает сквозь него, учит его чему-то, чего он не знал в той, земной, жизни. Это был свет приобщения, и Йосеф плескался в нем как младенец в ванне, не понимающий, что в глубокой воде можно захлебнуться.

Все голоса умолкли, его оставили одного со светом, и теперь Йосеф ждал, что услышит — нет, не голос, не колебания чего то, что не могло быть воздухом, а воплощенную в образы мысль Творца. Йосеф жаждал этого. Он был готов.

И получил то, что хотел.

Илья Давидович поспешил к Людмиле.

Подготовка аппаратуры началась, едва он покинул комнату совещаний. Мессия на мгновение подумал, что никто из прежних тиранов, царей или духовных лидеров не обладал такой властью, как он. И он мог бы… Мысль, конечно, была нелепой, но ведь родилась — пусть на миг, — и Мессия остановился посреди коридора, и жаркая лава потекла по спине. Власть.