Полусвет (СИ) - Эл Софья. Страница 58

Шаги раздавались ее очень далеко, но я услышала лязганье ключей.

— Тихо всем!

Лео застонал, и попытался поднять голову.

— Тише, не дергайся, — прошептала я и поползла от решетки, — не шевелись.

Нина охнула и осела на пол. Похоже последняя порция далась старушке не легко. Она была намного старше Лео. Можно было предположить, что влияние веществ на нас зависит от возраста. Но мы ничего не знали о тех, кого вынесли, накрыв простыней.

На всякий случай я еще раз посмотрела на Лео. Он не двигался, но дышал достаточно ровно.

Похоже, что с ним сегодня мы не попрощаемся.

Знакомый запах защекотал ноздри, а внутренности свело негой. Нет, это была не кровь.

По рельсам, неровной походкой, шел Мишка и нес откупоренную бутылку вина. Сомнений в том, к кому направлялся мой бывший друг не было. Он смотрел прямо мне в глаза. Ключи в его кармане бряцали, эхом дразня засидевшихся здесь не мертвых.

Я сидела не двигаясь, ухватившись на все еще бунтующий живот.

Мишка подошел к решетке ближе и, не особо церемонясь, уселся прямо напротив меня.

Я не чувствовала его кровь, но запах спиртного настойчиво разносился вокруг. Усмехнувшись, Мишка приложился к бутылке. Его заросший щетиной кадык дернулся от крупного глотка.

— Как Нина с Петькой? — вжавшись спиной в стену, спросила я.

Миша сидел очень близко к решетке. Шанс, что в его куртке были нужные ключи, был достаточно вероятным. Но и цена ошибки очень велика.

Мишка вытащил крестик поверх потертой тельняшки и, вытерев рот рукавом, причмокнул.

В нем не было злорадство. Какая-то застаревшая боль вновь плескалась в его глазах. Я замечала это в нем и раньше. Еще до трагедии. Что-то такое, что сломало его еще до того, как Самсон изуродовал его жизнь окончательно.

— С Маринкой, — сказал Мишка и вновь приложился к горлышку, а я на автомате кивнула, — звонила. Спрашивают про тебя.

— Передавай им привет, — улыбнулась я чувствуя, как внутри нарастает комок, — соскучилась я по мелким.

— Угу, — пробурчал Мишка и зажмурился, — они тоже.

Не нужно было быть экстрасенсом, чтобы почувствовать боль, исходящую от Мишки. И я как-то внезапно осознала — ему тоже было тяжело. Новая цель, новая идея. То, что заставляло его жить и двигаться дальше внезапно восстало против него.

В нем не было ненависти ко мне.

Он смотрел на меня, как на предателя. Будто это не он закинул меня в клетку, а я его. Только его была совершенно другой. В его голове, откуда нет выхода. Очень много лет я делила с ним его боль. Наши отношения вряд ли можно было назвать дружескими. Скорее, семейными.

Он чувствовал тоже самое.

— Ты вообще, — об обвел взглядом мою камеру и кивнул на пустые пакеты, — ну, ты поняла.

— Бывало и хуже, — усмехнулась я, а Мишка напрягся, — ты сам как думаешь?

— Ну да, — пробормотал он и сделал новый глоток, — черт, Кузнечик. Эта сучья жизнь…

Он не договорил. В его пьяных глазах на мгновение промелькнули слезы. Он отвернулся быстро и высморкался прямо на пол. Смачно харкнув на пол, Мишка снова повернулся ко мне.

— Он тебя вытащит, — кивнул своим мыслям Мишка, — точно тебе говорю. Ты там детей только не бросай. Маринка — это одно, а ты им почти как мать родная. Сиротами останутся, когда твой гаденыш тут все разворотит.

— Выпусти меня, — осторожно начала я и медленно двинулась к решетке, — послушай. Всегда можно все исправить. Ты видел, на что я способна, а нас здесь много. Вернешься домой, к детям. Я не обижаюсь ни на что. Кому, как не мне понять, что значит ослепнуть от своей боли. Мишка, ты же мне как брат.

— Их слишком много, — пробормотал Мишка и приложился к бутылке, — они сразу поймут. Прости, Кузнечик, но я не герой. Может они от Вагнера меня и защитят, а ты выберешься. Но так рисковать.

Шестеренки в моей голове крутились с невероятной скоростью. Я была уже почти у решетки.

— Послушай. Вагнер тебя не тронет, если я попрошу. Дай мне ключи. Я выберусь, запру тебя здесь. Освобожу всех пленных. Вместе мы выберемся. Твои даже ничего не поймут. А потом я вернусь за тобой с поддержкой. Миш, все будет хорошо, я тебе обещаю.

— Не могу я, — Мишка подскочил на ноги, отдаляясь от решетки, — понимаешь? Ты, они все, — он махнул рукой с бутылкой, обводя все вокруг, — вампиры твои. Вы все против природы. Ты против природы. Те мертвая, Кузнечик. Уже. Давно в земле должна лежать.

— Но я же не в земле, — я поднялась на ноги и вцепившись руками в решетки смотрела прямо в глаза своего друга, — Мишка, твои дети полюбили меня вот такой. Сумасшедшей, ненормальной. Тебя я вытаскивала уже такой. Ты меня другой и не знал никогда. Я не изменилась. Меня нужно лечить, понимаешь? Как и тебя. И всех здесь. Мы не опасны, если находимся под наблюдением.

Мишка молчал. Он пытался не смотреть в мою сторону, а я судорожно соображала Зацепить его за детей не получилось — он смирился с мыслью, что они приняли чудовище. Но для него существовало кое — что еще Изменившее его, разрушившее его.

Тоже самое, что и меня.

Только его война была между людьми.

Судорожно стянув вниз набежавшую вязкую слюну, я подалась вперед, лицом вжавшись в решетку.

— Вот там, посмотри, — я кивнула на клетку с Лео, — он — ветеран войны. Ты же знаешь что это — пережить войну? Пройти ее. Он прошел. Прошел и помог всем здесь сидящим обрести жизнь. А сейчас он лежит на земле потому что мы здесь не смогли найти общий язык. Разве это — естественно? Разве вот так правильно? Мишка. Он воевал за нас. За мир, — Мишка дернулся, а я вытащила руку через решетку и указала туда, где была Нина, — вот там. Тезка твоей дочери. Женщина, которая работала санитаркой на фронте, понимаешь? Она не делила никого на своих и чужих. Она пережила две войны и не одну революцию. Неужели вот так должна закончится ее жизнь? Здесь, в шахте?

Он уставился на клетку Нины. Мне было не заметно его лицо, но я видела, как посмотрела на него племенная женщина. Спокойно. С какой-то жалостью. Нина смотрела на него с таким достоинством, словно прямо сейчас ее клетка превратиться в мягкие перины и ее вынесут отсюда на руках. Она была выше всего этого и гораздо сильнее. Она ни на секунду не показала своей слабости, хоть и сидела скрючившись на полу.

— Миш, — он повернулся и зажмурился, — посмотри на меня. Я жизнь положила, пытаясь найти способ совместного существования вампиров и людей. Мой отец, моя семья. Дядя. Мы никогда и никого не хотели убивать.

— Ты сама говорила, что вампиры — чудовища, — выкрикнул Мишка, дернув рукой.

Вино, словно капли крови, выплеснулось, орошая камни.

Я с тревогой глянула туда, где висели камеры. Никаких шагов слышно не было, но я не сомневалась — скоро сюда придут. За нами наблюдали. Возможно это была его проверка. Возможно — попытка выведать у меня информацию. Но я видела Мишку насквозь. Он был искренен.

— Я была так же зла и потеряна, как и ты. Я сбилась с пути, но сейчас вижу его как никогда ясно. Мы все просто разные виды. Мы все имеем право на жизнь И нам нужно просто научиться жить в мире.

Последние слова я уже выкрикивала ему вслед. Мишка удалялся, крепко прижав ладони к ушам.

То, что все подходит к финалу, ощущается только в фильмах.

Сюжет развивается с удвоенной скоростью, все загадки начинают раскрываться а герои достигают логичной кульминации.

В жизни — ты понятия не имеешь, за каким поворотом тебя ожидает жопа еще большая, чем сейчас.

Новую дозу крови принесли нам всем часов через шесть после того, как Мишка исчез в конце тоннеля, унося с собой укоренившуюся надежду.

До него можно достучаться. Если будет время. Если он решится прийти еще раз.

Несмотря на свое состояние, Мишка дал очень важную подсказку и я ощущала чуть ли не благодарность к нему. Во первых, людей явно было больше, чем нас, раз ему было так сложно решиться. Эти люди нас боялись — два. Они посылали лишь тех, чьи лица и так были мне знакомы.