Война. Krieg. 1941—1945. Произведения русских и немецких писателей - Воробьёв Константин Дмитриевич. Страница 67

Свертываясь под шинелью калачиком, Лена закрывает глаза, и тотчас откуда-то выплывают дорога, лесистый берег, освещаемый близким светом ракет, густо-черная вода у переправы, огоньки цигарок, раненые на носилках около землянок санроты. Где-то в ночи рождается далекий свист, он давит все звуки, приближаясь и настигая. Снаряд с громом разрывается на кромке берега, косая стена воды подымается перед землянками, брызги летят Лене в лицо. «Переправу обстреливают. Но почему же раненых не перевозят?» Второй снаряд разрывается в десяти метрах от носилок, и кто-то там кричит, стонет. «Немедленно переправлять! Немедленно!» И она бежит на этот крик, слыша отвратительно воющий, низкий звук падающего снаряда…

Лена вздрагивает и резко откидывает с головы шинель. В землянке тишина, нарушаемая странным стуком. Это задремал телефонист, и трубка ударяется о стол. Телефонист с усилием подымает голову и продувает трубку.

— «Волна», «Волна», — говорит он, сонно прокашливаясь. — Я — «Дон»… Как слышишь? Поверочка… Что у вас там, черти, радио или патефон? — Он вздыхает, утомленно выпрямляя спину. — Ну как у вас… спокойно? Ракеты кидает?

Связист поправляет плавающий в плошке огонек и, зябко подышав, кладет голову на ладони.

В землянке душно, сыро и пахнет лежалой соломой. Вместе с Леной на нарах, прикрыв лицо фуражкой и не сняв ремни, спит командир батареи капитан Каштанов. На полу возле нар — Володя Серов, ординарец капитана. Свет от свечи мягко бродит по его лицу. Оно разглажено сном и кажется совсем юным. На лоб упал рыжий завиток волос, в нем запуталась былинка сена. Лена долго смотрит на его лицо и думает: «Что ему снится?» — и, улыбаясь, опять закрывает глаза.

Сквозь сон она слышит какой-то шум, чей-то короткий возглас, похожий на команду, и как будто суматошный топот ног. Лена вскакивает. Она ничего не понимает со сна. Ни капитана, ни Володи уже в землянке нет. Телефонист, сгибаясь при каждом слове, надсадно кричит в трубку:

— Ясно! Да плохо тебя слышно! Ясно! Много? Не слышу тебя!

— Что? — тревожно спрашивает Лена и привычно ищет сумку. — Началось?

— По-ошло, — бормочет с полуухмылкой телефонист, прислушиваясь. Он поглядывает на потолок землянки, который сильно трясется, и, потягиваясь всем телом, нервно зевает. — Пятые сутки контратакует, — говорит он. — Язви их душу. И не спят, поганое отродье, а? В Днепре хотят искупать!.. И всё танки пускает да бронетранспортеры… Хорошо бы, если бы в батарее четыре пушки, а то одна осталась, барановская… на плацдарме. Дела-а!..

Лена молча, торопясь, надевает шинель и выбегает из землянки. В траншее темно и холодно. С низины от Днепра дует пронизывающий влажный ветер. Он рвет и уносит звуки выстрелов. Острый запах сырости, глины, недавно смоченной дождем, наполняет окопы. Впереди, в вязких потемках, относимая ветром, взвивается белая точка немецкой ракеты и, упав возле самых окопов, горит, шипя, на земле ослепляющим костром. Где-то впереди тонко шьют автоматы! Взвизгивая, над окопами мелькают, обгоняя друг друга, трассы; разрывные пули глухо тюкают в бруствер, то там, то тут брызжут синими огоньками. И Лена, пригибаясь, отталкиваясь руками от стен траншеи, бежит вперед на бугор.

Впереди, на высоте, длинными очередями, содрогаясь, режет пулемет. При вспышках в красном огне лихорадочно мелькает край чьего-то лица.

Кто-то с руганью пробегает мимо, задев Лену автоматом за плечо.

— Баранов! Старший сержант Баранов!

При свете ракеты Лена видит ординарца капитана Володю Серова. Он оглядывается.

— Лена? — Он крепко сжимает ее локоть и едва переводит дыхание. — Лена? Ты?

— Атака? — стараясь говорить спокойно, спрашивает Лена. — Опять?

— Да, в атаку пошли! Совсем осатанели! — разгоряченно говорит он. — Черт возьми, связь с орудием перебили! Баранов! — кричит он в темноту. — Баранов!.. Быстро ко мне!

Неожиданно сверху кто-то прыгает в окоп. Это командир орудия Баранов. Он прерывисто дышит — вероятно, бежал. От него удушающе пахнет табаком.

— Ну, ну? — резко спрашивает он. — Темень, леший нему сломит! Не разберешь ни хрена! Ну?

— Четыре снаряда! — кричит Володя. — Транспортеры видел? По лощине обходят! Долбани!

В вспышках ракет появляется и пропадает широкоскулое лицо Баранова. Оно точно отвердело.

— Всё? — Баранов, тяжело перекидывая огромное тело, выскакивает на бруствер. Он стоит некоторое время, озираясь. — Обходят фрицы, что ли? — говорит он и медленно усмехается. — Ракет не жалеют!

Красные огоньки пуль струей мелькают перед темной головой Баранова.

— Пригнитесь! — кричит Лена сердито. — Что вы стоите?

— А, Лена! И ты тут? — говорит Баранов, только сейчас заметив ее.

И, не дожидаясь ответа, поворачивается, шагает в темноту. Лене хочется крикнуть ему, чтобы он лег и пополз, но за бруствером его уже не видно, и она говорит возмущенно:

— Не понимаю, зачем рисковать? Можно и пригнуться. Ты тоже так ходишь — во весь рост? Это не геройство, а…

Володя что-то отвечает, смеясь, — не слышно: все тонет в разрывах. Они бегут по траншее. На НП Лену ослепляют беспорядочные вспышки, в уши бьет автоматная трескотня. Сухое, почти неподвижное лицо капитана Каштанова дрожит в красных всплесках. Володя с размаху бросается грудью на бруствер, выкрикивает:

— Порядок, товарищ капитан! Ваше приказание выполнено!

И Лена видит, как трясется его плечо от длинных очередей.

Слева из темноты вылетает рвущийся сноп пламени. Все оборачиваются. В огневых взлетах появляются и исчезают вздрагивающее орудие на высоте, а в лощине — черные тела бронетранспортеров и вставшие по скатам высоты силуэты — немцы.

— Это Баранов, товарищ капитан! — кричит Володя возбужденно. — Баранов прикурить дает!

Внезапно становится тихо. Только далеко, на правом фланге, без передышки трещат автоматы, торопливо взлетают ракеты.

Все молчат, прислушиваясь. Из низины доносятся голоса немцев. Они, по-видимому, окапываются за высотой.

— Замолчали, — негромко говорит Володя. — Пять дисков как ветром сдуло… Еще приготовим, пожалуйста, только спасибо не говорите! — И он вываливает из противогазной сумки в шапку автоматные патроны, готовясь набивать диски.

Капитан Каштанов оглядывает всех на НП, говорит замедленно: «Та-ак» — и, наклонившись ко дну окопа, прикрываясь шинелью, сосредоточенно чиркает зажигалкой. Огонь выхватывает черные, тесно сдвинутые брови. Володя с жадностью прикуривает:

— Эх, закурить, шоб дома не журились! — И рукавом шинели вытирает с лица пороховую гарь.

Лена подходит к Володе сзади, тихо говорит:

— Устал, товарищ ординарец? — И в голосе ее звучит ласковая усмешка.

Володя одной рукой обнимает ее.

— Ну-ка поближе сюда, санинструктор! — говорит он и крепко прижимает ее к себе.

Лена строго:

— Товарищ старший сержант! — И испуганным шепотом: — Тише, капитан же рядом… Ты совсем уж… Володька!..

Володя весь разгорячен — ворот расстегнут, руки теплые, и Лене кажется, что в потемках у него светятся от недавнего возбуждения глаза.

— Ну как самочувствие? — еле слышно спрашивает Лена.

— Да ничего, Ленка, — шепотом отвечает он, прикасаясь горячей щекой к прохладным Лениным волосам. — Вот по тебе соскучился, целый день тебя не было… А ты как?

Она отстраняется от него, упираясь руками ему в грудь.

— Осторожней, Володька, капитан же.

— Да он не смотрит!.. У тебя руки холодные — боишься, что ли?

— Не думаю даже…

— Врешь, Ленка, — шепчет он, притягивая ее к себе.

— Ну, немножко, — соглашается она.

— За кого?

— Да за тебя же.

— Это ты оставь, Ленка. — Он сразу становится серьезным. — За меня нечего бояться.

— И оставлять нечего. Тоже ходишь, как Баранов, не пригибаясь…

Оба не видят, что капитан Каштанов сидит на дне окопа, курит и чуть усмехается, слыша рядом с собой шепот.

В ту же минуту возле траншеи разрывают воздух пулеметные очереди, пули щелкают по брустверу. Тотчас откуда-то из лощины тугим звоном ударяют немецкие минометы. Мины с чавкающим звуком, с визгом осколков рвутся над головой, сыплется земля, стучит по плащ-палаткам.