Дворянская семья. Культура общения. Русское столичное дворянство первой половины XIX века - Шокарева Алина Сергеевна. Страница 11

Чтобы обратить внимание потенциальных женихов на дочь и ее приданое, устраивали бал в день ее рождения или именин. Так, в романе А. Ф. Вельтмана на свой день рождения девушка на выданье Саломея Петровна «осыпалась подарками и желаниями; украшала собой великолепный обед, была царицей этикетного бала, с присутствием полиции для порядка приезда и разъезда» [130].

Честь девушки берегли как святыню. Даже дома при разговорах, касающихся отношений мужчины и женщины, молодую девицу просили удалиться из комнаты, а в обществе такие речи при ней и вовсе были непозволительны. Любой пущенный слух мог лишить ее возможности не только выйти замуж, но и появляться в высшем свете. А. В. Мещерский рассказывает о таком случае: с наступлением поста девицы семейства Я. стали ходить в церковь в свой приход, а за ними туда стали ходить и все их поклонники. Один из таких поклонников – граф Д. А. Толстой – попросил своего друга, искусного рисовальщика, тайком в церкви сделать карандашом портреты дочерей семьи Я. Но один соперник все заметил и донес маменьке: будто все видели, как в церкви граф Толстой публично снимал портреты с ее дочек, – и Толстому тут же отказали от дома, боясь распространения слухов [131]. В романе «Сосед» В. А. Вонлярлярский наглядно показывает, что девушка, назначающая ночные свидания молодым людям, очень и очень компрометирует себя, когда об этом становится известно в обществе. От бесчестия она может избавиться только с помощью скорого замужества [132]. Более того, по сюжету этого романа молодую девушку сперва искусно оклеветали, обвинив в распутстве, потом много шума наделала ее неудачная помолвка со лжебароном, а затем (в тот же день) – с каким-то проходимцем. Вследствие этого отец ее потерял расположение всех знакомых и покровительство родственников, прекратились все сношения их семьи с петербургским обществом [133].

Не только назначать свидания, но и дарить незамужним девушкам дорогие подарки считалось предосудительным. Пылким поклонникам приходилось идти на разные хитрости. В начале века распространилась мода на такое занятие как «le parfilage de l'or»: светские дамы дома или на званых вечерах распускали золотое шитье поношенных мундиров, отделяя чистое золото от шелка; затем это золото обменивали в магазинах на какой-либо товар. Мужчины, ухаживавшие за дамами, пользовались этой модой, чтобы преподнести дорогой подарок (например, воротнички стоимостью несколько сотен рублей); честь девушки от этого не страдала [134].

Родители, как правило, не принимали во внимание мнение детей по поводу их дальнейшей судьбы. Как пишет Е. А. Сабанеева: «их личные склонности не согласовались с планами родителей, однако их это не раздражало – таков был дух, таковы были нравы той эпохи [1820-е]. Очень может быть, что каждая молодая девица имела свою сердечную тайну, которую берегла в душе и надеялась… а дальше судьба рассудит, и Бог определит» [135].

Вот еще одна типичная сцена, описанная М. Ф. Каменской (в девичестве Толстой): рассказ о том, как Иван Петрович Мартос выдал свою младшую пятнадцатилетнюю дочь Катерину за умного, богатого пятидесятилетнего архитектора Василия Алексеевича Глинку:

«В один прекрасный день Мартос, надев парик, академический мундир и все регалии, ожидал Глинку. Когда тот приехал, в гостиную была позвана дочь, и отец торжественно сказал ей:

– Катенька! Вот почтеннейший Василий Алексеевич делает нам честь просить твоей руки. Я и маменька за это ему очень благодарны и даем ему наше согласие. Теперь дело только за тобой, скажи: согласна ты, или нет?

Старик, вопросительно глядя на дочь, ждал ответа. Жених, в сильном волнении, готовился услышать решение своей участи.

Катенька, вся покраснев до ушей, упорно молчала.

– Молчание – знак согласия! Человек! Шампанского! – громко и радостно крикнул радостный отец» [136]. В данном случае отец сам приискал жениха и сладил дело.

Несколько лет спустя барон Петр Карлович Клодт сватался за вдову Катеньку Глинку, но мать ее, Авдотья Афанасьевна решила, что он не сможет прокормить свою жену, и не дала согласия. Главным аргументом матери против этого брака стало то, что ее дочь якобы не приучена к труду и тем более не сможет жить в бедности – в отличие от ее племянницы, Ульяны Ивановны. Тогда барон стал просить руки Ульяны Ивановны, и ему тут же дали согласие. До конца дней своих они буквально боготворили друг друга, а вскоре к нему пришли слава и богатство [137].

Итак, знатный, богатый и немолодой жених мог свататься и без согласия девушки, уступавшей приказу или уговорам родителей. В таком случае у невесты оставалась возможность реализовать свой отказ в церкви [138]. Отказать родителям напрямую было сложно в силу традиций: «„Умничать, умничать смеешь ты, девчонка?“ – кричал с одной стороны Иван Михайлович. „Хочешь положить нас в гроб?“ – кричала с другой стороны Олимпиада Аверкиевна» [139] (эта сцена из «Соседа» В. А. Вонлярлярского, к сожалению, очень типична).

Родительское благословение имело столь большое влияние на брак [140], что властолюбивые матери и сыновьям подыскивали невест. Несамостоятельные молодые люди не смели им противиться (так, граф Николай Александрович Самойлов неудачно женился на богатой графине Пален только от того, что не мог перечить матери) [141].

Генеральша Рытова решила выдать замуж внучку, которую отец оставил на попечение своему брату, Федору Петровичу Толстому. К нему она и привезла внучку с женихом и уже с порога обратилась к брату: «Поздравьте, граф, жениха и невесту!» Так делать было нетактично – молодой человек не был знаком Толстому, да и другим родственникам тоже. Соблюдать здесь правила поведения было бы не только прилично, но и предусмотрительно. К сожалению, генеральша подыскала в женихи поручика гвардии Дмитрия Николаевича Никитина, который оказался карточным шулером, рядившимся в разные мундиры. После свадьбы его нашли, арестовали и разжаловали в солдаты [142].

В большинстве случаев родители больше внимания уделяли тому, каковы состояние, связи и чин жениха, а уж потом смотрели на его душевные качества. По выражению одного из героев В. А. Вонлярлярского (отца молодой девушки): «как бы ни пристроить дочку, а лишь бы пристроить», и, по замечанию автора, «думают так, к несчастью, многие, очень многие отцы семейств» [143].

Однако встречались и семьи, где девушке позволяли самой решать, выходить ли замуж за того, кто к ней сватается. В таком случае избраннице приходилось лично взвешивать все «за» и «против». Подруга Александры Андреевны Протасовой (в замужестве Воейковой) писала ей, что некто Мерлини просит ее руки и родственники предоставили ей самой решать свою судьбу. Девушка все никак не могла этого сделать: рассматривая кандидатуру со всех сторон, она обращала внимание и на внешность, и на вероисповедание, и на состояние, и на род службы, но прежде всего пыталась расслышать голос сердца, который не говорил ни «да», ни «нет». «Как все чувственные и слабые человеческие существа, как мы можем знать: как найти счастье, где не прогадать, как поступить хладнокровно, не колеблясь бесконечно и по всякому поводу», – сетовала она [144].