Смертельная верность - Ефремова Татьяна Ивановна. Страница 42

Ольга вытерла ладонью недавние слезы и засмеялась вместе с дочкой. Счастливо и беззаботно.

Димыч завел меня в соседний пустой кабинет и ткнул рукой на свободный стул.

— Посиди тут пока. Сейчас время дорого — не до тебя. Вот, книжку почитай.

Он сдернул с полки толстенный том и брякнул его на стол передо мной.

— Я тебя потом позову, — пообещал он уже в дверях.

Хорошенькое дело! Они, значит, Сиротина допрашивать будут, а я посиди? Как будто это не с моей подачи они обо всем догадались. Нет, пора. Пора обидеться на Захарова по-настоящему.

Я взглянула на предложенную книжку. «Уголовно-процессуальный кодекс с комментариями». Чего еще можно было ожидать от ментов?

Какое-то время я добросовестно перелистывала страницы. Комментарии, надо сказать, попадались очень даже ничего. Гораздо живее основного текста. С примерами. Но все равно, читать это было невозможно. А просто так сидеть скучно. И уйти нельзя. Если я уйду сейчас, потом не удастся ничего из Димыча вытащить, ни словечка. А по горячим следам может и расколется.

Придется поскучать немного.

Прошло уже часа два с тех пор, как взяли в аэропорту Сиротина. Никто за мной не приходил. Уголовно-процессуальный кодекс я добросовестно пролистала от корки до корки. Даже узнала много нового, правда, мало что запомнила.

Я уже решила самовольно прервать свое заточение и пойти к Димычу в кабинет, когда дверь, наконец, открылась.

Толик заглянул и, увидев меня, обрадовался:

— Ты здесь? Вот и хорошо, вам не скучно будет.

Он вышел, уступая кому-то дорогу, и я крикнула вслед с отчаянием:

— А долго мне еще здесь сидеть?

— Нет, уже скоро, — успокоил меня Толик из коридора. — Мы уже заканчиваем.

В следующий момент я забыла и о Толике, и о собственном неудобстве.

В кабинет зашел Коля Рыбкин. Живой и здоровый. В сопровождении Райса.

Райс обвел помещение неторопливым взглядом и улегся возле двери, перекрыв вход и выход.

— Здрасьте! — Коля широко улыбнулся и присел на стул напротив. — А я вас помню. Вы на площадку приходили с капитаном Захаровым. Только я не запомнил, как вас зовут, извините. И звание тоже.

— Нет у меня звания. Я вообще не из милиции. Я так, сама по себе.

— А на площадку зачем приходили?

— Просто интересно. К тому же, мы с подругой были на тех соревнованиях, когда Кузнецова убили.

— Да… — Коля помрачнел и украдкой взглянул на Райса.

Тот лежал спокойно, положив голову на лапы, и снизу вверх наблюдал за нами.

— Неприятная история, конечно. А вы не знаете, убийцу поймали?

— Кажется да.

— Это хорошо, — улыбнулся Рыбкин и снова посмотрел на собаку.

Мне вообще показалось, что он относится к Райсу как к полноправному собеседнику. Беспокоится, что какие-то слова могут тому не понравиться или расстроить. Я улыбнулась этой мысли, и Коля, догадавшись, поспешил объяснить:

— Он все понимает. Тема эта для него слишком болезненная, поэтому я стараюсь не напоминать.

— А вы его не слишком «очеловечиваете»? Говорят, что нельзя относиться к собакам, как к людям.

— А к кому же тогда так относиться? Люди часто не достойны хорошего к себе отношения. А собаки гораздо лучше людей. Честное слово. А вы любите собак?

— Люблю, — кивнула я, твердо уверенная в ответе.

Еще месяц назад я бы, пожалуй, посомневалась, прежде чем отвечать на этот вопрос. А теперь точно знала — люблю. И с Колей согласна. Собаки гораздо больше людей заслуживают хорошего к себе отношения.

— А у меня подруга щенка завела. Немецкую овчарку, — похвасталась я зачем-то.

— Правильно. Собака в доме — это очень хорошо. А у вас есть собака?

Я помотала головой и впервые в жизни по-настоящему огорчилась, что у меня нет собаки. Зря я тогда не согласилась с Ларкой.

— Коля, а где вы были? — вспомнила я вдруг. — Вас уже чуть в розыск не объявили.

— Мы на соревнования ездили в Зеленогорск. Я же не знал, что уезжать нельзя. А там как раз «Русский ринг». Вот мы и рванули с Райсом.

— Значит, он уже к вам привык? Раз в соревнованиях согласился участвовать.

— Он еще не совсем привык, — замялся Коля. — Это же все не сразу. Собака — не механизм, который просто на другой режим переключил, и все. Собака живая, она все помнит и чувствует. Мы с ним договорились пока вместе пожить. Совсем хозяином он меня пока не признал, но пожить вместе согласился.

— А соревнования-то как же? — не унималась я. — Как вы его уговорили?

— А чего его уговаривать? Он ведь настоящий спортсмен. Борец по натуре. Для него очень важно быть первым.

— И как выступили? Первое место ваше?

— Второе, — радостно сообщил Коля и полез в рюкзачок, который пристроил на соседнем стуле. — Вот, смотрите!

Он извлек на свет божий и бережно протянул мне диплом, отпечатанный на плотном листе бумаги. Потом достал из кармана медаль, размером в пол-ладони, на красной ленточке.

Он с такой гордостью болтал этой медалью, словно сам заработал ее ценой невероятных усилий.

Лучики вечернего солнца плясали на медальных боках.

— Второе место для нас очень хорошо. Мы же не тренировались совсем. Да еще и в гостях были. А у них, в Зеленогорске, свой чемпион есть. Мы, можно сказать, на чужом поле играли. Так что, второе место — это очень хороший результат. Райс — гениальная собака.

Гениальная собака Райс, словно застеснявшись, прикрыл морду лапой и посматривал из-под нее хитрым глазом.

— А вас тут потеряли совсем. Вы почему не сказали никому про соревнования?

— Да понимаете, не хотелось говорить заранее. Вдруг бы выступили плохо. Райс ведь не в форме сейчас. Зачем давать лишний повод позлорадствовать?

— Думаете, стали бы злорадствовать?

— Конечно! Завистники всегда найдутся. Поэтому мы и не стали никому говорить. Я же не знал, что нельзя уезжать.

В дверь снова заглянул Толик и позвал Колю с собой.

Мы попрощались очень тепло, как старые знакомые. Я даже погладила Райса по голове, чего никогда не сделала бы раньше. Я ведь даже Гектора гладить опасалась. А тут вдруг осмелела неожиданно для себя самой.

Помаявшись еще немного в одиночестве, я решила больше не ждать. Черт с ними, не хотят ничего рассказывать, и не надо. Обойдусь.

Я прикрыла за собой дверь поплотнее, хотя красть в кабинете было нечего. Если только кто-то позарится на «Уголовно-процессуальный кодекс», в чем я лично сильно сомневаюсь.

Димыч курил на лестнице. Увидев меня, он ничуть не удивился.

— Ну что, позвонили москвичам?

— Нет. Не сдал он Ольгу. На себя все берет. Мол, давние счеты с покойным были и глубокая личная неприязнь.

— И что теперь?

— Ну а что теперь? — Димыч выпускал дым кольцами и смотрел задумчиво. — Теперь она в Америку, а он на зону. Рыцарь хренов. Жестокая это штука — любовь.

Теплый осенний вечер опустился на город. Даже странно, в конце октября, и так тепло. Словно осень решила остаться в нашей памяти только приятными воспоминаниями.

Луч заходящего солнца скользнул по щеке уютным, домашним поцелуем.

Я спустилась с крыльца, обогнула припаркованный УАЗик и пошла, не огладываясь.

Буду просто идти, просто смотреть по сторонам. И не буду ни думать, ни вспоминать ни о чем.

Иначе жизнь кажется невыносимой тоскливой глупостью.

Эпилог

Елка, занесенная с балкона, пахла, казалось, на весь дом. Даже в подъезде ощущался смолистый аромат.

А может, это потому, что в каждой квартире сегодня были елки?

Я поправила гирлянду, отошла подальше и полюбовалась на дело рук своих. Вроде ровно. Можно подпускать ребенка.

Он уже ерзал от нетерпения на диване, рвался скорее наряжать елку.

— Только очень аккуратно, — напомнила я в десятый, наверно, раз. — Крупные игрушки вешай поближе к стволу, а те, что поменьше, на кончики веток.

Сын согласно закивал и потащил коробку с игрушками поближе к елке.