Новая жизнь 8 (СИ) - Хонихоев Виталий. Страница 39

Глава 19

— А потом Косум-сама каак даст ему! Прямо между ног! Он и скуксился, упал и жалобно так заскулил, а Косум-сама ему и говорит — будешь знать как девчонок моих обижать! Даже Нана выскочила, посмотреть, что происходит, показалось ей что щенок потерялся… — тараторит Киоко, прижимаясь к моей руке и захватив ее в плен двумя своими. Мы идем в павильон, где накрыт ужин для нашего кластера — пять отдельных домиков с купальней и своим садом, с беседкой и павильончиком. Конечно, у господ в люксовых гостевых домиках есть своя кухня с официантами и поварами, им еду приносят, а нам надо топать к павильончику. Но жаловаться не на что, наоборот, после горячей ванны о-фуро прогуляться по воздуху теплым летним вечером — самое то. Слева не унимается трещотка Киоко, которая прижимается к моей руке всеми своими выпуклостями, тепло ее тело ощущается даже сквозь хлопчатобумажное кимоно, справа от меня бредет задумчивый Хироши, где-то позади топают «школьнички» Аримару.

Дорожка выложена крупными камнями, по обе стороны — зеленая трава, какие-то камни причудливой формы, установленные как статуи — вертикально. Периодически включаются разбрызгиватели и над лужайками встают блестящие параболы из капелек воды, сверкающие радугой в свете фонарей.

— Мы можем после ужина сходить — продолжает тараторить Киоко: — тут же купальни общие, а вы все равно все у меня уже видели! Да я и не стесняюсь, потому что вы же говорили, что красота должна принадлежать народу, так Ренин-дзидзи говорил. Что с глазом? А это на меня Айка-тян с кулаками, мол я у нее Рена увела, да сдался мне ее Рен! Он же конопатый и у него щербинка в зубах, вот тут! И… писюн у него маленький! Сама Айка и говорила, вы не подумайте, я его писюн в глаза не видела… как будто у него там глаза есть… наверное страшно было бы. Писюн с глазами… это же мутация получается! И все равно — даже если ее ненаглядный Рен мутантом был — не нужен он мне вовсе! Цветы дарить начал, глупости по телефону писать, даже фотку прислал… нету там у него глаз. А я Айку люблю! А она меня кулаком! У меня синяк же мог выскочить! А я работаю, у меня сто пятьдесят тысяч платных подписчиков! Я синяк замазала, а Гуро-сан и Меланья-сан мне в чате и пишут, что с синяком даже лучше! У них пунктик на семейное насилие, оказывается! А я что… смыла косметику и Айку позвала, а та и рада — давай меня за волосы тягать в прямом эфире и шалавой называть… больно конечно, но подписчиков в два раза больше за вечер стало. А с Реном Айка рассталась, не нужен он ей больше, дурак такой. Вот откуда синяк. Мне Косум-сама говорит — научись мол сдачи давать и прекрати парней у девушек отбивать! А я и не отбивала! У меня намерения нет! Я вообще асексуальна, вот, не получаю удовольствия, мне общение необходимо, социальная депривация у меня, вот! А я видела, как вы парней учили, может меня научите? Я вот так — кия! — она машет ногой перед собой: — умею уже! Научите же?

— Конечно — киваю я. Мозг уже давно перестал следить за извилистым повествованием Киоко и отключился полностью, оставив функцию «автопилот», «отслеживать спинным мозгом мягкую упругость в правом боку, которой Киоко в меня упирается», а еще «улыбаемся и машем». Так у меня в семье обычно диалоги мамы и папы происходят — мама говорит, а папа кивает и соглашается. Да, дорогая. Конечно дорогая. Да, мы пригласим их в эту пятницу и давай покрасим гостиную в этот цвет… что⁈

— Так что мы теперь с Айкой работаем вместе! Она правда мне сказала, чтобы я к ней лапы не тянула, а я не лесбиянка! Мне просто любопытно! Ну… было пару раз с девочками, но это же Айка! Она в школьном ансамбле играла на бас-гитаре! Представляете? На бас-гитаре! Ну, то есть, ладно на барабанах там или на синтезаторе как Мэдисон, но она на басах! Как будто хэви металл, в кожаной куртке с шипами на плечах и в колготках черных, сеточкой. У нее еще черные трусики со стразами есть, для выступлений, я у нее просто спросила — а тебе попу не режут, не давят, а она опять меня подушкой! По голове! Косум-сама говорит, чтобы меня перестали по голове бить, она говорит, что у меня и так в голове тараканов не хватает, а меня туда подушкой! Интересно, а как это — не хватает тараканов? — задается вопросом Киоко: — то есть мало? У меня — много!

— Долго еще идти? — задает вопрос измученный Хироши: — я от голода сейчас помру… а еще и тебя слушать.

— Нет. Недолго. Мы уже пришли. Я просто по круговой дороге пошла, чтобы поговорить… а павильон — он вон там — указывает рукой Киоко.

— Что же ты сразу… — Хироши отодвигает Киоко в сторону и направляется прямо к павильону, ломится через лужайку, что нетипично для японцев. Включившаяся система полива окатывает его с ног до головы и он вполголоса матерится.

— Он всегда такой? — спрашивает меня Киоко, глядя вслед мокрому Хироши.

— Да, дорогая — машинально отвечаю я и тут же спохватываюсь: — то есть нет. Он… ты его просто довела до ручки. Я его таким никогда не видел.

— И чем это я его довела? — задается вопросом Киоко, прикладывая палец к подбородку. Как говорил Жванецкий, женщины бывают двух типов — ужас какие дуры и прелесть какие глупенькие. Вот Киоко у нас явно ко второй категории относится… что видимо к ней всех мужиков и притягивает, недаром за моей спиной ревниво сопит Птиц…

— Я же даже мой любимый анекдот про одноглазую девушку не рассказала… — говорит она: — обычно на меня после этого начинают ругаться.

— Если ты знаешь что на тебя будут ругаться после анекдота — зачем ты его рассказываешь? — спрашиваю я.

— Он такой забавный! — отвечает мне Киоко и я вздыхаю. Делаю пометку — не спрашивать у нее про этот анекдот. У меня психика хрупкая. Я в состоянии вытерпеть приступ любопытства… мне посттравматического синдрома не надо, а Киоко, судя по всему — может такой синдром обеспечить одним своим присутствием. Потому я молчу и иду вперед, старательно игнорируя информацию о том, что в Общаге новые диваны поставили, такого оранжевого цвета и что она туда уже сок апельсиновый пролила случайно и никто ничего не заметил, оранжевое на оранжевом же! Правда потом все равно Косум ей подзатыльник прописала, потому что она сама показала, как классно, что пятна не видно! А у Айки — новый парень, но Айка его от нее прячет и даже имени не говорит, а ей любопытно! Но Айка сказала, что «волосенки повыдергивает» и дружить перестанет… и все равно не говорит кто такой! А еще две новенькие девчонки пришли, все в синяках, у них отчим — скотина такая. Сестренки, да, школьницы еще. Косум-сама их в Убежище определила, деньги платит за уборку помещений, а отчим потом с какими-то братками приходил, а Косум вышла и сказала чтобы убирались, а они как сестричку Косум увидели, так и побледнели… как давай шептаться — Охотница за Фамильными Драгоценностями, даже сжались как-то, скукожились и за дверь. А еще говорят что у сестрички теперь покровитель высокий, сам наследник всей-всей мафии Восточного побережья, такой молодой, но жуткий, говорят у него гарем есть! И сестричка Косум туда входит! Она спрашивала, но сестричка ей не отвечает, а только подзатыльники дает, а у нее и так голова болит! И синяк под глазом!

— Наконец! — не могу сдержать я возгласа облегчения, когда перешагиваю порог павильона и вижу накрытый стол и сидящих за ним людей. Здесь Томоко, Наоми, Мико… во главе стола сидит Мидори, рядом с ней — Косум, дальше — двое незнакомых девушек «школьниц» из Убежища. Надо только сесть от этой неугомонной Киоко подальше, а то мозг у меня расплавится…

— О, вот и «мальчики» — говорит Мидори: — проходите. Хироши успел раньше вас, только вот он умудрился где-то намочить свою одежду. Он пошел переодеваться.

— Садитесь давайте — добавляет Косум: — кто у вас взрослый? Аримару! К нам иди, у нас сакэ есть, а детям нельзя. Сакэ, кстати неплохой… пиво холодное, сакэ теплое, все как у людей.

— Правда⁈ — Аримару бросает торжествующий взгляд на двух своих подчиненных и расправляет плечи: — ну, я пошел. А вы — сока попейте там… чаю опять же…