Близнецы по разуму (СИ) - Кузнецова Светлана. Страница 13
— А фанги разве?..
— Строение челюстей не позволяет им питаться твердой пищей. По поводу жидкостей запретов нет.
— Только я не в курсе, как на них действует алкоголь. Вроде, вообще никак?
Кир отвечать не стал.
— Значит, пиво пить не будем, — решила Желторотик. — Мне оно надо: выглядеть дурой на фоне трезвого собутыльника?
— Резонно, — рассмеялся Кир. — Пойдем работать.
Кир не признавался самому себе, но все же ждал, что фанга кто-нибудь пристрелит. Просто машинально выхватит пистолет и нажмет на курок. В их отделе многие подвергались нападениям. Однако сослуживцы в большинстве своем отнеслись к улыбчивому кровопийце благосклонно-отрешенно, а с прочими Ки-И-ас избегал встречаться, благо, умение быть незаметным и скорость не терял даже днем.
— Я никогда не видел такого словоохотливого фанга, — признался как-то не менее словоохотливый Миша.
— Можно подумать, ты многих видел, — хмуро проворчал Кир. Он тогда ждал распечатки отчета экспертов, и ему точно было не до болтовни.
После случилось событие, которое перевернуло работу отдела чуть ли не на весь день.
Когда голова забита головоломками, отчетами и прочей в меру интеллектуальной деятельностью, мозги нет-нет, а просят отдыха. А хотя бы в виде сплетен и тупой говорильни. А здесь — такой повод: во время обеденного перерыва фанг пришел в столовую!
Затем его визиты начали повторяться регулярно, и новость слегка поблекла.
Сидел Ки-И-ас за дальним столом и пил чай, кофе, компот из сухофруктов (вернее, жидкость из-под него), или нечто непонятное кофейно-молочного цвета, которое в столовой именовали то «какао», то «кофе с молоком». К напиткам красного оттенка даже не прикасался, здраво расценив, какие ассоциации способен вызвать вишневый или томатный сок в его руке. В общем, вживался в коллектив с настойчивостью ледокола, вгрызающегося в арктические льды. И надо сказать успешно. Прошло от силы две недели, и Ки-И-ас перестал быть бельмом на глазу, притерся, примелькался, и к нему даже начали подсаживаться. В основном, барышни из отдела кадров и бухгалтерии.
— И не страшно? — спросил как-то Кир одну из них.
— Поначалу было, а потом притупилось. А твой напарничек по каким делам бродит? — оживилась та: миловидная, но мало чем примечательная блондинка. Состояние «уж замуж невтерпеж» буквально сквозившее в каждом ее движении или интонации, заставляло держаться с ней настороженно, но почему бы не переброситься парой фраз, если столкнулись случайно? — Смотри, не будет появляться на рабочем месте, не видать ему премии за квартал.
— Очень нужна фангу эта премия, — фыркнул Кир. Упоминание Арда задело, но он постарался не подать вида.
— И то правда. С их особенностями вообще можно не работать, да и на еду они не тратятся; если прижмет, всегда можно обогатиться за счет донорства, — произнесла она и мечтательно вздохнула. — Честно не понимаю, что Ки-И-ас у нас забыл.
— А ты спроси. Ответит.
— Так я и спросила, а он отговорился безопасностью прайда.
— Так ли отговорился?
— Он же любого может в бараний рог скрутить. Один — лучше группы захвата. И пришел за защитой к хилякам вроде нас? — она сморщила нос. — Врет и не краснеет. Наверняка, подыскивает себе ту, кто станет поить его кровью.
— Бред, — поморщился Кир.
— А вот и нет!
— Фанги не лгут прямо.
— Они же этот слух и распустили!
По правде говоря, Кир опешил, услышав такое, и мельком подумал, что ведь действительно ни разу не видел, что случается с солгавшими фангами.
— Ты думаешь, почему Ки-И-ас стал меня избегать? Я ж его раскусила!
Кир покопался в памяти и действительно вспомнил вроде бы совершенно неважный эпизод, когда Ки-И-ас незаметно удрал, стоило этой особе приблизиться к его столу. Вот прямо раз — и исчез. Кир не отказался бы научиться этому трюку.
— Но я, разумеется, ничего не сказала, я пока только наблюдаю. Вероятно, Ленка из кадров проболталась и вообще…
— Фанги — эмпаты.
— Что?..
Кир с трудом сдержал нервный смешок. Работать больше года поблизости от фангского отдела, обедать с кровопийцей и не нахвататься элементарных знаний?..
«Пообщаешься с такими женщинами волей-неволей станешь домостроевцем на всю голову, — посетовал он. — Поскольку пусть лучше эта тупая курица дома сидит и никуда не лезет, хоть не убьется по собственной дури. Какое все же счастье, что у меня есть Лерка, и она не такая!»
— Мысли они, конечно, не читают, но перехватить могут.
— То есть?.. — девушка поднесла пальцы ко рту в выдавшем ее с головой жесте, и стремительно покраснела. — Ой!..
— Ну, удачи тебе, хорошего дня, — посмеиваясь, промямлил Кир и поспешил ретироваться. Чисто по-мужски Ки-И-аса было жаль.
Судя по всему, бухгалтерша в своих фантазиях уже несколько раз раскладывала фанга на столах и прочих горизонтальных поверхностях. Ну или сама принимала соответствующие позы. Слухи о похотливости мужчин распускают в основном женщины, привыкшие мерить окружающих по себе.
«Бедный-бедный Ки-И-ас!» — Кир фыркнул. Настроение улучшилось, хотя ничего хорошего по сути не произошло.
Арда по-прежнему где-то носило. Вадим, допросив жертв, гопников, оказавшихся участниками банды морализаторов (то-то их речи Кира так взбесили, он терпеть не мог тварей, решивших следить за соблюдением морали и нравственности, разумеется, как сами ту нравственность понимали), хозяина и персонал кафе, не нашел никаких зацепок.
Стрелок сам вышел на мелкую бандитскую группировку морализаторов с ярким фашиствующим названием «Венец творения», как и множество подобных, прикрывающую свою деятельность якобы отстаиванием православных и общечеловеческих скреп. В свое время от тотальных чисток и отсидок морализаторов спасла регистрация в реестре политических партий. Якобы общественно-значимой полезной деятельностью они прикрывались столь же ловко, как и законом об оскорблении чувств верующих, поскольку все, как один, называли себя православными людьми, якобы даже в церкви ходили и посты соблюдали до первой пьянки.
Особенно доставалось от них тем, кто не мог за себя постоять: учителям, которые были в ответе и за рабочее, и за нерабочее время, и за свой внешний вид, и за образ жизни, и за учеников, часто уже давно выученных. В последнем скандале, организованном не менее одиозным сборищем со столь же ярким националистическим названием «Русский трезубец», когда преподавателя биологии принялись травить за то, что ее двадцати пятилетняя бывшая ученица сошлась с фангом, Кир тоже принимал участие. На стороне учительницы. Кулаками и угрозами в том числе. Как правило, правоохранители старались держаться на приличном расстоянии от общественных организаций, но остаться в стороне лично он попросту не сумел: злость на тварей, как звал их Кир совершенно не скрываясь, пересилила желание заниматься своими делами, никуда не вмешиваясь.
На него писали жалобы, пытались впихнуть статейки в СМИ. Но! Быть ветераном конфликта в нынешнее странное время стало выгодно ничуть не меньше, чем руководителем политической партии. В случае с Киром нашла коса на камень. А еще лучше в их неспокойное время оказалось дружить с хорошими людьми, разбирающимися в следящей технике. Когда одному из деятелей моралистов надоело «бодаться с силовиком», и он решил поговорить «чисто конкретно», Кир пришел на встречу, увешанный жучками, какие ни один прибор не сумел бы обнаружить, а глушилка отключить. В результате моралист переехал из коттеджа на Симферопольском шоссе в тюрьму, а его замечательный во всех смыслах монолог про «это наша епархия, и мы с нее бабло рубим» показало сразу несколько новостных каналов. Даже госдумцы очнулись и поставили вопрос о снятии депутатской неприкосновенности с нескольких представителей моралистов, по которым административные и уголовные дела не первый год плакали.
Сколько же противостояние отхватило времени и душевных сил! Однако это не значило, что подобной плесени стоило позволять разрастись. От нациков, больше воплощавших в жизнь свои мразотные идеи, нежели делающих на них бизнес, морализаторы отличались наглостью и решимостью браться за любую работенку, способствующую быстрому обогащению. Только наивные нынче не понимали, насколько выгодны скандалы. Правда, требовалось определенное понимание, как их можно монетизировать. Та же Елизавета Браун скакала по городу не ради лишь одной любви к журналистике или бредовой веры в необходимость информирования граждан.