Пообещайте мне любовь (СИ) - Тимофеева Анюта. Страница 22

Может, конечно, я просто чувствовала любовь Эмиля ко мне, как к собственному ребенку, а вовсе не как к девушке-госпоже, а теперь хочу так же купаться в искренней любви уже выбранного мною мужчины… все может быть. Кстати, Эмиль точно понятия не имеет о том, что он мое подростковое наваждение, иначе он бы с ума сошел от чувства вины и, возможно, от страха, что его заподозрят в измене. У меня даже мысль когда-то была попросить его у мамы, но… я бы сломала ему жизнь, потому что он однолюб. Так что хорошо, что не сделала глупость в свое время; а вот сейчас, наверное, можно и посмеяться над этими детскими мечтами.

Зато, благодаря его примеру, я знаю, какие мужчины мне нравятся. Конечно, Ильнар внешне — полная противоположность классическому венговскому блондину Эмилю, но что-то есть у него в характере такое, что меня привлекает, к тому же, мне кажется, он будет предан мне до смерти.

Глава 15

Эрик, чувствуя приятную усталость, положил голову Хельге на колени, надеясь, что не ведет себя слишком нагло.

Нет, все было в порядке — Хельга, довольная представлением и последующей игрой, гладила его по волосам, по лицу; а ему как раз хотелось нежности — и он был безумно благодарен своему происхождению и, прежде всего, своей матери, тому, что благодаря ее защите он мог быть у венговской госпожи на особом положении. Сколько он наблюдал горьких историй о том, как мужчина за всю жизнь не получал и крупицы той любви и ласки, которую щедро отсыпали ему, а ведь многие из этих мужчин безумно любили своих госпожей или, если им везло, своих жен, были невероятно преданы им.

Эти мысли всегда рождали у Эрика комплексы — ему казалось, что он недостаточно хорош для настоящей венговской госпожи, не соответствует образу идеального наложника или мужа. Казалось, что только вопрос времени, когда Хельга это поймет, и посмотрит на него с разочарованием — несмотря на данную ему свободу, несмотря на ее особое отношение, он ее разочарует. Поводов-то предостаточно.

«Надо было пороть, пороть и пороть» — самокритично подумал Эрик о своем воспитании, вспоминая, что мама и не наказывала его физически, как было принято у других. Могла бы сломать его, как положено, чтобы он о глупостях не задумывался, и разрешение женщины хотя бы только дотронуться до нее воспринимал как величайшее счастье.

Нет же, родители(невероятно для венговского мальчика, но отец тоже жив, и принимал участие в его воспитании, и полное право голоса имел) пошли по самому трудному для него пути — дали свободу выбора. Они, он совершенно в этом уверен, и на Землю бы могли его отправить, и обеспечить там всем необходимым. Но на другую планету он сам не хотел — страшно, скучно и тоскливо без семьи; не авантюрист он — это он мог совершенно точно признать. А от добра добра не ищут — не хочет он совершенно покидать свою родную планету. И он хочет, чтобы у него была госпожа, но на его условиях — та, которую он выбрал, та, которая позволит ему быть таким же свободным, как в родном доме. Смешно самому от таких мечтаний — мало ему того, что есть, надо еще потребовать от каких-то высших сил самого лучшего и из земного, и из венговского.

«Пороть, пороть, и еще раз пороть, — снова подумал он, уже почти засыпая. — Вон, в школе был рад, когда задания выполнял, когда наказаний избегал. А сейчас слишком много думаешь и много хочешь.»

* * *

По дороге из гостиницы домой Хельга завезла Эрика в магазин мужской одежды, как оказалось, инопланетного покроя. Проигнорировав девушку-консультанта, она сама выбрала темно-серый, классического инопланетного покроя, костюм, причем не подделку или копию, а достаточно известную недешевую марку.

Вышедшим из примерочной Эриком она откровенно залюбовалась: вылитый инопланетник, но красивее, утонченнее, и желаннее любого из них. Стройная широкоплечая фигура, облитая тканью дорогого костюма — Хельга достаточно времени провела вне Венги, и умела ценить непривычное для ее соотечественниц облачение инопланетных мужчин; темные волнистые волосы идеальной длины — такая прическа могла бы подойти и эксцентричному землянину, веселые глаза и почтительное поведение.

«Я буду воспринимать его как инопланетника, который решил погостить у нас. Вообще-то, это здорово — я получаю разрешенную экзотику, ради которой не надо платить бешеные деньги и нарушать закон, и я им еще не наигралась — похоже, что он вообще мне не надоест. После него все наложники, даже более красивые, кажутся какими-то пресными. Индивидуальности в них нет, смелости — тем более. Главное — не избаловать парня, ведь он даже сам просит меня показывать ему границы. Я перестану себя уважать, если буду позволять ему все больше и больше, а однажды сорвусь, потому что именно эта его свобода меня чем-то разозлит. И самое плохое, что тогда за его здоровье никто не поручится, и это будет ужасно по всем статьям. Значит — контроль, контроль, и еще раз контроль, чтобы ничего подобного не допустить.»

* * *

Не одна Хельга оценила симпатичного инопланетника в дорогой одежде — продавец тоже бросала на него больше взглядов, чем требовалось, чтобы только оценить свой товар. Девушка-«Барби», как ее бы назвали на той же Земле — молоденькая, фигуристая блондинка с длинными завитыми локонами, даже одета в розовое платье, подчеркивающее стройные загорелые ноги — она раздражала Хельгу неимоверно. Понятно было, что мозгов у девочки не так и много, но она моложе, она красива и для Венги, и для Земли, и она бросает любопытно- зазывающие взгляды на собственность Хельги; а эта собственность не отвечает на ее взгляды открыто, но кажется довольной реакцией девушки.

Вот такие девицы, с пустой головой, но молоденькие, хорошенькие, не озабоченные никакими проблемами, с большими наивными глазами, раздражали ее на Земле. Да, иногда она даже ревновала их к понравившимся мужчинам, которые там, к сожалению, сами имеют право выбирать. Здесь история повторяется?

— Пойдем, зверик! — если бы могла, она бы дернула Эрика за поводок. Очень жаль, что он не принадлежал ей целиком — тогда можно было бы с наслаждением выпороть его за предполагаемую измену, даже за мысли об измене… И тогда бы она, наверное, потеряла что-то в его характере, сломала бы.

— Госпожа, зачем? — в глазах ее мальчика погасли лукавые искры, и он смотрит даже не с обидой, а, самое ужасное, с пониманием. Он понимает, что она ревнует.

Хельга собирается с духом и говорит то, что действительно правильно, что не даст ей мучиться потом угрызениями совести. Но как же трудно даются подобные слова…

— Прости, малыш. Я тебя обидела. Да, это было из ревности.

— Госпожа, зачем вы так, — они уже вышли из магазина, и он встал перед ней на колени прямо на тротуарную плитку, в своем костюме, который он не стал переодевать. Мальчишка-мальчишка, а сейчас он кажется намного старше и мудрее. — Ну, я просто не знаю, что сказать… даже сравнивать нечего. Вы помните, что я сделал выбор? Сам сделал выбор. Вы для меня особенная, единственная.

Он встал с коленей и обнял ее, выпадая из образа покорного венговского мужчины, но понимая, что любой ценой хочет заставить ее забыть о грустных мыслях.

— Поверила, ладно уж, — Хельга сама смущается своей готовности ощущать эти объятия своего непредсказуемого спутника.

— Был бы мой, целиком — выпорола бы до потери сознания только за то, что на тебя кто-то посмотрел, — внезапно говорит она.

— Правда? Ах, да, я забыл, кто здесь всегда во всем виноват… — с горечью говорит он, подумав. — И вам это нужно, чтобы простить и забыть?

— Нет, если бы я так поступила, даже с каким-то наложником, я бы простила, но потом мучилась угрызениями совести. Но спина бы от этого быстрее не зажила. Я это к тому, что не думай обо мне слишком хорошо, котенок. Может быть, будет лучше, если в каких-то случаях ты просто напомнишь мне, что у тебя есть мать, которая очень рассердится на меня.

Глава 16