Синдром космопроходца (СИ) - Кузнецова Светлана. Страница 9
Очень скоро Рокотов улегся на дно телеги и принялся смотреть в серо-голубое небо. Оно единственное казалось родным в этом царстве туманных враждебных лесов, экранирующих даже всепроникающие сигналы детских маячков. Как странно, ведь браслеты специально проектировали таким образом, чтобы не потерять ребенка, даже если тот по глупости и любопытству отправится в пещеры или блуждать по лабиринту канализационных труб. И тут – всего-навсего растения, оставившие с носом целую индустрию высокоточной надежной техники!
Дрянная планета, абсолютно чуждая Рокотову. Чем дальше он отъезжал от космопорта, тем сильнее чувствовал это. Казалось, некто неустанно следил за ним из чащи. Сейчас и не верилось, будто всего несколько часов назад он летел в такой родной космической бездне, а вчера находился на звездной базе – надежной и привычной. «Айза» после ремонта отправится бороздить пространство без него – от одной мысли об этом в груди все сжималось и стонало.
Ветви деревьев качались в такт движению, а в вышине парила черная птица – наверняка высматривала мелких грызунов или пичуг на обед. Небо с поверхности планеты казалось просто куполом. Однако за многочисленными слоями воздушных масс светили привычные звезды и ждал своего часа «Айза», который на этот раз поведет Ник.
…Вероятно, он задремал, убаюканный качкой, потому что когда Рокотов открыл глаза, телега стояла неподвижно.
Он сел и огляделся. Стива на облучке не оказалось – вероятно, отлучился по нужде. Завр мирно ощипывал листья с ближайшего куста. Пасть была такая, что ни одному человеку в своем уме не пришло бы в голову заподозрить в нем вегетарианца. Рокотов опустил руку на пояс и достал флягу. После пары глотков обыкновенной воды его и накрыло: в ушах зазвенело, на периферии зрения запрыгали серые точки. Он зажмурился, переживая головокружение.
– Чертова метеочувствительность, – прошептал он.
«Спаси»…
Слово вполне удалось бы принять за шелест листвы или списать на скакнувшее давление, если бы оно не повторялось.
«Спаси»…
«Спаси»…
«Спаси»…
«Ну что тебе стоит?!»
На последней фразе Рокотов остановил взгляд на источнике звука. Он мог поклясться: к нему обращался куст! По крайней мере «слова» в голове звучали именно в тот момент, когда завр вонзал зубы в зеленую в красных прожилках плоть листьев.
– Я точно еще не проснулся, – пробормотал Рокотов и, тем не менее, потянул за вожжи, намереваясь помешать прожорливой твари.
Зря!
Он мог пилотировать самые разные корабли – от челноков и истребителей, до космических яхт, – умел командовать звездолетом, водить эскадры, но не управлять жуткой тупой животиной. Зачем только попытался? Не из-за неожиданного же стремления помочь не пойми чему!
Завр попятился, а затем прыгнул вперед и понес, причем с такой скоростью, с которой мог бы поспорить и с флайером.
– Да твою же мать… за ногу и три раза об колено в сучьей аномалии! – завопил Рокотов, но скотина и не подумала проникаться.
Чем сильнее он натягивал вожжи, тем быстрее бежал завр – ну все не как в инструкции написано!
Колесо налетело на камень, телегу подкинуло. Не ожидавший подобного Рокотов подскочил вместе с ней и выпустил вожжи из рук. Завр встал как вкопанный.
Глава 5
— Хочу обратно, – пожаловался Рокотов, обращаясь то ли к завру, то ли к планете, то ли ко всей этой ситуации в целом; кое-как поднялся со дна телеги, куда вновь грохнулся, и потер непривычно ноющую спину. Зато давление пришло в норму, и организм перестал разваливаться, получив выплеск адреналина — хоть что-то хорошее. Жаль ненадолго.
Побив себя по карманам, фляги с водой Рокотов не обнаружил. Как обычно и происходит в таких случаях, он сразу осознал, что невыносимо хочет пить. Жажда буквально иссушила горло, заставив закашляться. Благо, у внутреннего борта телеги была закреплена корзина, в которой запасливый Стив Батли держал несколько запечатанных бутылок и контейнеров с едой: вряд ли ядовитых, вряд ли на продажу (тем более, Рокотов мог возместить нанесенный ущерб), вряд ли сверхценных и, наконец, вряд ли предназначенных для подкормки завра (впрочем, уже все равно: раз животине можно, то и человек не отравится).
Откупорить бутылку удалось легко. Вынув из браслета на руке ампулу распознавателя, Рокотов капнул чуть жидкости в специальное отверстие, дождался синего огонька, подтвердившего безвредность, и отпил. Вода — по химическому и молекулярному составу это была именно она — потушила пожар в горле, подарив чуть ли не блаженство. Она обладала сладковатым вкусом, но Рокотов не стал заострять на этом внимание: таковой она казалась всем, страдающим от обезвоживания.
Завр, запрокинув голову, – благо шея позволяла выгнуть ее как угодно, хоть штопором завернуть – пристально следил за тем, как Рокотов пьет. То ли сам хотел и таким образом выпрашивал, то ли убеждался в чем-то своем, то ли просто любопытствовал, то ли запоминал, служил записывающим устройством и… но это было уже чистой паранойей.
– Хочу забыть об этом лесистом куске камня и о тебе, животное, как о ночном кошмаре, – добавил Рокотов, напившись.
Издали донесся крик, почудившийся испуганным и даже слегка истеричным.
— Эй!.. — орал Стив Батли, вернувшийся к дороге и не нашедший своего имущества и присланного космопроходца заодно. — Эй-е-ей!..
— Словно так сложно догадаться, куда мы могли деться, – проворчал Рокотов.
Завр, не возвращая головы в привычное положение, покивал.
Кричать в ответ Рокотов счел ниже собственного достоинства, потому слез с порядком надоевшей и отбившей бока телеги и направился по дороге обратно. Батли к тому времени кричать перестал, видимо, посчитав это дело бесполезным. Мысль развернуть завра и проехать преодоленное расстояние Рокотов выкинул из головы сразу. Хватит! Накатался. К тому же хотелось пройтись.
Странно. Знакомый куст он приметил довольно скоро, но Стива возле него не оказалось.
— Господин Батли! — позвал Рокотов, но ответа не дождался. Если, конечно, не посчитать за таковой звонкий смеющийся шепот:
«Спасибо, человек».
Здесь явно творилась какая-то дрянь. Следовало уйти поскорее, уже в спокойной обстановке обдумать случившееся, сделать записи (а то вдруг с ним произойдет нечто нехорошее, нужно же направить тех, кто прилетит искать причины его безвременной кончины, в правильном направлении), разработать систему изучения странных явлений, здесь творящихся, но все космопроходцы любопытны. Инстинкт самосохранения пасует перед желанием докопаться до очередного чуда и заставляет переть в неизведанные системы, влезая в каждую дыру и надеяться при этом выжить. Даже нелюбовь к стационарам пасует перед исследовательским азартом. Первыми на новые планеты спускаются именно космопроходцы: делают замеры, проверяют на наличие агрессивных форм жизни... И пробуют на вкус все, что прямо не запрещает бортовой врач и здравый смысл. Теорию о том, что фауна и флора чужих миров априори яд для инопланетян оказалась сущим бредом писателей-фантастов доколониальной космической эпохи.
Рокотов присел на корточки возле куста, провел рукой по темно-зеленым листочкам. На ладони остался алый, словно кровь, сок. Видимо, именно он тек по красным прожилкам. Пахло солью и медью, но Рокотов не решился пробовать его на вкус: все же немного разумности в нем оставалось, а свалиться без сознания, совершенно беспомощным где-то посреди леса — не то приключение, к которому он стремился.
-- Живи, – прошептал он.
На плече сжались сильные прохладные пальцы, сердце пропустило удар. Тело сработало само: вырвалось, резко ушло в сторону, крутанулось, тотчас переместило центр тяжести с опорной ноги, рука схватила… пустоту. Никого ни рядом, ни в обозримой местности не обнаружилось. Что, однако, пока ни о чем конкретном не говорило. На Вердене обитали существа, в зрительном человеком диапазоне невидимые. Может, и здесь кто-нибудь подобный существовал.
Рокотов пробежался пальцами по поясу, набирая код на невидимых клавишах и попутно хваля себя за предусмотрительность: к высадке на Новый Йоркшир он готовился, словно к спуску на неизведанную планету, набрав с собой множество приборов-анализаторов, распознавателей, записывающей его физические показатели и фиксирующей возможные аномалии вокруг аппаратуры. Электроника реагировала на отпечатки пальцев и тепло, встраивалась в поясной ремень и наручи, мало весила и для незнакомых с ней стационов была совершенно неприметной.