Ночная (СИ) - Ахметова Елена. Страница 4

Погруженная в свои мысли, я покорно пошла во внутренние помещения за злющим Раинером, периодически косящимся на меня через плечо. Если бы я знала, что разбуженная ради такого дела прислужница, прикинув, сколько раз придется менять воду в бадье, попросту вытряхнет меня из лохмотьев и для начала выставит обратно под дождь, покорности было бы гораздо меньше.

Глава 2 Синод и мертвецы

Без толстого слоя грязи я чувствовала себя почти что голой.

Под защитным колпаком из уличной пыли и человеческого пота обнаружилась непривычно светлая кожа, сейчас чуть стянутая от воды и мыла; из-за давно позабытого ощущения чистоты казалось, что меня с ног до головы натерли мятой. Волосы, прежде образовывавшие что-то вроде спутанного войлочного шлема, теперь распушились и обрамляли лицо мягким каштановым облаком. Прислужница ворчала, что ей пришлось извести месячный запас моющих средств, но, по всей видимости, результатом своих трудов осталась довольна.

В отличие от меня.

В общую трапезную меня не пустили, чему я втайне порадовалась — попадаться в нынешнем незащищенном виде на глаза целому Ордену не хотелось совершенно. К счастью, старик настоятель предпочитал завтракать в своих покоях — и, судя по всему, чревоугодничал несколько больше, чем то позволял устав, но на этот счет я предпочла промолчать. Все равно поделится, куда ж ему теперь деваться?

Наставник храмовой дружины, по всей видимости, думал точно так же, потому что коротко кивнул вместо приветствия и указал на место напротив себя, где стоял второй столовый прибор. Я покорно уселась, судорожно пытаясь вспомнить, чем тут что полагается есть, но потом махнула рукой. Не может же он всерьез ожидать, что уличная попрошайка покажет отменное знание светского этикета и правил поведения за столом?

Но, похоже, примерно этого настоятель и ждал.

- Значит, и правда не благородное сословие, — несколько разочарованно констатировал он, ловко разделываясь с запеченной целиком уткой.

Я утащила из вазочки здоровенное яблоко и утвердительно зачавкала.

Из открытого настежь окна виднелся знакомый дуб. В келье, где мне позволили заночевать, крошечная отдушина под потолком была надежно перекрыта грубыми дощатыми ставнями, по коридору ночью то и дело проходил патруль, а к настоятелю меня провел лично Раинер, подозрительно собранный и бодрый для такого раннего утра.

Яблоки яблоками, но вывод напрашивался единственный. Даже если мне не удастся продать артефакт самим храмовникам, его вполне можно сплавить посредникам — пусть и чуть дешевле, зато не придется выслушивать неуместные вопросы и старательно обходить такие вот неуклюжие ловушки с тремя вилками и двумя ножами. А главное — в ближайшее время не нужно будет снова выходить на улицу и молиться, чтобы и сегодня у стражи глаза глядели в другую сторону.

Бежать!

Настоятель, видя, что потенциальный член Ордена занят отнюдь не положенными благочестивыми мыслями, прокашлялся — тщетно. Звук кашля, даже самого надсадного, привычным к трущобному шуму ухом воспринимался как совершенно обыденный фоновый звук, на который можно не обращать внимание.

- Откуда ты? — махнув рукой на вежливость, в лоб спросил настоятель.

- С Захолустного перекрестка, — предельно честно ответила я. Пришлось постараться, чтобы скрыть озорной блеск в глазах, но раздосадованная физиономия духовного наставника Ордена того стоила.

- И родилась ты там же?

Я неопределенно пожала плечами. В трущобах про храмовников рассказывали такие байки, что впору поклоняться послушникам, а не богам; я не верила ни в тех, ни в других, но открыто врать все равно не решалась.

- Ваше Святейшество, при всем уважении… я не из тех людей, у которых есть возможность вести родословную с Начала Начал.

- Однако возможность получить образование ты все-таки нашла, — нахмурился старик.

Я с трудом удержалась, чтобы не поджать губы. Предсказуемо: настоятель, как и все местные, искренне полагал, что женщины, умеющие читать, приносят несчастья. То есть все женщины приносят несчастья, ибо суть отродья Темного Облака, посланные во искушение, и так далее, и тому подобное… но если эта паршивка еще и читает, то и вовсе спасу от нее нет.

Я предпочла промолчать. Лично мне образование никаких несчастий не принесло, но и пользы — тоже.

Ну чего мне стоило просто прикинуться деревенской дурой, испуганной и полоумной? Проклятый шок…

- Думаю, это достаточная причина, чтобы не рассматривать меня как послушника, — вздохнула я. — Присутствие женщины в Ордене Арката, боюсь, не лучший стимул для приобщения к божественной благодати, — у меня вырвался нервный смешок, и я опустила глаза, рассеянно рассматривая синяки на запястьях, робко выглядывающих из-под монастырской рубахи.

Мои привычные лохмотья прислужница сожгла сразу, а форма храмовых дружинников, разумеется, была рассчитана на взрослых мужчин. В итоге мне досталась белая рубаха, короткие детские шаровары и длинное верхнее платье без рукавов, зато с разрезами вдоль бедер, расшитое оленятами; а подходящей обуви и вовсе не нашлось. Как ни странно, мне шло, и мысли я вызывала какие угодно, кроме связанных с орденскими обетами, и настоятель поморщился, вынужденно признавая мою правоту. Но от своего решения не отказался.

- Если бы дело было только в артефакте, поверь, никто бы не стал тебя удерживать, — прямо заявил он. — Но активировать его может ограниченный круг людей. А против неупокойников он практически незаменим.

Я машинально потянулась к наглухо застегнутому воротнику. Монетку я оплела выпрошенной у прислужницы ниткой и аккуратно повесила на шею, — а теперь мне казалось, что недобровольная милостыня недовольно ворочается под рубахой.

- Тот храмовник, раненный на болоте… — начала я и замялась, не зная, как сформулировать вопрос, но настоятель понял и так.

- Нет, Гильберт его активировать не мог. Да и вряд ли вообще понимал, что попало к нему в руки, — мрачно констатировал он. — Иначе не погиб бы так глупо.

Я виновато опустила глаза. Нет, никто не ждал, что я вытащу здоровенного дружинника на своем горбу, да и о его местонахождении я известила первый же попавшийся отряд, но…

Но с подобной чувствительностью стоило распрощаться два года назад.

- И что же такого особенного во мне? — сама эта мысль вызвала у меня насмешливое фырканье.

- Если бы я знал, — снова поморщился старик, — то нашел бы похожего человека среди членов Ордена. Но колдуна казнили раньше, чем он передал нам записи.

- А они сохранились? — встрепенулась я. Настоятель одарил меня недоверчивым взглядом.

К дому колдуна люди подходить боялись даже теперь, когда он опустел, и передавали из уст в уста слухи — один другого страшнее и невероятней. И про огненные ловушки в полу, и про говорящую дверь, выстреливающую шипами, и про стаю ворон в спальне, и про растворенный в самом воздухе яд… Одно точно: из любопытных, сунувшихся в дом, не вернулся никто.

- Даже если и так, — невесело улыбнулся старик, — кто же их достанет?

В моем неверии определенно были свои плюсы. В монетке, способной превратить неупокойника в пепел, — и подавно.

- Это уже моя проблема. Лучше обдумайте вот что: сколько вы готовы заплатить за комплект из монетки и записей?..

В городе могла твориться какая угодно чертовщина, нищие на паперти сидели в несколько рядов, протягивая руки, грязи было дозволено булькать вдоль центральных улиц, а зловонию — тяжелым облаком окутывать хоть храм, хоть замок герцога; но проклятого колдуна жить под защитой крепостных стен никто, само собой, не пустил. Его выселили вниз, на болото, под сень искривленных деревьев и темного мха, свисающего с их темных ветвей.

Ветхий домик, обшитый серыми от сырости и времени досками, одиноко притулился чуть поодаль от Вторых Ворот, которые почти никогда не открывались. Покосившиеся сваи утопали в черной болотной воде; на крохотную веранду с подгнивающим полом вела добротная веревочная лесенка, немного не достающая до старой гати. Колдун пришел в город так давно, что уже почти никто и не помнил, каково жилось без него, — иначе, наверное, местные жители трижды подумали бы, прежде чем радоваться его казни.