Мечтай вопреки (СИ) - Ночь Ева. Страница 9

— И всё равно это нечестно! — кричала она, понимая, что плачет, но ничего не могла с собой поделать. Лила слёзы то ли облегчения, то ли нервной дрожи от долгого ожидания и мучительных сомнений. — Ты ждал, что я первой брошусь тебе на шею!

— Я ждал, когда ты будешь готова. А это разные вещи. Ну прости меня, — целовал он её мокрые щёки и гладил, успокаивая, по спине. — Это не манипуляция, не игра. Просто вот так у меня в голове устроено. Я должен был сделать так и никак иначе. Дождаться тебя, Лиза. Потому что для меня всё было понятно с той самой встречи во дворе твоего брата.

— Так не бывает, — шептала она, почти успокоившись.

— Бывает. Ты делаешь меня живым и счастливым. С тобой я раскрываюсь, перестаю быть роботом, умею мечтать, генерировать новые идеи, дышать полной грудью и наслаждаться каждым днём. С тобой я чувствую вкус жизни. Но если бы я сказал тебе обо всём этом или подобном в первый день нашего знакомства, ты бы не поверила. Посчитала меня либо чокнутым, либо вруном. Теперь я говорю об этом открыто. Ты меня знаешь, чувствуешь, понимаешь. Я не могу лгать. А если и могу, то не тебе.

В ту ночь они проговорили до утра. Целовались. Откровенничали — по-другому, немного интимно, доверительно, говорили друг другу милые глупости, от которых зашкаливал пульс, а затем, уже когда встало солнце, уснули в объятиях друг друга на одной постели. Вместе.

А утром для Лизы началась совершенно другая жизнь.

Глава 10

Лиза

Она проснулась Любимой. Именно так — с большой буквы. Проснулась, чтобы очутиться в сказке.

Вся комната — в цветах. Нежно-белых, нежно-розовых, будто кружева.

Валера умел удивлять. Хотелось закрыть глаза, подумать, что это сон, но томительный цветочный запах не давал ей уйти от реальности.

Кофе в постель. И снова поцелуи. И столько любви в его тёмных глазах, что хотелось потеряться, раствориться в этом мужчине раз и навсегда.

Но он снова не спешил. Давал ей почувствовать себя особенной, самой лучшей и желанной. Девушкой, которую любят и лелеют.

Не понятно как, но он умудрялся её баловать и радовать не только наедине друг с другом.

Билеты в кино. Поход в галерею, на выставку, куда она мечтала попасть, но не могла достать пригласительные. Валера мог. Театр, балет, опера… Какие-то экзотические места, о существовании которых Лиза даже не подозревала — понятия не имела, что в их городе такие существуют.

Это был иной уровень отношений. До этого ей казалось: они постоянно заняты, графики занятий и работы слишком плотные, чтобы оставалось время ещё хоть на что-то. Оказывается, она ошибалась, а Валера подрабатывал волшебником: время растягивалось, замирало, давало им возможность вырваться на волю из четырёх стен.

Теперь Лиза лучше понимала его простой, но воистину гениальный план. В его действиях была особая, фирменная логиках Щепкиных.

Если бы он обрушил всё это на неё с самого начала, у неё точно не было бы шансов устоять. Он бы задавил, поразил её во все самые уязвимые места, достал бы потаённые желания и реализовал. Для Валеры не существовало слова «нет». Он точно знал, какие мечты могут стать целями. И уж в том, как достигать любых целей, он был непревзойдённым мастером.

Лиза раскрывалась постепенно, как бутон. Вот он тугой и плотный, каменный. В нем ещё не угадывается цветок — так, зародыш, что может усохнуть, если для него не будет благоприятной среды.

Но у Лизы есть заботливый садовник, что помогает ей постепенно развиваться, расти, набирать сил.

И в какой-то момент она распускается, выталкивая на волю нежные лепестки своей души, чувств, эмоций, потаённых желаний. Невероятные ощущения всё это переживать, испытывать на себе!

Лиза и помыслить не могла, что это так здорово. Быть любимой. Быть обласканной золотым солнцем Валериной любви. Быть собой и знать: он поддержит и поймёт. Не даст упасть, если вдруг она споткнётся. Защитит, если кто-то сделает ей больно.

А ещё она поняла: из них двоих Валера сильнее, мудрее, опытнее, но ему очень не хватает Лизиной живости и дерзости.

Лиза осознала: если она его не подтолкнёт, то он так и будет терпеливо ухаживать, баловать, нежить её и сомневаться: достаточно ли внимания? Готова ли она идти дальше?

А она готова. Давно. Особенно сейчас, когда он настолько близок, что хочется сделать что-то из ряда вон выходящее. Разрушить этот бережный кокон его заботы. Почувствовать наконец-то силу его любви на ином уровне.

В какой-то момент поцелуев и прикосновений, объятий и жаркого дыхания становится мало. И тогда она снова берёт ответственность на себя. Кто-то из них должен быть решительнее и немножечко сумасшедшим. Ну и что, что эта роль досталась ей? Она такая и есть: порывистая, немного взбалмошная, темпераментная, как звук кастаньет в быстром танце.

Нет, Лиза не действовала спонтанно. Лиза всё очень хорошо продумала. Ну, не только же Валере быть непревзойдённым стратегом? Ведь с кем поведёшься, от того и наберёшься? А она очень много у него взяла. Теперь хотела забрать — вот такая она жадина и собственница.

Это случилось накануне выступления Макса и Альды. Всё готово, всё живёт, дышит, звенит и ожидает взрыва. Они с Валерой тоже на взводе. Ведь это их детище рвётся на волю, хочет дойти до сердца каждого, кому выпадет честь увидеть этот сумасшедше-прекрасный танец.

Грех было не воспользоваться этим накалом, что тлел и генерировал высоковольтные разряды. Собственно, любой бы день сгодился — он стал бы особенным в их жизни. Но Лиза выбрала именно этот.

— Послушай, Щепкин, — сказала она, заходя в их спальню после душа. — Я не просто расцвела, а уже созрела и превратилась в плод. И если ты сейчас его не сорвёшь, сгнию. Сам понимаешь: перезрелые фрукты — фу, только на помойку.

Он тихо рассмеялся. Золото волос упало ему на глаза, что светились тёмными звёздами. Но смех его был недолгим: Лиза одним движением скинула халат с плеч. А под ним она — голая, как первая женщина на Земле. Как Афродита, что вышла из пены морской.

— Я больше не хочу ждать, Валер, — смотрела ему в потемневшие глаза и чувствовала, как сердце рвётся из груди. Он не может ей отказать. Не сейчас. — Знаешь, сколько мужчин у меня было?

Он рывком поднимается с кресла и прижимает её к себе.

— Не надо, — голос его выдаёт. Звучит низко и глухо, надорванно и напряжённо. — Это не важно, Лиз.

Лиза хитро улыбается, уткнувшись ему в ключицу. Хорошо, что он не видит её лица.

— Научись вначале дослушивать до конца, Щепкин, — возвращает она ему долг и поднимает глаза. — Ни одного, Валер. Ты будешь моим первым.

Он смотрит на неё долго-долго. Резкие черты сглаживаются, мышцы расслабляются, руки обретают былую бережность и нежность.

— И единственным, — произносит медленно и со значением.

— Первым и единственным, — покладисто повторяет она и подставляет губы для поцелуя.

И он целует её. Жадно, томительно, глубоко. Целует так, что Лиза забывает дышать, растворяясь в его объятиях, в силе его желания.

— Снимай одежду, Щепкин, — жарко шепчет она и неловко пытается дотянуться до пряжки его ремня. Он не отстраняется, не перехватывает руки, позволяет Лизе делать с ним всё, что ей так хочется.

Расстегнуть ремень и джинсы. Стянуть футболку. Трогать мышцы и тереться щекой о его грудь. Он и сам позволяет себе быть откровенным и развязным, порочным искусителем.

Кто бы думал, что всё его спокойствие — просто самоконтроль, тормоза, которые Лиза срывает, чтобы нестись с этим мужчиной на неимоверной скорости по дороге чувственных ощущений…

Валера касается её груди — и вырывает стон. Пальцы его скользят по коже. Лизе кажется, что он волшебник — высекает искры каждым своим прикосновением.

Губы Валеры прокладывают влажные дорожки. Руки трогают её везде, распаляя, плавя, доводя до стонов и дрожи. Никогда, никогда Лиза не чувствовала ничего подобного.

Он подхватывает и бережно укладывает её на кровать — огромную, как поле. Кровать, где им не будет тесно вдвоём. Но Лиза ошибалась: им было тесно изнутри. Хотелось вырваться, получить освобождение, взлететь повыше. И он смог ей это дать: руками, губами, жарким шёпотом: