Гений (СИ) - Марс Остин. Страница 29

«Он где-то в комнате сейчас валяется, в завалах. Без магии не найду теперь. Хорошо, что есть магия.»

Чайник закипел, Эльви залила кипяток в колбу, села напротив Барта и с весёлой иронией посмотрела на сундук, который он поставил на колени:

— Это клад?

«Не верит. Ну ничего, сейчас поверит.»

— Это клад, — кивнул он, протягивая сундук ей: — Ты смотри, а я расскажу, как я его нашёл.

— А ну, — она встала, взяла сундук и поставила на подоконник, достала откуда-то сухую тряпку, смахнула пыль, открыла и спросила: — Это письма? Прикольно. Конверты старого образца, квадратные, сейчас такие уже не выпускают. Рассказывай.

— Короче, я просканировал разными способами весь замок Кривого Деда, включая дом, двор, пристань и подземные ходы. Отсеял те места, где всё уже обыскали до меня, построил заклинание, показывающее эмоциональные следы, настроил так, чтобы видеть только определённый временной промежуток, и нашёл… скажем так, логическую странность. Сильно много радости без причины. И этот сундук — источник этой радости. Открой верхнее письмо, прочитай.

— А можно? — Эльви обернулась, Барт увидел у неё в руках обвязанную кружевной лентой прядь волос, сказал с хитрой улыбкой:

— А кто тебе запретит?

Эльви смутилась, положила обратно волосы, взяла верхний конверт и открыла, подошла к столу, села, приближая письмо к свету свечи, молча прочитала. Барт следил за её лицом, вспоминая свои эмоции в этот момент, и понимая, что она чувствует то же самое, это было сложно воспринимать как-то по-другому. Эльви дочитала, опустила руку с письмом и посмотрела на Барта, зажимая себе рот ладонью и округляя глаза. Убрала руку и прошептала:

— Мы не можем это читать, это личное!

— Мы можем, — медленно кивнул Барт, — они оба давно умерли. Эти письма, совершенно законно, народное достояние. Мы с тобой — народ, мы платим налоги, имеем право. Читай.

Она опять схватилась за лицо и медленно покачала головой, глухо шепча в ладони:

— Мы не должны этого делать, не по закону, а просто… по-человечески. Я бы не хотела, чтобы мои такие письма кто-то читал.

«Но эти письма ты прочитать очень хочешь.»

Он видел это по её лицу, по горящим глазам, пылающим щекам, по частому дыханию, поднимающему плечи своей силой.

«Ты хочешь, Эльви. Вперёд.»

Он молчал и улыбался, она смотрела на конверт, на Барта, на сундук, опять на Барта, он улыбался всё шире. Пропел шёпотом:

— Мы никому не расскажем. Читай сейчас, потому что завтра я отнесу это своему хозяину, и больше ни у кого не будет возможности это прочитать.

— Он их уничтожит? — испуганно вскинулась Эльви, Барт медленно приподнял плечи, разводя руками, Эльви вцепилась в конверт сильнее, покачала головой, возмущённо шепча: — Их нельзя уничтожать, это история!

Он ещё раз медленно развёл руками с абсолютно бессильным видом, Эльви нахмурилась, Барт сжалился и рассмеялся:

— Да не волнуйся, я уверен, он их закроет в сейфе на ближайшие сто лет, а перед этим ознакомится, потому что он такой же любопытный, как ты. Читай, лучше даже вслух читай, потому что я тоже их не читал, я открыл только первое и последнее.

Эльви смотрела на него с таким видом, как будто он приглашал её погулять по местам жертвоприношений древних культов ночью, обещая невероятное приключение, которое запомнится на всю жизнь. Ему так нравилось просто смотреть на её лицо в этот момент, что он не делал ничего, просто ждал, а она металась в своих мыслях от одной моральной установки до другой, пытаясь найти ориентир, который даст ответы, а он не находился, потому что лежал в плоскости глубоко личных желаний, а не общечеловеческого понимания добра и зла. Он этот выбор для себя давно сделал, так что вопросов таких себе не задавал, в его случае любое решение принималось с позиции «что мне за это будет, если я попадусь», и эта система его никогда не подводила. Тем не менее, навязывать свою мораль Эльви не хотелось, он просто предлагал ей повеселиться, а согласится она или нет — её выбор, который будет на её совести, свою он не стремился отягощать такими вещами, она ему нравилась неиспользованной за ненадобностью.

— Ладно, — она решительно выдохнула, встала, отнесла письмо обратно к подоконнику, убрала в конверт и положила в сундук. Взяла его весь и принесла на стол, отодвинула посуду, чтобы он поместился, стала доставать из него вещи, на которые Барт не обратил внимания — маленькие мешочки из прозрачного шёлка и тёмного бархата, бумажные свёртки, какие-то предметы, в которых не было особого смысла, на первый взгляд — маленькие ножницы, чайная ложка, карандаш, еловая шишка, билет на почтовый экипаж, чек из магазина шляп, мужская перчатка. Эльви доставала это всё, как реликвии, Барт следил за её движениями так же внимательно, как следил за процессом заваривания чая, даже не пытаясь гадать, что стоит за каждой из этих вещей, он знал, что многое, но так же знал, что эти истории умерли вместе с «милой Софи», никто их уже не расскажет.

«Или расскажет. В письмах.»

Эльви достала всё, кроме конвертов, осмотрела стол, посмотрела на Барта. Он ровно сказал:

— Если ты мне их не прочитаешь, я их сам прочитаю. Мне не будет стыдно, я имею право.

Она глубоко вдохнула, резко выдохнула, вытерла ладони о юбку и положила их на стол. Барт встал, достал все письма и перевернул всю гору вверх ногами, положил на стол и изобразил приглашающий жест:

— Давай начнём с самых первых, и будем складывать обратно в хронологическом порядке.

Она кивнула с облегчением, как будто даже это маленькое правильное решение было чем-то хорошим в череде неправильных решений, которые она, к огромному своему стыду, всё-таки приняла. Взяв верхний конверт, она осторожно открыла его и стала читать:

— «Милая Софи, высылаю вам зубы барона де’Руэля»… — она замолчала и посмотрела на Барта круглыми глазами, Барт пожал плечами с улыбкой человека, который не видит ничего особенного в том, чтобы выслать милой немного зубов. Эльви посмотрела на мешочки на столе, с новым выражением лица, сочетающим шок и нервное веселье, Барт пощупал все мешочки, безошибочно определил зубы и высыпал их на ладонь, радостно протягивая поближе к Эльви, она отшатнулась и запищала: — Убери!

Он рассмеялся, убрал, внимательно порассматривал, покатав их по ладони, высыпал обратно в мешочек, затянул завязки и вернул в сундук, показав Эльви пустые руки:

— Читай дальше.

Она прокашлялась и опять взяла письмо:

— Так… «Милая Софи, высылаю вам зубы барона де’Руэля, он потерял их на Восточной Площади»… — Эльви посмотрела на Барта с понимающей улыбкой, он кивнул с ещё более понимающей, она продолжила читать: — «Я вызвал его на дуэль за то, что он плохо отзывался о моей матушке, никакого отношения к вам это не имеет», — она посмотрела на Барта и сказала другим тоном: — Матерью Георга 12го была королева София, ты же в курсе? — Барт кивнул, хотя услышал об этом впервые, Эльви продолжила читать: — «Укладывать его в больницу надолго я не стал, он всё же действующий офицер, но, уверяю вас, зубоскалить на неприятные вам темы он больше не будет. А если всё же будет, я пришлю вам его шейный позвонок. Надеюсь увидеть вас на вечере в доме вашей тёти. Георг». — Она медленно выдохнула и подняла голову от письма, обмахнулась ладонью, как будто её в жар бросило от этого, шёпотом сказала: — Обалдеть. Я читала, что Георг 12й был суровым парнем и решал вопросы быстро и конкретно, но не думала, что он зубы даме присылал. К тому же… Какой это год? — она осмотрела письмо, потом конверт, нахмурилась: — Не написано, блин. Надо аккуратно их складывать, чтобы последовательность не перепутать. Но вообще, я думаю, можно найти в хрониках его дуэль с бароном де’Руэлем и установить дату. Но только если у них была одна дуэль. Вообще, если в честь королевы Софии уже начали называть дочерей, то значит, она уже свои реформы продавила, то есть, Георг 12й на этот момент уже не мальчик, ему за сорок, он уже, вероятно, даже вдовец, если начал за молоденькими дамами ухлёстывать. При жене он бы не стал. Да? — она посмотрела на Барта так, как будто он мог дать ей ответ, а у него с историей было очень плохо — он не видел смысла изучать события, которые уже давно закончились, и сдавал экзамены при помощи шпор, соседей и Древних Богов, но точно не знаний. Барт сделал честные глаза и сказал: