Эльфийка. Переполох в Академии (СИ) - Винни Фред. Страница 35

Переодевшись, я спустилась вниз, прошла на кухню, где бабушка пекла блины на двух сковородках одновременно, переворачивая их подбрасыванием с ловкостью оборотня, я сделала восхищенные глаза, она увидела и тихо рассмеялась.

— Утречко, Юлечка. Рано ты встала, может, еще поспишь? Ромка обычно до обеда дрыхнет, это я деду пеку, ему рано уходить надо.

— Так мне же с ним уходить надо, — шепотом ответила я, подошла поближе, любопытно рассматривая процесс изготовления блинчика, посмотрела на бабушку: — Научите?

— Становись, — она улыбнулась и отдала мне сковородку, я стала пробовать, сначала при помощи левитации, потом просто так. Когда к нам спустился дед, у меня уже отлично получалось, бабушка усадила нас за стол прямо в кухне, поставила тарелки с вареньем и сметаной, подала чай. Мы перекусили, взяли с собой упакованный обед, меня одели в Танину старую курточку и ботинки, и мы пошли с дедом в лес.

Солнце только начинало вставать, стоял такой туман, что я видела только деда и тропинку шагов на пять вперед, из белой мглы выныривали ветки, деревянный мостик, сонные звери, и тут же опять пропадали в тумане. Дед рассказывал про лес вокруг, какие деревья здесь были изначально, как все изменилось после Слияния, что добавилось, что пропало, я многое из этого уже знала, но было все равно интересно, особенно когда он показывал деревья, которые были живыми свидетелями этих перемен. Многие деревья он сам посадил, я смотрела на них и пыталась угадать, сколько лет деду. Рома говорил, что дед Игорь — его прадед, а мой папа называл его учителем, хотя папа не показатель, он постоянно куда-то ездил учиться, и говорил, что перестать учиться — значит перестать жить, кто не учится, тот стареет.

Мы дошли до участка вырубки, дед показал ряды пней, рассказал о древесине, особо отметил те деревья, которые спилили поздно, рассказал о причинах, о влиянии межмирового скрещивания на вид. Я рассказала, что тоже с таким сталкивалась, когда исследовала влияние неочищенной силы на растения в разных поколениях, он заинтересовался, стал задавать вопросы. Потом мы добрались до участка недавно высаженных деревьев, показали друг другу, как делают подпитку у них и у нас, я попробовала сделать "как у них", у меня хорошо получилось, дед хвалил. У него "как у нас" не получилось — специфика силы не та, и уровень дара недостаточный, но я предложила ему построить матрицу, а силой заполнила сама, ему понравилось. Мы закончили и пошли к следующему участку.

Дорога была длинная и однообразная, истории про деревья кончились и мы замолчали, дед повздыхал и осторожно сказал:

— Силищи у тебя, конечно… да. Не дразнили тебя дома из-за этого?

— Бывало, — я улыбнулась, пытаясь выглядеть беззаботной, — говорили, что отдать такую силу такой бездари — ошибка Творца-Создателя.

— В чем бездарь-то? У тебя все так хорошо получается.

— У меня проблемы с контролем, — неохотно призналась я, глядя на свои ладони, — у меня бывают спонтанные выбросы, как у детей, особенно, когда меня кто-то злит. И я не просто "волнами силы" разбрасываюсь, я иногда строю какой-то очень специфический неотслеживаемый телепорт, иногда он рядом выбрасывает, только высоко, иногда настолько далеко, что не найти. И я никак не могу это контролировать, только предвидеть, у меня перед этим руки начинают дымкой покрываться, я больше ни у кого такого не видела, и в книжках не нашла.

— Не в тех книжках искала, — улыбнулся дед, — ты же лесной дух, это их магия. У них с телепортами очень хорошие отношения, особенно внутри леса. Тебе туман никогда не снится?

Я округлила глаза:

— Откуда вы знаете?!

Он тихо рассмеялся, посмотрел на небо, потом на меня.

— Есть такой отличный парень, Деймон ис’Тер, мой ученик, он сейчас в той же Академии, где и вы с Ромкой, он тоже полудух. Я письмо напишу, ты его Деймону отдай, он тебя возьмет в ученицы, и практику даст. Вы сработаетесь, у вас много общего, он тоже со своей силищей был неприкаянный, сто лет не мог найти свое место.

— А я — двести, — мрачновато улыбнулась я, спрятала руки в карманы, помолчала, — мне Ромка сказал, что это из-за того, что у меня пары не было.

— А теперь есть? — хитро улыбнулся дед, я смутилась и опустила голову, пожала плечами. Дед молчал, делая вид, что все еще ждет ответа, я призналась:

— Я его не понимаю. Он… то туда, то сюда.

Дед немного нахмурился, но увидел мой взгляд и с усилием улыбнулся, развел руками:

— Он человек, Юлечка. А ты — вечный эльф.

— Я наполовину дух.

— Духи живут еще дольше, они теоретически бессмертны, пока жива их земля, и даже если с ней что-то случится, они могут переехать и опять найти себе место, и еще вечность прожить. Ты будешь жить очень долго, а Ромка в твоей жизни мелькнет и исчезнет, вот и не хочет душу травить. Умом не хочет, а сердцу-то не прикажешь. Вот и мается. Жук майский, — он вздохнул, я смотрела на него и чувствовала, как ему жалко своего молодого ученика, который оказался в такой сложной ситуации. И еще страшнее становилось от бессилия на лице деда, он только что казался крепким и нерушимым как гора, и тут в момент как будто постарел и ослаб. Мне было стыдно понимать, что это из-за меня, и еще стыднее представлять, как Ромкина веселая родня придет в чопорную гостиную моей мамы, как эльфы будут на них смотреть, как им будет неуютно… Но отказываться от Романа я не собиралась, ни за что. На меня опять напало жуткое желание его увидеть, уткнуться в него носом, вдохнуть поглубже, зубами его схватить, сжать руками и ногами, и как сдавить изо всех сил, чтобы знал, гад такой, как я скучаю, пока он лазит неизвестно где.

Циничная логика мягко намекнула, что Ромка сейчас, скорее всего, спит, и знать не знает о моих терзаниях, и совершенно в них не виноват, и кусать его не за что. Но мое желание кусать логике не подчинялось, если я хочу кусать, я найду причину.

В памяти мелькнула картинка, которую я видела в темной воде Фонтана Желаний — Ромка, спит такой, на кровати. Можно же его укусить и пока спит? Можно. Если аккуратно кусать, то он даже не проснется, а если и проснется… ну и что? Можно будет кусать без опасений разбудить. Короче, решено, кусать надо.

И я опять вернулась в реальность — Ромка дома, а я здесь, иду в чужих ботинках по лесу, солнце всходит, птицы поют, со мной рядом отличный собеседник, я занимаюсь любимой работой… а думаю о Ромке. И если так случится, что он когда-нибудь… не будет рядом, и я не смогу себя успокаивать мыслью о том, что надо просто доделать работу, вернуться домой, и там будет Ромка, и его можно будет щупать, мять, кусать всего… Если вдруг случится так, что куда бы я ни пришла, его там не будет, его вообще нигде не будет, он постареет и умрет… Или он будет, но он будет жить своей жизнью, в которой мне не будет места, у него будет жена, дети, дом, работа, своя академия… И мне нельзя будет просто так подойти к нему и укусить… Я умру. Я просто не хочу такой жизни. Я только-только нашла в жизни радость и смысл, и мне сразу же говорят, что это предназначено не мне, мне это не подходит — нет, я так не хочу. Пусть думают что хотят, пусть говорят мне что угодно, и Ромке пусть говорят что угодно, он выдержит. Пусть над нами смеется вся Академия, пусть в меня тычет пальцами весь Сильвин-тэр, и пусть Ромкина шумная орда родственников ввалится в стерильную гостиную моей мамы, как лось из телепорта, пусть у мамы челюсть отпадет, пусть она меня при них всех грязью поливает — я на все согласна. Я не согласна жить без Ромки.

Дед Игорь молчал и поглядывал на меня, пытаясь делать это осторожно, я поняла, что почти плачу, попыталась взять себя в руки, тихо сказала, пытаясь не сорваться на хныканье, получился почти шепот:

— Я ждала его… двести лет. И это были очень, очень фиговые двести лет. И я не хочу терять… ни единого дня. Пусть сколько их будет, я не отдам ни одного.

Дед стал улыбаться, пытаясь делать это не слишком очевидно, я вдруг расслабилась от этой улыбки, как будто внутри распустился узел, стало даже смешно от моих мыслей секунду назад — фаталистка. Не все так плохо. Он еще молодой, времени море, мы можем просто жить сегодняшним днем, и выжимать из каждого дня максимум удовольствия. Дед осторожно посмотрел на меня, я вопросительно подняла брови, он улыбнулся и буркнул: