Анатомия измены (СИ) - Рог Ольга. Страница 2
— Сейчас. Я сейчас встану, — бурчу в подушку, натягивая на голову одеяло.
— Ну, ма-а-ам! — от сына не отмахнуться. Упертый, весь в меня.
Черт! Словно палками били или ногами. Все тело будто не мое. Завязываю! Больше никаких корпоративов. Может, мне уволиться? Да! Завтра же буду искать подходящую работу. Очень жаль. Я многого добилась именно своим трудом и мозгами. В свои неполные тридцать — уже начальник отдела продаж. Только ума чуточку не хватило держаться подальше от Белова. За свои ошибки нужно платить. Пусть я пожертвую хорошей работой, но сохраню семью — успокаиваю себя.
Выходной проходит быстро. Мы съездили в торговый центр. Купили кое-какую одежду для медвежонка. В игрушечном отделе был выклянчен космический бластер, чтобы защитить наш дом от пришельцев… Выдайте мне настоящий! Знаю я одного захватчика…
Сидим в кафе. Напробовались разного мороженого.
— Даш?
— М?!
— Все в порядке? Ты какая-то сама не своя? Молчишь, думаешь о чем-то. Весь нос истерла…
Плохая из меня конспираторша! Я когда сильно нервничаю, начинаю чесать кончик носа. Дурная привычка меня выдает…
— Олег, я думаю сменить работу, — начинаю осторожно.
Глазами слежу за своим скачущим на батуте ребенком. Пока пьем кофе, Миша в детской игровой зоне «на ушах ходит». Не могу повернуться к мужу и посмотреть открыто в лицо. Не могу и все. Мне кажется, что Олег все прочитает, все поймет… Поворачиваюсь и начинаю смотреть с широких плеч, обтянутых джинсовой курткой поверх бомбера. Шея, которую пальцами не обхватить. Подбородок с ямочкой… Прямой нос. Вот, до глаз добралась. В них вижу свое отражение. Я там маленькая и ничтожная букашечка.
— На работе проблемы? Директор ваш лютует? — глаза сужаются.
Понимаю, о чем Олег думает. У меня хорошая зарплата, часть которой уходит на ипотеку. Муж хмурится, ожидая ответа.
— Устала. Два года впахиваю без отпуска. Иваныч не обижает, просто только один завал разгребешь, как на тебя другая гора работы свалится, и так по кругу, бесконечно. Вам мало внимания уделяю, — вздыхаю, рассматривая надписи на бумажном стаканчике с кофе. Даже не соврала сейчас, работы действительно вагон и маленькая тележка.
— Ты права. Так и надорваться не долго, — кивает Олег. — Поставь вопрос ребром! Проси положенный отпуск! В Турцию слетаем, или в Египет. Мишка будет только рад.
Отпуск — тоже выход. Пусть кратковременная отсрочка, но она у меня будет. Уволиться всегда успею — немного выдыхаю и даже расслабленно заулыбалась, глядя, как Мишка штурмует канатную лестницу.
— Миша! — соскакиваем одновременно, увидев, как наш ребенок срывается, заплетаясь в ногах, и падает вниз.
— Мам, Пап! Я в порядке! — выныривает из горы пластиковых шариков и снова пытается забраться по лестнице.
— Нет уж, хватит! — командую отбой. — Ты уже долго играешь, — подзываю к себе и показываю, чтобы ботинки надевал. Муж держит курточку наизготовку, куда наш мелкий просовывает руки в рукава. Даю ему пить воды из бутылки. Напрыгался, весь красный и вспотевший.
Вечером, когда сын счастливый и довольный уснул с бластером в обнимку, я пряталась на кухне, натирая ее до блеска.
— Дашуль, пойдем в кроватку, — рука мужа скользнула под футболку и, пройдясь по животу вверх, захватила грудь.
Деревенею. Чудом не дернулась… А ведь могла и затылком пробить ему в нос. Приехали! Сейчас от родного мужа начну шарахаться.
— Не сегодня, Олежа. Я слишком устала… — прикрываю глаза и силюсь понять, что чувствую, после чужого мужика. Раньше охотно шла на контакт. Сексом можно показать, как человек для тебя важен, всю глубину своих чувств к нему. Только сейчас во мне даже не глубина, а бездонная пропасть, и я лечу в нее, срываясь до откровенной лжи.
3
На работу иду, как на плаху. Тщательно продумываю образ, который напоминает учительницу: строгий брючный костюм, волосы замотаны в култышку, минимум косметики. Отрыла в старых залежах туалетную воду с запахом ландыша. Помню, что Белов ненавидит его до рвотного рефлекса, на него этот запах действует как чеснок на вампира. Обильно так полила себя, от души «святой водой»… Даже мой Олежа отпрянул, когда хотел поцеловать в щеку. Для борьбы с вредными паразитами все средства хороши! В душе разливается нечто сродни мстительного удовлетворения. Пусть только приблизится, потаскун!
Роясь в сумке в поиске ключей от своего кабинета, замечаю молочную шоколадку любимой марки. Олег положил — роднуля моя. Мы ведь в детстве в одном дворе росли, на самовыпасе. Неблагополучные окраины города, куда лишний раз приличный человек не сунется. Оба из рабочих семей, которые едва сводили концы с концами. Я — сопля малолетняя, вписалась в местную банду. Были мы тогда бесстрашными и бессмертными. Лазали там, где волки срать боялись. Скидывались мелочью на булку хлеба и ели, отламывая кусками. Тогда казалось, что нет ничего вкуснее на свете простого белого хлеба… А шоколад? Мы видели по большим праздникам. Олег Титов мне принес как-то на восьмое марта. Мялся, щеки надувал, не зная, что сказать.
— Шоколаду подарил — женись! — млела от растекшегося лакомства во рту, подставляя лицо весеннему солнышку.
— Женюсь, — улыбался мне светлый парень с зелеными глазами.
Отломив дольку, закидываю в рот и кладу обратно в сумку, шурша фольгой, чтобы потом с кофе попить. Нащупываю ключи, которые забились в самый дальний угол…
— Дарья Андреевна, зайдите ко мне!
Вздрогнув, оборачиваюсь. Белов, чтоб его… Хмуро рассматривает меня с ног до головы. Странно, что нет на лице привычной ухмылочки. Синеглазый смотрит не мигая. Явно что-то замышляет, паршивец… Караулил, небось, поджидал, чтобы в краску вогнать и выбить почву из-под ног. Ничего хорошего от нашей встречи не жду, но я к ней готова… почти.
— Что-то срочное? — могу себе позволить взбрыкнуть, он мне не начальник, а такой же руководитель отдела. Белов у нас управляет финансами и является правой рукой Иваныча, который прочит его в приемники. До этого момента точно не доживу, успею сказать «адьес», надеюсь.
— Виктор Иванович попал в больницу… Гипертонический кризис. За главного остаюсь я… Так что, Дарья Андреевна, жду вас через пятнадцать минут! И… чем это от вас воняет? — делает пару шагов вперед и резко тормозит, будто в стену врезался. — Ландыш? Серьезно? Что за детский сад? — вот теперь на его породистом лице растягивается хищная улыбочка. Принял вызов. Следующий ход за ним.
— Мои любимые духи, — по-женски кокетливо поправляю волосы, хотя пряди ничуть не выбились из прически.
Темная бровь дернулась вверх.
— Всенепременно буду через пятнадцать минут, — продолжаю отыгрывать, стараясь скрыть волнение. — Жаль, что с Виктором Ивановичем случилось. — Делаю в голове пометку написать старику эсэмэску с пожеланием скорейшего выздоровления. Иваныч — руководитель строгий, но справедливый. Только как мне теперь в отпуск отпрашиваться? Все планы летят к чертям — мысленно стону, выискивая любую лазейку, чтобы без максимальных потерь самоустраниться из фирмы.
Положенное время быстро истекает. Черпаю из запасов прочности смелости — жру шоколад, хрумкая на весь кабинет. Компьютер тихо гудит. Привычная обстановка. Только воспоминания, что случилось в этом кабинете, выводят из равновесия. «Хватит!» — даю себе пощечину. Глупо жалеть о том, что нельзя исправить. Дашка, ты всегда умела приспосабливаться и выживать там, где другой бы уже загнулся. Сопли подобрала и вперед!
— Можно? — тихонько постучав, распахиваю дверь в логово беловское.
— Проходи, Да-ша…
Сука! Специально перешел на свой змеино-магнетический. Плюхаюсь на стул, скромно сцепляя руки в замок на коленях. Дуэль взглядов. Первая сдаюсь и опускаю глаза на бумаги, лежащие перед ним.
— Слушаю тебя внимательно, Александр Сергеевич.
Почти Пушкин — шутят многие за глаза. Дважды разведенец и ловелас — редкой породы «сказочник». Хорош, паршивец, этого не отнять. Умело скрывает свои романы, но действует потом жестко с опостылевшей любовницей. Последняя — Софочка из бухгалтерии. Блондинка совсем голову от него потеряла и начала устраивать прилюдно истерики. Вылетела как пробка с работы… Не пожалел. Встречались они, кажись, месяца три, если не больше. Теперь «Дашка — очередная дура», можно повесить мне табличку на шею, чтобы любой мог плюнуть. И таких желающих будет очень много в нашей организации. Это в лицо они тебе улыбаются, а в спину мечут проклятья. За то, что выбилась, за то, что умею отстоять свою точку зрения… за то, что красива.