В ожидании весны (СИ) - Кузнецова Аня. Страница 2

― Погаси свет! Не ходи сюда! ― Заорал незнакомец, но было уже слишком поздно.

Когда утро едва взошло над Зимнем порогом, и тёплые пальцы розового рассвета коснулись белых ледяных склонов, Саймон Берк сам оседлал коня, приторочил к седлу сумки. Затем вернулся в дом и принёс оттуда сумку с провизией. Одуванчик недовольно фыркнул, косясь на хозяина. Саймон осмотрел свои руки, поморщился и принялся стирать снегом кровь, ворча себе под нос.

― Сами виноваты. Нечего было на чужое добро поглядывать?

Он сделал, что мог. Конь перешагнул передними ногами, словно высказывая своё негодование. Саймон поплотнее запахнул тулуп, натянул перчатки и вскарабкался в седло. Всё ещё ныл затылок, которым он знатно приложится о пол, и найденная среди хозяйского барахла настойка не помогла. Одуванчик шагом пошёл по дороге прочь из поселения. Они отъехали недалеко, и Саймон обернулся. Трактир стоял тихий и покинутый. Из трубы не шёл дым, двери и ворота нараспашку, а из чёрных провалов окон смотрела тьма. Так же как и в других домах, которые проезжал Саймон.

― Собак не слышно. Неужели ли и их тоже? ― проворчал путник.

Тень его на снегу дрогнула, отделилась и словно облако поднялось вверх, застыв рядом. Всадник бросил в её сторону косой взгляд, но промолчал.

Так они и двинулись дальше: Саймон Берк, Одуванчик и Тень.

Глава 2. Поиск

Уже в полдень Саймон направил коня по просеке и через час свернул в лес. По неприметной тропке они добрались до высокого валуна. Решено было сделать привал. Разжёг костёр, подогрел немного лепёшек с солониной и вскипятил чай в жестяной кружке. Одуванчик меланхолично жевал свою порцию овса, косясь на камень.

Саймон обошёл валун, разглядывая причудливые знаки и рисунки. Какой-то искусный каменщик изобразил вставшего на задние лапы зверя.

― Видать эти поклонялись Медведю. И поклоняются до сих пор, — усмехнулся Саймон.

У подножия лежали подношения: тряпичные цветы, маленькие глиняные куколки, камешки, горшочки и всякая снедь. Что-то давно было испорчено, а что-то принесли совсем недавно. Саймон поднял жёлтый овальный камень, оказавшийся здоровенным куском янтаря. Присвиснув, подкинул на руке.

― Это тебе не алхимическая подделка. Настоящий, ― с усмешкой сказал он вслух и конь в ответ тоненько заржал. ― Думаешь взять? Ювелир за такую штучку кругленькую сумму отдаст.

Одуванчик не ответил, только обеспокоенно стрекотал ушами. Самон полюбовался, как играет свет на гранях янтаря, да положил на место ― у него побрякушек навалом, да и ценность совсем не в них.

Погасив костёр, он пустился в путь дальше. В горах темнело рано, а зимой так и вовсе стоял сумрак. Была ещё надежда, что до темноты они успеют добраться к подножия Гаркиной горки, но небо потемнело, а следом налетела самая настоящая буря. Пришлось спешиваться и кое как ставить палатку. Среди шума, треска и воя жалобно ржал Одуванчик. Он мотал головой и перебирал копытами. Когда палатка была поставлена Саймон бросил в её центре батарею с живым огнём. Та затрещала и начала медленно светиться.

Согрев руки, путешественник вышел наружу, намереваясь сделать навес для Одуванчика. Когда было всё готово, он отвязал коня и потянул его к навесу из лапника, ласково уговаривая. Внезапно верный друг встал на дыбы и громко, пронзительно заржал. Поводья вырвало из рук, а сам Саймон повалился в снег. Одуванчик перескочил через него и скрылся из виду в пурге.

Матерясь, и проклиная глупое животное по чём зря, путешественник поднялся. Он попытался позвать его, перекрикивая бурю, но куда там ― не было ни единого шанса найти коня. Вой и треск загнали Саймона в палатку.

Мягко светил живой огонь и тени бродили по хлопающей ткани.

― Я знаю, что ты здесь.

Тени дрожали и нельзя было точно сказать здесь он или…

Нет. Он здесь.

Всегда здесь.

― Ничего, ничего. Ещё немного и тебя не будет. Как же ты мне надоел!

С трудом Саймону удалось заснуть, и снилось ему как через снежный буран летят сани, запряжённые белым и чёрным волком. А правила санями женщина. Она стояла, держа одной рукой поводья и волосы её, словно сплетённые из золота, трепались на ветру. Там, где проехали полозья, таял снег и расцветали цветы.

«Сорви цветок и подари ей», ― рыкнул чёрный волк.

«Не срывай цветов ― они пахнут дурманом», ― рыкнул белый волк.

Сорвал Саймон цветок, что мерцал серебром и тут же обратился он чёрным туманом. Обернулась Владычица Зимы, сверкнула чёрными глазами.

Помни путник, нет жалости у той, что ждёт. В сердце её лёд, а в глазах смерть. Коли посмотришь прямо, так там и душа твоя обратится тенью. Правит она чёрными санями, а в упряжке два волка ― белый, аки снег и чёрный, словно безлунная ночь. Если услышишь рык, да треск, на улицу не выходи ― унесёт она тебя далеко и выпьет всю душу.

Но не унесла Владычица душу Саймона. Оставила ему. Незачем ей то, что уже никому не нужно.

На утро небо всё так же было затянуто тучами, разве что буря стихла. Саймон свернул палатку, вытряхнул из батареи остатки пепла и пошёл дальше пешком. За ночь всё кругом замело, оттого наверное он и пропустил нужный ориентир. Так и шёл, ругаясь то с ветром, то с Тенью. Последняя правда не давала о себе знать и покорно следовала за ним.Шёл весь день и даже когда вновь началась метель, стал упрямо двигался дальше, пока совершенно случайно не наткнулся на пещеру. Он оступился и покатился вниз по спуску, а в конце ещё и больно стукнулся локтём. Палатка и сумка отлетели в сторону. Отдышавшись, Саймон попытался найти в темноте вещи ― в мешке должен был быть фонарь. Однако под руку ему попался злосчастный футляр. Он тащил его за собой всю дорогу, хотя тот был теперь совершенно бесполезен.― Нет уж, не возьмёшь меня.

Саймон откинул футляр в сторону и принялся искать дальше. Его поиски увенчались успехом, и вскоре свет масляного фонаря осветил пещеру. Где-то капала вода и он пошёл на звук. Стены сузились, образовав коридор. Становилось теплее. Так и шёл, не особо понимая зачем. Коридор вильнул, затем ещё раз и вывел к развилке.

― На право пойдёшь, в лес попадёшь. Налево пойдёшь, лихо найдёшь, ― пробормотал он старую присказку. ― Нет, я на эту уловку не попадусь больше. Хватит с меня выбора из двух зол.

Саймон развернулся и двинулся обратно, планируя переждать бурю рядом со входом, а потом уже продолжить путь. Шёл долго. Пещера спускалась ниже и ниже… И когда понял, что идёт не туда, обернулся.Перед ним вновь была развилка.Дёрнулся в одну сторону, в другую и понял что заблудился. Саймону даже почудился смех, но может то всего лишь эхо? Стараясь не поддаваться панике, что было с каждым шагом всё труднее, он выбрал правый туннель. Уж лучше лес, чем лихо.

Часа два он блуждал, пока не свалился от усталости. Ко всему прочему фонарь стал тускнеть, пока совсем не погас, погрузив пещеры в беспросветную темноту. Саймон упёрся лбом в камень и заорал. Пещеры откликнулись ему далёким эхом.

― Так даже лучше, ― прошептал он. ― Тебя не видно. Тебя нет. Ничего нет.

Так и лежал, говоря сам с собой, словно безумный. Может он действительно сошёл с ума? Казалось, что невидимая тень коснулась его плеча, прошлась пальцами по волосам, но это только сквозняк.

― Тебя нет и не будет больше. Останешься здесь, как и я.«Ты так быстро сдался?»

Саймон зажмурился до ярких разводов перед глазами. Ему вспомнился дом, полный чужих людей: партнёры, клиенты, выгодные сделки, скреплённые игристым вином и изысканными закусками, лёгкие, едва ли не прозрачные платья легковесных красоток, которых в равной степени привлекали как дом, так и сам Саймон. А он… он всё это знал и упивался тем, как простому мальчишке из трущоб удалось подняться на самую вершину. Нет, выше. Это же его небоскрёб в более чем тридцать этажей стоит в центре столицы. Это его корабли курсируют по всему Лазурному морю. Это его караваны возят халифские шелка. Это он, а не кто-то другой, произвёл противогазы в минувшей войне. И это благодаря его инвестициям никому ненужный изобретатель Минжай стал известен всему миру своими летательными аппаратами.