Тёмная Вестница (СИ) - Фред Винни. Страница 36

– То, что говорила та идиотка на дуэли роялей, правда?

Я медленно закрыла глаза, открыла и кивнула, тихо отвечая:

– Да, это так. Моя семья обанкротилась, мы потеряли всё – счета, активы, даже дом. Через два месяца по мою душу приедет пристав, и снимет последнюю рубаху. Я не смогу продолжать образование, если не найду состоятельного мужа до конца семестра. Только сохрани это в тайне, я тебя прошу, мне даже думать об этом ужасно неловко.

Он кивнул и изобразил жизнерадостную улыбку:

– Хочешь, я на тебя женюсь?

Я округлила глаза от шока и нервно хихикнула:

– С ума сошёл?

– А почему нет? Я богат, – он сел ровно и гордо задрал подбородок, начал объяснять, как задачу на уроке: – Я умный, ты красивая, ты представляешь, какие у нас будут дети?

Я рассмеялась громче, он перестал кривляться и тоже улыбнулся, взял мою руку и начал измерять безымянный палец, это почему-то оказалось жутко щекотно, и забрала руку, шёпотом признаваясь:

– Мне вообще не до шуток, если честно.

Он прищурил один глаз и шепнул:

– Прости. Я просто все проблемы так решаю, пока ты можешь смеяться над проблемой, ты сильнее неё.

– Круто тебе, – усмехнулась я, – я над этой проблемой смеяться не могу. Мне светит пансион, на веки вечные, это хуже тюрьмы, если я не смогу остаться в Академии, мне конец. Замуж я, конечно, тоже не горю желанием выходить, но из двух зол... – я тяжко вздохнула и замолчала, он перестал улыбаться, через время спросил:

– У тебя кто-то есть, да? Тот бедняга, который не умеет целоваться?

Я нахмурилась:

– Прекрати называть его беднягой.

– А кто он? – фыркнул Алан, развёл руками, как будто обрисовывая окружившие меня обстоятельства, я поморщилась и отвернулась. Он помолчал, потом полуутвердительно заявил: – Ты ему не сказала? Да. И ты хочешь меня убедить, что он не бедняга. Когда планируешь его бросить?

– У нас нет отношений.

Сейчас я этому радовалась, как никогда до того – если бы прошлой зимой я дала Кори хоть каплю надежды, сейчас ситуация была бы ужаснее в разы. Алан усмехнулся:

– А он в курсе, что у вас нет отношений?

– У нас не было никаких договорённостей и обещаний.

– Тогда почему он с тебя глаз не сводит? – Я подняла на Алана удивлённый взгляд, он кивнул: – Я видел, как он рисует твои портреты на моих лекциях.

– Это его личная проблема, меня она не касается.

– Он нищий, да?

– Даже если бы он был богат, моя семья никогда его не примет, он полугном.

«И вот, мы опять свернули на скользкую дорожку расовых проблем... Почему все наши разговоры такие откровенные? Это странно.»

Я попыталась забрать у Алана свою руку, но он крепко держал, улыбался и смотрел мне в глаза, мурлыча, как кот:

– Это ты пытаешься оправдаться за то, что он нравится тебе не настолько сильно, чтобы идти ради него против семьи?

Укоряющие взгляды на Алана не действовали, но я пыталась. И тем обиднее было от того, что он попал точно в яблочко, я сама об этом думала. Мне хотелось быть как все, влюбляться и сходить с ума, чтобы было, что рассказать по секрету во время совместных ночёвок с девочками. Но у меня этого никогда не было, иногда я сочиняла себе любовь, чтобы не выглядеть отстающей, но для себя знала, что я именно отстающая. Если бы я могла любить Кори, я бы любила. Меня восхищало его упорство и смелость, я часто думала о том, какая невероятная сила нужна для того, чтобы имея такие данные, каждое утро вставать, брать учебники и идти в Академию, где половина группы – аристократы в надцатом поколении, и большая часть – полуэльфы, красивые и ловкие, с идеальной кожей и волосами. Кори заслуживал уважения, и мне было приятно иногда себя обманывать, принимая это уважение за любовь.

Алан следил за моим лицом так увлечённо, как будто там происходило что-то занимательное, улыбался и качал головой, с хитрым прищуром шепча:

– Не ври себе, Лея, никогда, особенно о любви. Любовь жестока, она мстит за нечестность годами, десятилетиями, не давай ей повода. Ты не представляешь себе, на какие дивные безумства идут влюблённые ради каких-то совершенно ничего не стоящих мелочей, типа увидеть или заставить улыбнуться. При условии, что любовь настоящая, конечно, а не просто «он хороший парень, неудобно отказать».

– Он правда хороший парень.

– У меня есть большие сомнения по этому поводу, но я, пожалуй, оставлю их при себе. Ты его не любишь, просто признайся себе в этом, прими это как достаточную причину для отказа и прекрати себя винить. Любовь решает всё, и если её нет, то ты имеешь полное право ничего не решать, просто выйти из этой ситуации и забыть о ней.

– Меня грызёт совесть.

– Совесть? За то, что нет любви? Ты смешная, принцесса Лея. «Насильно мил не будешь» – слышала такую фразу? Нельзя заставить любить, ни кого-то другого, ни себя, так что в этом нет твоей вины.

«Волшебные слова... Жаль, что я в них не верю.»

Я смотрела на свои ладони в его ладонях, он держал и гладил их так естественно, как будто мы были действительно близки, и не обсуждали сейчас мои отношения с другим парнем или мой будущий брак по расчёту. Мне было очень приятно просто быть здесь, без попыток это объяснить.

– Легко сказать. Но всё равно спасибо. Я это обдумаю.

– И моё предложение обдумай тоже.

Я подняла глаза, отрываясь от изучения наших переплетённых пальцев и пытаясь вспомнить, что он мне предлагал, не смогла, и решила уточнить:

– Какое?

Он возмущённо фыркнул:

– Ну ты даешь, ты уже забыла? Я тут в первый раз в жизни такое предлагаю, а она пропустила мимо ушей!

Я смущённо улыбнулась и шепнула:

– Прости. Так что ты предлагал?

Он закатил глаза, развёл руками, и с мрачным пафосом заявил:

– Руку и сердце. – Я нахмурилась, пытаясь уловить суть явно плохо переведённого фразеологизма, Алан хлопнул себя по лбу и простонал: – Что? У вас так не говорят? Кошелёк и связи. Так тоже не говорят? Штамп в паспорте, строку в семейной книге, хочешь мою фамилию? Могу устроить.

У меня всё шире открывались глаза, он выглядел серьёзно обиженным, как будто я действительно сделала что-то не так, я не могла этого понять, прищурилась и шепнула:

– Ты шутишь?

Он посмотрел на меня с кривой улыбочкой:

– Я похож на психа?

– Да.

Мы молча смотрели друг друга, он начал улыбаться первым, я тоже начала, сначала неуверенно, потом легче. Он поднял ладони сдающимся жестом и признал:

– Ну, может быть. Да, наверное, надо было это как-то по-другому сказать. Обычно это красиво делают, всякие цветы, шампанское, ресторан, новый галстук. А я привёл тебя в подвал, и галстук не надел, и рубашка вообще не особо модная в этой местности, какой позор. Я не виноват, это вообще не моя рубашка, мне её одолжили, потому что я свою на практикуме спалил. Точнее, дети спалили, гады. Но, в любом случае, мой косяк, – он поднял руки, изобразил покаянные поклоны: – Косяк, я осознал. Обещаю не допускать такого в нашей будущей семейной жизни. Ты уже подумала? Минута прошла.

– Ты псих.

– Да.

Мы сидели ровно, смотрели друг на друга, я не могла понять, в каком месте он шутит, а в каком нет. Он улыбнулся и наклонился ближе, сказал другим тоном:

– Лея, ну серьёзно! Подумай об этом. Это выгодное предложение. Я богат, у меня замок свой есть. Коцаный, конечно, но это замок. Я решу проблемы твоей семьи, ты получишь квартиру, машину, цацки, тусовки, что ты там ещё любишь? Произведения искусства, образование. Ты на медика учишься, могу тебе клинику открыть.

– А ты что получишь?

– Жену.

Это звучало как полное безумие, я хотела схватиться за голову и сбежать, но вместо этого сидела здесь, как приклеенная, и пыталась докопаться до истины.

6-8

– Зачем тебе жена?

– Надо. – Его честный взгляд не оставлял шанса на шутку, и тем обиднее будет, если я начну думать об этом всерьёз, а он рассмеётся.