В унисон - Михевич Тэсс "Finnis_Lannis". Страница 40

Лили усмехнулась; в сердце впервые за несколько дней воцарился покой и порядок.

– Помолимся, – ответила она, склонясь над алтарем.

Хидео: игра в детектива

Они вышли в парк, причем обычно ленивый Кобальт сегодня стремился как можно активнее показать хозяину, что ему нравится играть с пробегающими мимо птичками или кошками. Генджи приходилось с силой натягивать поводок, чтобы пес не убегал далеко и не набрасывался на гуляющую поблизости живность.

Хидео не сводил любопытного взгляда с лица Генджи, который с явным пренебрежением рассматривал играющих кошек.

– Тебе не нравятся животные? – смешливо спросил Хидео, подзывая одну из кошечек к себе.

Конечно, странно было говорить это человеку, добровольно согласившемуся выгуливать каждый день американскую акиту.

– У меня аллергия на котов, если ты забыл, – буркнул Генджи, уменьшая длину поводка так, чтобы пес был ближе к нему. – А животных я люблю. Мой Кобальт отлично ладит со мной.

Когда-то у них заходил странный, почти сюрреалистический разговор о том, почему Генджи назвал свою собаку в честь какого-то химического элемента. Помимо очевидного увлечения друга химией имя, данное собаке, было связано с еще одной интересной причиной. Генджи объяснил, что мордочка у пса очень похожа на милейшую физиономию гнома, которую непременно хочется приласкать, обнимать и безумно любить. Хотя, конечно, далеко не всегда Кобальт был милой собакой – если его сильно разозлить, он мог стать очень злым и агрессивным зверем.

– Я шучу, – ответил Хидео, почесывая подошедшую кошку за персиковым ухом.

Генджи, угрюмо потупившись, отступил подальше.

– Ты чего? – спросил Хидео, пройдясь ладонью по мягкой рыжей шерсти кота.

– Не хочу, чтобы у меня появилось неконтролируемое чихание.

Хидео рассмеялся и встал, оставляя рыжего кота в покое. Кобальт, наблюдавший за перемещениями кота, с любопытством гавкнул, распугав низким голосом всю округу. Генджи чуть ослабил натяжение поводка, когда они с Хидео отдалились от людей и животных на достаточное расстояние.

В глубине парка Генджи позволил Кобальту побегать самостоятельно. Игривость пса заставила его заняться с собакой прежней дрессировкой, смысл которой заключался в том, что пес должен был приносить брошенную палку. Хидео присоединился к игре, то и дело отвлекая Кобальта от основной миссии. За каждое правильное движение собаку поощряли кусочком сушеного мяса.

– Значит, ты с Хамадой?.. – осторожно спросил Генджи, когда Кобальт в очередной раз помчался за палкой.

Хидео окатило жаркой волной. Он сложил на груди руки, не зная, что сказать. Дело в том, что сам он об этом совершенно не думал – ему всегда нравилась Лили, точнее, она нравилась ему последнее время, но о том, чтобы начать встречаться с Мичи, он не размышлял, просто раньше такое не приходило ему в голову.

Это казалось таким… неправильным? Они всего несколько дней знакомы!

– Я не знаю, – честно ответил Хидео, смотря прямо перед собой. – Мне нравится Рокэ.

Генджи странно дернулся, но Хидео не видел этого, он лишь почувствовал, как локоть друга слегка задел его рубашку, всколыхнув холодную от ветра ткань.

– Не знал, что она тебе нравится, – пробормотал Генджи.

Прибежал Кобальт, получил награду и растянулся у ног хозяина, отдыхая после продолжительного забега. Генджи мог бы присесть, чтобы одарить пса заслуженной лаской, но не стал делать этого. Он просто застыл, точно пригвожденный к месту, и даже на шевеления Кобальта перестал обращать внимание.

– Давно уже, – проговорил Хидео, физически ощущая повисшую между ними неловкость. – Я же тебе рассказывал, ты разве забыл?

Он внимательно посмотрел на друга – Генджи проигнорировал этот взгляд, даже не шевельнулся в ответ.

– Мне просто никогда не было это интересно, – он пожал плечами, смотря прямо перед собой.

– Ну, так, если тебе не интересно, я могу и не продол…

– Нет-нет, продолжай. Я чувствую, что если не послушаю об обычных человеческих дилеммах, то точно свихнусь.

– Х-хорошо.

Пока Хидео обдумывал дальнейшие слова, Генджи, наконец, присел и стал трепать бурые уши Кобальта. Тот вновь задорно гавкнул, активно виляя хвостом.

– Она мне не очень давно нравится, в том и дело, – сказал Хидео, скользнув ладонями в карманы. – Она впечатлила меня во время нашего похода в храм в день первой лошади. Потом она стала мне нравиться, когда… ну… мы вместе пошли в школу и мило поболтали. Она хорошая.

– Она сумасшедшая, Хидео, – проговорил Генджи медленно и внятно. – Сама нестабильность во плоти. Ты слышал о ее обсессивно-компульсивном рас…

– Я не хочу говорить о ее болячках! Я лишь говорю, что она мне вдруг стала небезразлична, и я… не знаю наверняка, но кажется, у нас могло бы что-то выйти.

Хидео на самом деле так не казалось – что-то, заключенное глубоко внутри него, отвергало саму мысль об их отношениях. То, что Лили сама проявила инициативу, когда схватила его за руку, было, скорее всего, исключением, нежели новым установленным правилом. Хотя Мацумура и думал иногда о том, как сложилась бы его жизнь, если бы девушка приняла его признание. Но дальше поцелуев и объятий дело не заходило. Лили всегда казалась слишком импульсивной, слишком резкой в своих действиях и суждениях, но в последнее время начала сильно пугать Хидео своим напором. Рядом с ней он чувствовал себя побитой собакой, и ему это не нравилось.

Когда она проявила слабость (а Мацумура ждал этого момента, чтобы понять, какие в нем это вызовет чувства), Хидео с разочарованием понял, что кроме жалости к этой бедной, запутавшейся девушке он ничего не чувствует. Ни нежности, ни очарования.

Генджи прицепил поводок к ошейнику Кобальта и выпрямился.

– Я понял, – сказал он флегматично. – Ты ее полюбил только потому, что она тебе милое слово сказала?

– Нет, не только… Причин много.

– Какие же это причины? – Генджи начал заводиться. – Вы один раз вместе пошли в школу и один раз вместе поболтали в храме Инари, так? А все остальное время ты исподтишка смотрел на нее со стороны своей парты и горестно вздыхал о том, что такая, как она, никогда не захочет пойти на свидание с таким, как ты, верно?

Бил не в бровь, а в глаз, но толку от этих словесных ударов не было никакого: Генджи, пытаясь пробить броню Хидео, не замечал, что поражает своим же оружием самого себя.

– Я уже думал об этом, – сказал, не дрогнув, Хидео. – И пришел к выводу, что Рокэ мне нравится как… как образ, что ли. Это что-то, что можно любить на расстоянии, не прикасаясь к этому руками. Я, в общем-то, не питаю к ней никакого физического влечения.

– Наверняка ты придумал себе какой-то гипертрофированный образ и поверил в него как в константу, – хмыкнул Генджи, вновь приобретая безразличную насмешливость.

– Не знаю, во что я там поверил и какой образ придумал, но факт остается фактом: Рокэ мне очень нравится, когда я смотрю на нее или когда она говорит со мной. Но не могу назвать это любовью. Вряд ли это она.

– А с Хамадой что? – спросил Генджи.

Они вновь двинулись в обход по парку. Кобальт не хотел больше сидеть на месте, и его отчаянно тянуло вперед к деревьям и небольшим ухоженным кустикам. Генджи то и дело натягивал поводок, оберегая проходящих людей и котов от любопытной собаки.

– Она влезла в мою жизнь так внезапно, так стремительно начала развивать наши отношения… она явно очень спешила, когда пыталась познакомиться со мной и расположить к себе. Понимаешь, с нашего знакомства прошло всего четыре дня, а у меня такое чувство, будто я общаюсь с ней уже год! Она как будто бы все обо мне знает, хотя мы толком с ней не разговаривали! Меня слегка пугает ее настойчивость, но вообще… она мне тоже нравится.

Было тяжело осознавать, что прошло всего четыре дня. Хидео представил ее такой, какой увидел впервые: с неестественно яркими, светлыми волосами, с ангельской улыбкой, с аккуратным носиком и темно-карими глазами, которые казались почти черными, когда тень падала на лицо. Все краски он заметил на ее лице, каждую жилку ее сверкающих глаз перенес в свое воображение, впечатал в себя ее каждый изгиб и каждую тень. Если бы он взял сейчас же краски, то, подобно искусному художнику, смог бы нарисовать ее идеальный портрет.