Секс. Любовь. Свадьба (СИ) - Шталь Шей. Страница 64

Я мгновенно прихожу в ярость. Как он мог такое сказать?

— Я зла, Ноа. До сих пор. Я не могу это изменить.

Зарычав, он резко бьет кулаком по стене сарая. Дряхлое дерево с треском раскалывается от удара правой рукой. Вокруг поднимается пыль.

— МНЕ ОХРЕНЕТЬ КАК ЖАЛЬ! — кричит он. — Каждый гребаный день я хочу, чтобы забрали меня, и тебе не пришлось бы иметь дело с этой хренью.

— Я не хочу этого, Ноа, — уверяю я его, чувствуя себя еще хуже. — И я не хочу, чтобы ты так себя чувствовал.

Теряя терпение и все больше раздражаясь, он начинает ходить по сараю, как недавно это делала я.

— Что я должен был делать? Я… не мог избавиться от боли. Не мог ее вылечить. Ну, я сделал то, что посчитал нужным. И можешь винить меня в этом, если хочешь. Я возьму на себя вину, но тебе нужно знать, что я тоже потерял ее. Из всего, что я прочитал, меня больше всего бесило то, что я потерял тебя, но ты ни разу не задумывалась о том, что я чувствую.

Я киваю. Он абсолютно прав. Я никогда не переставала думать о причине, по которой он закрылся от меня. Просто не думала о том, что ему было больно. Я вела дневник. Что было у Ноа, чтобы облегчить боль?

Его гнев. Его отстраненность.

Мы оба ошиблись в том, как пытались с этим справиться.

Но затем он произносит:

— Ты говоришь, что я виноват в твоей боли. Тебе будет легче, если я уйду? — С каждым словом его голос смягчается. Ноа садится напротив меня. — Ты хочешь этого? Если хочешь развестись, я не собираюсь силой удерживать тебя в браке, в котором ты эмоционально уже разошлась со мной. Это несправедливо по отношению ко мне и детям.

Все эмоции отчетливо читаются в глубине его глаз и в морщинках на лбу. Закрыв глаза, он тихо рычит и проводит руками по волосам. Наклонив голову вперед, он разочарованно вздыхает и потирает правой рукой подбородок.

— Иисусе, — бормочет он, качая головой. — Не думал, что будет так сложно.

— Сложно, потому что мы все еще любим друг друга.

Он внимательно смотрит на меня.

— Что, если проблема заключается в любви к тебе? — От его слов у меня перехватывает дыхание. Я не готова к ним. Он качает головой. — Это не значит, что я не люблю или даже не могу, — добавляет он, сглатывая.

— Но иногда тебе хочется?

— Может, так было бы проще. — Ноа вздыхает, взъерошив волосы. — Ты стала такой несчастной. Совсем перестала улыбаться, и я виноват в этом.

Его слова правдивы и причиняют боль.

— Ты не виноват во всем на свете, Ноа. Она умерла и оставила нас с такой болью. Не думаю, что кто-то из нас знал, как ее принять, не говоря уже о том, чтобы справиться с этим и продолжить жить.

Мы потеряли Мару, но навсегда связаны с ней. Наши сердца играют на струнах души, и если мы собьемся, то наша семья развалится. Я думаю об Оливере, Хейзел, Севи и Фин. Если у нас ничего не получится, что я им скажу?

Иногда больно слышать правду, но я знала, что мне это нужно. Ноа прочитал мой дневник. Вполне справедливо, что я выслушала его.

От глубоко вздоха, рубашка Ноа расходится на груди.

— Ты хочешь это исправить?

Вытянув ноги на тюке сена, я внимательно рассматриваю Ноа: растрепанные волосы падают на лицо, щеки покраснели. Может, по этой причине я никогда не подталкивала его к этому разговору? Потому что правда ранит, и видеть уязвимую сторону мужа — это уже слишком.

Я молчу. Не уверена, что знаю, что сказать, пока пытаюсь побороть свои эмоции.

— Ты хочешь развода? — Он смотрит на меня, и, кажется, я никогда не чувствовала себя такой беспомощной. — Это то, чего ты хочешь?

Ноа протягивает руку и касается моего лица. Наклонившись вперед, в своей особенной манере, он прикасается своими теплыми и мягкими губами к моим. Я реагирую на это как угодно, но точно не с нежностью. И моя реакция передается мужу. Он громко вздыхает.

Из моих легких также резко выходит воздух.

— Мое отношение к тебе не изменилось. Этого никогда не случится.

Я снова начинаю нервничать. Ноа молча вытаскивает другую руку из кармана и касается моей щеки. Я полностью растворяюсь в прикосновении его грубых пальцев.

— Ты не ответила на мой вопрос. — Он замолкает, глядя мне в глаза в ожидании ответа. А я начинаю рыдать, сотрясаясь всем телом. Муж смотрит на меня с сожалением в глазах, а затем прочищает горло, так как его голос охрип. — Я серьезно. Если это то, чего ты хочешь, то я сдамся, — он произносит это медленно и четко. Такое бывает, когда ему не нравится то, что он говорит. Его голос так звучит от досады и сожаления. Точно так же он прошептал мне: «Она ушла, Келли. Мы должны ее отпустить». Хотя он понимал, что я никогда бы не сделала этого. — Знаю, ты думаешь, что я не слышал тебя той ночью, когда ты сказала, что мы должны расстаться. Но я слышал. Ты это имела в виду?

— Нет. — Я закрываю глаза, пытаясь не развалиться на части. — Я хочу быть с тобой, Ноа. И это никогда не изменится. — Я пытаюсь дышать ровно, не делая судорожных вдохов. — А чего хочешь ты?

Он качает головой.

— Я обещал тебе… Оно, — он берет меня за руку и касается обручального кольца, — было обещанием. И все, что я говорил… Я имел в виду каждое слово. Для меня нет ничего важнее тебя и наших детей. Прости, если когда-либо заставил тебя усомниться в этом.

Я отвожу взгляд от кольца с бриллиантом, которое он мне подарил, и погружаюсь в темноту его глаз.

— Можно спросить?

Ноа кивает.

— Почему ты не взял Фин на руки, когда она родилась?

Его глаза застилают слезы.

— Не знаю… Я… — Он сглатывает и делает вдох. Его горло сжимается. Он сломлен. — Когда я посмотрел на Финли в твоих объятиях, с красным личиком и плачущую, все, о чем я мог думать, — это как мне защитить ее? Я не смогу. На что я годен? — Слезы медленно текут по его щекам. Я не видела, как он плачет, с того дня, как умерла Мара.

Я протягиваю руку и вытираю слезы.

— Ноа, не говори так.

Муж смотрит на меня ожесточенным взглядом.

— Серьезно. На что, черт возьми, я годен, если не могу сделать единственное, что должны делать родители?

— Ты хорошо справляешься с ролью отца.

Ноа хмурится.

— Я не знаю, как это делать. Только думал, что знаю.

— А знаешь, что мне сказала терапевт?

Со стоном Ноа закатывает глаза.

— Нет.

Он всегда считал, что терапия не решит всех проблем, поэтому и отказался ходить со мной на сеансы. Кажется, до сих пор я не думала о сказанных терапевтом словах и в действительности не позволяла себе в них вникнуть.

— Она просила меня позволить себе почувствовать боль. Позволить себе расстроиться и разозлиться. Это нормально. Единственный способ исцелиться — признать и почувствовать боль. И только тогда ты сможешь двигаться вперед. Не забыть, а двигаться вперед. Это нормально, что мы грустим о ней, Ноа. Она была нашим ребенком. Она тяжело боролась, и нам бороться с ее потерей также трудно.

С каждым моим словом поведение Ноа меняется. Он борется с этим. Если бы он этого не делал, то не был бы Ноа Беккетом. А затем, так же легко, как он вступает в борьбу за то, чтобы оставаться сильным, с такой же скоростью ее проигрывает. Его тело сотрясается, лбом Ноа упирается в мое плечо. Протянув руку, я провожу ей по влажным волосам на его затылке. Мы плачем. Вместе. Держимся друг за друга, прочувствовав всю боль. То, чего мы не делали с тех пор, как она умерла.

— Быть сломленным — нормально, — говорю я ему.

Муж сжимает руки на моей талии и падает передо мной на колени. Он держится за меня. Я опускаюсь на колени, и мы не разрываем объятий, потому что для нас это единственный способ вернуться в реальность. Ноа проиграл битву, не смог остаться сильным. Крутой парень сдался и поник.

— Я никуда не уйду, — плачет он, целуя мою шею, а затем его губы касаются моих. Поцеловав меня, Ноа смотрит мне в глаза, уверенно и твердо произнося: — Мое «навеки» в силе, если и твое тоже.

По моей спине пробегает дрожь. Он рассматривает мое лицо, одним взглядом обнажая меня. В глубине души я не думаю, что на протяжении последних двух лет мое сердце когда-либо сомневалось в его любви. Да, мысленно я перебирала наихудший сценарий, но мое сердце… Оно знало о его намерениях, знало и удерживало меня от расставания.