Император (СИ) - Чинцов Вадим Владимирович. Страница 27

Ночной посетитель было замешкался, затем опустился на колено и поклонился — мое имя Аль Хаким и я ранее вместе со своими людьми входил в секретную организацию и занимал в ней довольно высокий пост дай аль-кирбаль.

Мужчина замолчал, периферийным зрением наблюдая за окружающим пространством, подмечая всех воинов, которые были готовы в любой момент лишить его жизни. И то, что он стоял в паре шагов от императора, не давало ему преимущества — ассасин был уверен, что этот византиец сам свернет ему шею, не прибегая к помощи к братьям-близнецам, от которых несло такой жутью, что волосы готовы были вот-вот встать дыбом. «И где таких зверюг себе нашел?»

Я же после признания немного напрягся — этот непростой убийца, от которого так и несло смертью, занимал в организации ассасинов второе место после самого Старца. С чем же он ко мне пожаловал, неужели наниматься на службу?

— Султан Египта нанял меня убить вас и всех королей, я же решил послужить вашему императорскому величеству и убил султана.

— Султан мертв? — невольно вырвался вопрос, от которого зависела судьба дальнейшего наступления.

— Мертв, государь!

Глава 14

Известив монголов, я через папского легата отдал крестоносцам приказ о наступлении. Сам же вызвал своего нового комита ликвидаторов, решив поставить перед ним непростую задачу — Аль Хаким, в твое подчинение переходит подразделение моих ликвидаторов, которые наверняка смогут научить твоих ассасинов чему-нибудь новому. Твоя задача — под видом купцов проникнуть в Золотую Орду и организовать устранение жены хана и его детей, вообще всех близких родственников, причем эти зверские убийства должны вести к Абаке-хану, как — это ты должен сам придумать и воплотить в жизнь, причем сам Менгу-Тимур должен в порыве ярости бросить свои тумены на Абаку. По силам тебе такая задача, Аль Хаким?

— Вполне по силам, господин! Не сомневайтесь, Золотая Орда вся до единого воина поднимется на Хулагуидов, вы будете мной довольны!

Встретившись с Абакой-ханом, я продолжил свою игру — Могучий хан! Мои люди при ставке Менгу-Тимура донесли мне о состоявшейся встрече Менгу-Тимура с Борак-ханом и Хайду-ханом, которые заключили союз против Хубилай-хана, решив полностью стать независимыми от его воли и выступить вместе против него при удобном случае. Так же эти трое предателей готовятся забрать твои земли! Неплохо бы известить великого Хубилай-хана, что-бы он был готов к нападению и при получении от тебя известия направил бы тебе помощь. Я тоже помогу тебе, хан и при нападении на тебя крестоносное войско выступит на твоей стороне! Своих людей, переданных тебе для захвата крепостей, я забираю, а это тебе подарок в знак нашей дружбы — я передал хану булатную саблю, богато отделанную золотом и драгоценными камнями. Хан минуты размышлял, затем сделал знак своему слуге и тот передал мне золотую пайцзу шириною в ладонь и длиною в пол-локтя, на которой иероглифами был написан его приказ: «Кто её имеет в руках, тот может приказывать что хочет, и это делается без замедления».

— Прими, Арман! Я ценю твою дружбу и ты с помощью этой пайцзы всегда потребуешь помощь у моих воинов!

Два месяца потребовалось хорошо охраняемому каравану с дорогими тканями и персидскими коврами на то, что бы добраться до столицы Золотой Орды. В дороге Аль Хаким сначала предъявлял охранную грамоту самого Папы, а затем серебряную пайцзу самого Менгу-Тимура, которую византийскому императору удалось получить через князя Галицкого. Ночами на караван пытались несколько раз напасть разбойники, но все они в итоге достались воронам и диким зверям.

Сарай-Бату протягивался вдоль левого берега реки Ахтубы на пятнадцать километров, город окружали многочисленные поместья и усадьбы, городские кварталы. В Сарай-Бату проживало около семидесяти пяти тысяч человек. Население было многонациональным: здесь жили монголы, кипчаки, черкесы, русские, булгары, византийцы. Каждая этническая группа селилась в своём квартале, где было всё необходимое: школа, церковь, рынок, кладбище. В городе имелись кварталы ремесленников: гончаров, ювелиров, стеклодувов, косторезов, литейщиков и кузнецов. Дворцы и общественные здания возводились из обожжённого кирпича на известковом растворе, дома рядовых жителей — из сырцового кирпича и дерева. В Сарае действовал водопровод из керамических труб и канализация, сделанная из деревянных труб, были многочисленные фонтаны и восточные городские бани. Дав бакшиш смотрителю ханского дворца, Аль Хаким продемонстрировал свой товар, не идущий в сравнение с подобным товаром, которым торговали другие купцы по различию ассортимента.

Менгу-Тимур-хан встал как всегда рано, первым делом обойдя свой дворец, проверяя как работают его слуги, ища повод для их наказания. Во дворце было больше тридцати комнат, в некоторых были установлены печки каны, на которых можно лежать. Стены внутри покрыты изразцами с сусальным золотом, каким русские кроют купола церквей и расписаны персидскими стихотворными строчками. Пол тоже выложен изразцами с шестиугольными кирпичными плитками. Не найдя к чему придраться, Хан остановил свой взгляд на ковре, который был немного изношен и не требовал срочной замены, однако повод был найден. Обрадовшись, Хан вызвал своего смотрителя дворца и отстегал его плеткой — Немедленно прикажи заменить все ковры во дворце! И чтобы мои ноги буквально в них утопали!

— Слушаюсь, о великий Хан! Я как раз собирался закупить персидские ковры у торговца, только вчера прибывшего в Сарай! У него просто замечательные ковры, но и стоимость их такая, будто ковры ткали из золота!

— Немедленно отправляйся к купцу и без ковров не возвращайся, я, великий Хан Улуса Джучи, могу себе позволить любые ковры, но постарайся конечно же сбить цену на его товары!

Аль Хаким встретил вернувшегося царедворца почти как Хана, постоянно кланяясь и предложив тому холодного шербета и восточные сладости, а затем показал все ковры, которые были в его караване. Отобрав пару десятков ковров, после продолжительного торга смотритель дворца купил еще тканей и купец со своими людьми лично доставил во дворец приобретенный товар. Ковры разнесли по комнатам, где их и раскатали, купец при этом внимательно запоминал расположение комнат, однако на женскую половину его не пустили, но двери, которые вели в покои Олджай-хатун, купец сразу отметил в своей памяти. Сам Хан соизволил лично указать на ковры, которые украсили его покои.

На пятый день после этого после удачной охоты дворец гудел как улей, все приближенные и близкие родственники отмечали до поздна, пока наконец захмелевших батыров не растащили по многочисленным спальням. Хан проснулся от воплей ужаса — орали несколько служанок, которые решили навести уборку и обнаруживших многочисленные труппы. Рядом с головой Хана торчал кинжал из его коллекции, пробивший послание на хорошей китайской бумаге: "Ты еще жив только потому, что ты должен признать мое право на Кавказскую Албанию — это моя территория!

Хан с трудом преодолевая головную боль, вышел из своей спальни, приходя в ярость от вида луж крови и трупов с перерезанным горлом. Перед спальней жены Хан споткнулся о труп старой служанки, бывшей с его супругой с самого ее детства. В голове помутилось и Хан рухнул навзничь.

После похорон Хан отправил гонцов в самые дальние концы своего Улуса собирать воинов для мести убийце своих близких.

Великий Хан монголов, был еще не стар, ему всего-то было пятьдесят пять лет. Если считать Монгольскую империю в то время в целом, его царство простиралось от Тихого океана до Чёрного моря, от Сибири до Афганистана. Хубилай сменил своего старшего брата Мунке на посту кагана в десять лет назад, но ему пришлось воевать со своим младшим братом Ариг-Бугу в гражданской войне, которая продолжалась четыре года. Каган готовился к завоеванию династии Сун, отступившей в Южный Китай, но послание Абаки-хана разъярило его эго — на его власть покусились поганые собаки, которых следует наказать по законам Тэмуджина. И он пока отложит завоевание всего Китая и сам лично возглавит поход на предателей. Кто-то решил, что он ослаб, но их ошибка будет дорого им стоить! Он, настоящий чингизид и сможет утвердить свое право на власть!