Заучка для Бунтаря (СИ) - Котлярова Екатерина. Страница 4

Поясницей чувствую что-то твёрдое. Чуть ёрзаю, пытаясь сместиться, чтобы телефон не упирался мне выше ягодичек. Но этим лишь вызываю странный полурык-полустон. Рука, которая до этого держала фильтр, пробирается между стеной и моим телом, ложится на живот. Я даже не в состоянии его втянуть, потому что вся дрожу. И тут же заливаюсь краской стыда, потому что живот у меня ещё не ушёл. Ещё торчит. Несмотря на длительное голодание.

Макушки касается дыхание Артура. Он часто и с надрывом дышит, шевеля волосы. Он… Он будто втягивает мой запах. Я хочу попросить его отстраниться, но мой голос просто пропадает. Не даёт издать ни единого слова. Особенно тогда, когда на беззащитное горло опускается другая рука. Сжимает. Окончательно лишает дыхание и способности мыслить. Даже бояться.

Я превращаюсь в амёбу. Без мыслей. И со странным набором чувств.

— Чёрт, какого… — низкое рычание заставляет вздрогнуть.

Нежную кожу правого ушка опаляет дыхание. А потом касается что-то влажное. Вздрагиваю, когда понимаю, что это его губы.

— Артур… Я… Что ты делаешь? Зачем? — лепечу испуганно, давя руками на стену и бёдрами пытаясь отодвинуть Артура.

— Заучка, прекрати ёрзать! — рычит, а потом и вовсе смыкает зубы на мочке ушка.

Я вскрикиваю. Странная волна прошибает меня с ног до головы. Груди становится больно, а низ животика сводит так, будто у меня скоро начнутся месячные. Я всхлипываю. Лбом вжимаюсь в стену, жмурю глаза.

— Пожалуйста. Я тебя умоляю… Не нужно надо мной издеваться! Прошу.

— Чёрт тебя побери! — я втягиваю голову в плечи и жмурю глаза, когда в стену, рядом с головой врезается кулак.

Впечатывается с такой силой, что белое облачко пыли взлетает в воздух, а на стене остаются следы крови. Вскидываю руки и закрываю голову руками. Сама не осознаю, что начинаю поскуливать от страха.

— Глупая мелкая Заучка, — рычит, сжимая мои волосы на затылке и оттягивая голову назад.

Мне становится больно. Вскрикиваю. И горестно начинаю плакать, всхлипывая от страха, как ребёнок.

Парень грубо выражается, снова бьёт кулаком в стену. Слышу странный хруст. А потом он уходит. Опять. Оставив меня одну. Рыдающую, беспомощную и раздавленную.

Обхватываю себя руками за плечи и медленно опускаюсь на пол, лбом упираясь в стену. Меня трясёт от рыданий, слёзы градом катятся по щекам, крупными каплями падая на колени и бетонный пол.

Я не могу понять, что за игру мои одноклассники затеяли в этот раз. Какие издевательства будут в этом году.

Артур. Он раньше никогда не участвовал во всех этих издевательствах. Никогда не насмехался надо мной за мой лишний вес. Просто не обращал на меня внимания.

Что же изменилось сейчас?

Зачем? Зачем он это делает?

Тру кулачками глаза, стираю слёзы со щёк. Поднимаю с пола рюкзачок, который улетел на пол. Встаю, цепляясь руками за ручку двери, проворачиваю ключ, вваливаюсь в квартиру. И тут же оседаю на старый скрипящий пуфик, вновь начав сотрясаться в рыданиях. Этот день вывернул душу наизнанку. Размазал меня.

Я не имею понятия, сколько времени я рыдаю в коридоре. Стаскиваю кеды, на полусогнутых ногах иду на кухню, чтобы выпить воду и унять икоту.

Набираю воду из-под фильтра в стакан, залпом выпиваю. Голова резко начинает кружится, во всём теле разливается слабость, колени подгибаются, а из рук выпадает стакан, падая на кафель и разлетаясь на осколки. Один из которых впивается в икру.

В глазах всё меркнет. Я с трудом успеваю повернуться так, чтобы прислониться спиной к стене и медленно сползти на пол.

Когда открываю глаза, смотрю на пыль на полу кухни и мелкие осколки стакана. Некоторое время пытаюсь понять, что случилось. Боже. Я упала в голодный обморок.

Кое-как сажусь, прислоняюсь затылком к стене, борюсь с головокружением. Потом хватаюсь за стул, поднимаюсь. Падаю на мягкий диванчик. Тянусь к хлебнице, беру кусок батон, отправляю в рот и медленно жую. Проглатываю. Через пять минут тошнота отступает.

Поднимаюсь с диванчика. Надеваю резиновые перчатки и собираю осколки с пола, после чего шваброй вымываю кухню. В холодильнике нахожу яйца, сыр и авокадо. Разбиваю яйца в тарелку, взвешиваю на весах. Вношу в приложение подсчёта калорий. Разогреваю плиту, ставлю сковороду на огонь. Выливаю разбитые яйца на ней.

Следом взвешиваю два тонких куска сыра, авокадо и ломтик хлеба. Делаю себе бутерброд, сверху кладу яичницу.

Медленно начинаю есть, тщательно пережёвывая пищу. И всякий раз, когда подношу руки ко рту, чувствую запах Артура, оставшийся на них. В конце концов, я не выдерживаю. Кладу бутерброд на тарелку, срываюсь в ванную комнату, где сорвав с себя платье и нижнее бельё, отправляю его в стиральную машинку, потому что оно насквозь пропиталась им. Артуром. Его запахом. Никотином и одеколоном.

— Мама… — снова всхлипы рвутся из груди.

Я стою под струи воды, наливаю гель на руку и начинают тереть кожу, судорожно пытаясь стереть запах Артура. Но он будто въелся в меня. Проник под кожу, в каждую клеточку моего тела.

Я опускаюсь на дно душевой кабины, подтягиваю колени к груди и медленно раскачиваюсь из стороны в сторону. Не хочу в школу. Не хочу больше видеть их. Никого из них. Особенно Артура. Его дьявольские холодные глаза и кривую ухмылку.

Но как только я зажмуриваю глаза, под веками тут же вижу его лицо.

Мотаю головой. Открываю глаза. Быстро поднимаюсь, хватаю шампунь. Выдавливаю на руку, начинаю вспенивать, наношу на кожу головы. Массирую специальным массажёром, чтобы улучшить циркуляцию. В последнее время волосы выпадают огромными клочьями. Я даже боюсь их расчёсывать и смотреть потом на гребень.

Вот и сейчас, слив забивает. Скатываю волосы в круг размером с маленькое яйцо.

И снова на глазах наворачиваются слёзы.

Я знаю причину, по которой выпадают волосы. Моя диета. Но никому об этом не говорю, потому что я знаю, что тогда начнётся тотальный контроль моего питания. Тогда я вновь наберу вес. Обратно.

Вылезаю из душевой кабины, отворачиваясь спиной к зеркалу, чтобы не видеть собственного отражения. Насухо вытираюсь полотенцем.

Выхожу из ванной точно в тот момент, когда домой возвращается мама.

— Привет, Улечка, — родительница тут же расплывается в улыбке. — Как прошла репетиция? Девчонки не говорили, что ты слишком сильно похудела? — щебечет мама.

— Привет, мамулечка, — шагаю к ней и целуя в щёку. — Не такая я худая, как ты говоришь.

Я дую губы, натянуто улыбаюсь. Маме не нужно знать о моих проблемах. Она и так слишком нагружена сейчас на работе.

— Уля, когда ты в последний раз взвешивалась? — вздыхает встревоженно мама. — Дай сюда, — дёргает полотенце.

— Ой, мама! Ты чего?

— Косточки торчат, все рёбра видно, Ульяна! Когда ты последний раз ела? — мамины губы начинают подрагивать.

— Вот только что… Точнее, не доела. Вон, — машу рукой в сторону кухни, — на столе стоит.

Родительница сбрасывает обувь и направляется на кухню. Складывает руки на груди, оборачивается ко мне.

— И это ты называешь едой?

— Мам, я же съела больше половины! — лгу я.

— Сейчас я приготовлю, а ты съешь! — машет пальцем.

Я кусаю губу, прижимая к груди полотенце, бегу в комнату, где судорожно натягиваю на тело одежду. Падаю на кровать, натягиваю одеяло. Сейчас меня часто морозит.

— Ульяша, — мама бесшумно входит в комнату, садится на край кровати, — девочка моя, я ведь переживаю за тебя. Волнуюсь просто безумно. Ты так сильно похудела. Волосы выпадают, ноготочки стали слоиться. Девочка моя, ты избавляешься от пищи, да?

— Нет. Нет, мам, — я лгу, мотая головой.

— Маленькая моя, доченька. Ты сильно похудела, слишком сильно. Я умоляю тебя, родная, давай я буду следить за твоим питанием. Мы вместе будем считать калории, но чтобы твоему организму хватало всех микроэлементов. Хорошо, девочка моя?

— Да, — с огромным трудом выдавливаю я.

Я не могу быть уверена, что сдержу своё обещание. Я слишком сильно боюсь съесть что-то лишнее, слишком сильно привыкла контролировать каждый приём пищи, каждый съеденный кусочек. До граммов.