Что-то между нами (СИ) - Резник Юлия. Страница 14

– Извини, если испугалась, – Воинов отходит к окну. Дергает на себя створку. Сунув одну руку в карман, второй, не сдержавшись, лупит по подоконнику. А мне приходит на ум вот что – в его исполнении это тоже истерика. Единственная истерика, которую человек его положения может себе позволить.

– Я скорей удивилась.

– Вот как? – Воинов кладет широкую ладонь на шею и несколько раз проходится, разминая позвонки. Думаю, ему дела нет, что я отвечу. Вряд ли он вообще ловит суть, погруженный в какие-то свои мысли.

– Где этот Вадик, а где вы, – без всякого подобострастия говорю я и развожу руками, отчего закрепленное на груди полотенце чуть не падает. Воинов хмурит брови и мажет по мне гораздо более внимательным и осмысленным взглядом. Я отчего-то смущаюсь. А это чувство, которое я ненавижу люто. – Я могу съехать, – вздергиваю подбородок, – вещи даже не распаковывала.

– Угомонись. Ты-то тут при чем?

– Не хочется вам добавлять проблем.

– Тогда надо было мне написать, что в порядке, – отбривает меня сходу, – я же просил!

– А… Так вы из-за этого приехали?

– Думал, ты уже тут скопытилась.

На этот раз Воинов проходится пальцами по волосам. Ото лба к затылку. Раньше я не замечала, чтобы его руки были настолько беспокойными. Что это? Нервозность? Он совершенно не выглядит нервным. Скорее усталость. Ага. Вон как зевает. Аж челюсть хрустит.

– Роб, на пять минут! – возвращается Тамара.

Воинов кивает, дескать, сейчас. Идет к выходу.

– Укладывайся спать, Эмилия. Тебя больше не потревожат.

«Да мне-то что? Ты-то сам как?» – проносится в голове. Но вслух я, конечно, ничего подобного не говорю. Может, у них в порядке вещей такое, откуда мне знать? Может, он и сам не безгрешен.

Стараясь не делать резких движений, переодеваюсь в домашний костюм из тех, что мне купила Милана. Мои тряпки хоть и вернули, но я пока к ним даже не прикасалась. Здесь моя одежда будет смотреться неуместно. Это раз. Два – ее же кто-то трогал, когда искал спрятанные в сумке деньги. А это – фу!

Тушу свет, не сразу найдя выключатель. Я-то по привычке ищу его на стенке у входа, но в этих апартаментах все сделано для удобства разнеженных олигархических задниц. И кнопка находится прямо у изголовья кровати. Посмеиваюсь. Эх, Миля! Про Воинова можно сказать все что угодно, но только не то, что он изнеженный. Завралась ты, девочка. Завралась. Да. Ну и ладно. Зажмуриваюсь, натягиваю одеяло. Но я-то выспалась после ухода Роберта Константиновича. Сна ни в одном глазу. Еще и любопытство снедает. В общем, поняв всю тщетность своих попыток уснуть, я тихонечко встаю и на цыпочках выхожу из комнаты.

– Том, я, блядь, тебя об одном просил. Делать это по уму. Чтобы я не знал. Это что, так трудно – не таскать своих ебарей в дом?

– Тебя только это волнует?! То, что я привела сюда любовника? Сам факт его наличия тебя вообще не парит?

– Да нет. С чего?

– С чего?! – до этого более-менее спокойный голос женщины срывается. – Тебе совсем на меня похрен, да? Господи, Воинов…

Замираю под дверью, закусив губу. Сердце колотится от прилива адреналина. Не хотелось бы, чтобы меня застукали.

– Том, я устал, как скотина. Ближе к делу. У тебя ко мне какие претензии?

– Какие претензии, – повторяет Тамара. – Ты же сам не святой, Роберт!

– Так я этого не отрицаю. Тебя вроде все устраивало. Что-то поменялось?

– Меня не устраивает твое равнодушие, Роб. Оно меня просто с ума сводит.

– Давно? Утром вроде все было в порядке. Помнится, ты выбирала отель на Мальдивах, куда поедешь с подружками.

– Опять сводишь все к деньгам? Да не нужны они мне! Достало. Я жизни нормальной хочу. Семьи нормальной. А не мужика, которому на все, кроме денег, плевать.

– Все, что я делал и делаю – для семьи.

О-йо-йо. Голос Воинова леденеет.

– Вот не надо, а? Кого ты лечишь? Телок своих трахаешь ты тоже для нашего благополучия?

– Каких телок? Последняя телка, которую я трахал была ты. Кажется, полтора месяца назад это было. А с тех пор я только с работой ебусь, Тамара. Чтобы ты на Мальдивы ездила, да с мальчиками развлекалась.

– Я сейчас заплачу. А девка в гостевой – это так, да?

Голос женщины приближается. Я отшатываюсь и на цыпочках бегу к себе. Боже, она же не придет сюда, правда? Не вытащит меня за волосы? Меньше всего мне хочется становиться участницей чужих семейных разборок. Я вообще боюсь, когда люди начинают говорить на повышенных.

Юркаю в кровать. Отворачиваюсь. Нет меня! Я сплю. Разбирайтесь сами.

– Не смей ее тревожить!

– Не смей мне указывать! Если ты моего любовника выгнал, пусть и твоя подстилка выметается!

За дверью слышится какая-то возня.

– Дура! Девочка в спальне – потерпевшая по делу Миланы. У нее из-за нашей дочери черепно-мозговая и кровоизлияние в мозг, от которого она два месяца не может вычухаться. Мне сегодня позвонил ее врач и попросил помочь, потому что девочке идти некуда. Она и жилья, и работы за это время лишилась.

– Ну да, так я и поверила, – фыркает женушка, но вперед вроде больше не рвется. По крайней мере, звуки борьбы стихают.

– Знаешь что? Мне насрать. Веришь – не веришь. Я вообще мог не оправдываться, и был бы прав.

– О, ну конечно. Кто у нас всегда прав?! Только ты.

– Так, все. Даже слушать не хочу. Уезжай.

– Ну и уеду, понял?! И на развод подам! Забыл, кому принадлежит половина твоих активов?

Даже я понимаю, что это красная линия, но женщину понесло. И она никак не может остановиться.

– Иди, господи. Активы…

Все-таки странный этот олигарх. Со мной возится. Жена ему угрожает, а он смеется. Ну, ведь смеется же! Это ни с чем не спутать.

– Да пошел ты! Надо было уходить с Вадиком.

– Так позвони. Может, еще не поздно.

Голоса снова отдаляются. А потом со всей дури хлопает входная дверь, и резко становится тихо. Они, что ли, оба ушли? На этот раз гораздо смелее выхожу из комнаты. Воинова нет ни в кухне, ни в гостиной. Так и есть. Ушел. Понимаю это с ноткой странного сожаления.

Проходя мимо кабинета, торможу. Дверь оставлена приоткрытой, хотя я точно помню, что она была заперта. В проем льется тусклый свет. Ложится под углом на пол. Не сумев побороть любопытства, тихонько подхожу ближе. Глаза давно привыкли к сумраку, поэтому Воинова я замечаю сразу. Он сидит, откинувшись головой на спинку кожаного дивана. В одной руке стакан то ли с коньяком, то ли с виски. Другая расслабленно лежит на коленях. Его пиджак и галстук небрежно свисают с подлокотника. Лицо находится чуть в тени, а линия плеч выглядит и сейчас напряженной. Будто он даже вот так, немного расслабившись, продолжает держать на них небо.

У меня начинает зудеть в затылке, как всегда в моменты прилива вдохновения. Сфотографировать его хочется. И я не могу… Просто не могу себе в этом отказать. Бегу за древней, еще дедовой, пленочной камерой. Другой у меня нет, если не считать камеры на подаренном Воиновым айфоне. Слишком дорого. Не успела скопить. Но если что и фотографировать на пленку, то что-то такое... Настоящее. Бегом возвращаюсь к двери. Не дыша, прикладываю фотоаппарат к глазу и жму на кнопку. Черт с ним… Я не беспокоюсь о композиции, и о том, насколько мой олигарх в фокусе. Я не стараюсь перехитрить саму себя. Вж-ж-жик. И еще раз – контрольный. Я успела заметить, что ребята с цифровыми фотиками по привычке каждый раз отвлекаются, невольно отсматривая, что же там получилось. У меня такой привычки по понятным причинам нет. Я работаю быстро. Но один черт на третий щелчок Воинов уже вскидывается. Выпрямляется и бросает в камеру хмурый взгляд в упор.

– Какого хера ты делаешь?

– Фотографирую вас. Извините. У меня задание – снять портрет. А вы так сидели хорошо, что… Свет, композиция… – вру напропалую.

– Я не разрешаю себя фотографировать.

Воинов резко встает и начинает на меня наступать. Боже! Чем я думала? А если он отберет дедушкину камеру? Если разобьет, если…