Что-то между нами (СИ) - Резник Юлия. Страница 5
– Давай выпьем за нас, – предлагает Тома.
Это – всегда пожалуйста. Хотя тост заезжен до дыр. Чокаемся. Гляжу на часы.
– Опять о работе думаешь?
– Нет, о том, что «недолго» у нашей дочери затянулось. Одиннадцатый час. Завтра на учебу.
– Ну, Роб. Нам тоже на работу. А мы – ничего, вон, сидим, и еще нескоро спать ляжем, – облизывает губы.
– Была б у Милки голова на плечах – я бы не дергался.
– Да нормальная она.
– Кого ты пытаешься в этом убедить? Том, дураку понятно, что мы с тобой полностью облажались как родители.
– Не рано ли ты на нас точку поставил?
– Нет. Милку уже поздно воспитывать. Все мимо.
– А может, я не про нее. – Загадочно улыбается жена.
– А? – туплю.
– Тебе сына надо, Роб. – Ведет пальчиками вверх по моей руке.
– Спятила? Тебе сорок!
– И что? Я, по-твоему, старуха?!
– Ну что за бред? – иду на попятный. – Я про то, что всему свое время. Не понимаю я моды рожать на старости лет. Да и не стремлюсь наследить в истории. Мне дочки более чем достаточно. Да мы вообще, может, скоро дедом и бабкой станем, – содрогаюсь я.
– Милане восемнадцать, Роб! Ты с ума сошел? Ей учиться еще четыре года.
– Восемнадцать, а таскается – дай бог, – свожу челюсти. – Не удивлюсь, если залетит.
– Она пьет противозачаточные!
– Избавь меня от подробностей, ладно? – махом опрокидываю бокал. Замечаю, как Тома морщится.
– Никак тебе не угодишь. Держишь руку на пульсе – плохо. Отпускаешь – тоже.
– Не там ты держишь, Том.
Иду в дом. Достаю сигареты. Возвращаюсь. Только хочу подкурить, как Тамара обвивает меня руками за пояс.
– Не кури, Роб. Неприятно целовать будет.
Тяну на себя из-за спины. Пусть уж нацелуется вдоволь, чтобы я, наконец, затянулся. Касаюсь губ, проталкиваю язык.
– Ну не здесь же!
– Почему?
– Здесь негде.
– Вон, о беседку обопрись, задницу отставь.
– Я что тебе – девка панельная? Пойдем в постель, Роб. Не выдумывай.
А у меня уже то, что привстало, упало. Вот умеет она обломать.
– Том, а ты таблетки…
– М-м-м?
– Не перестала пить?
– Нет. Что ты, – удивляется.
– Ну, мало ли, ты о сыне заговорила. Вдруг?
– Я же так. Узнать на этот счет твои мысли.
– Мои мысли однозначны. Нет. Не хочу. Некоторым просто не дано.
– Я не считаю себя плохой матерью!
– А я считаю себя плохим отцом.
– Так напрягись. Измени что-то.
– Не хочу, Тома. Не. Хочу. Милана выросла, и слава богу.
– Ладно-ладно. Не кипятись, – ведет ноготками по руке. – Я же сказала, что просто спросила. Нет – так нет. Но, кажется, такой мужик, как ты, непременно должен хотеть наследника.
– Такой, как я?
– Угу. Крутой. Богатый… Стереотипы, да?
– Еще какие.
В тишине идем вверх по лестнице. Разговоры о детях свели желание трахаться к нулю. Но спрыгивать с темы сейчас как-то совсем неправильно. Значит, надо настраиваться. Просовываю руку в карман, сжимаю головку. Давай, брат, оживай. Заходим в спальню. Тома оборачивается. Тянет поясок на кимоно. Сделанные сиськи, проработанное тело. Нормально. Тело реагирует, как ему и положено.
Когда все заканчивается, дожидаюсь, когда Тома скроется в душе, и натягиваю штаны. Сам не знаю, зачем я в последний момент вышел, чтобы кончить ей на живот. Может, разговоры о детях напрягли меня сильнее обычного. Тамара психанула. Да и пофиг. Переживет.
Спускаюсь вниз. Достаю-таки сигарету и с удовольствием затягиваюсь. В теле – приятная усталость. В башке – каша из обрывков сегодняшнего дня. Рыжая эта, бестолковая дочка, которой до сих пор, кстати, нет, Томка… Интересно, могла бы она попытаться залететь в обход моего желания? И на кой черт ей это сейчас понадобилось.
Достаю телефон. Набираю Милану. Один вызов она игнорирует. Но второй, видимо, не решается. Знает, что допекла меня с этой аварией.
– Час ночи, Мил, где ходишь?
На заднем фоне гремит музыка, и слышится пьяный смех.
– Пап, да вы ложитесь. Что меня ждать? Меня Юра привезет.
– М-м-м. И кто такой этой Юра?
– Ну, привет! Мы уже две недели встречаемся.
– Это что-то меняет? Нет, – отвечаю на собственный же вопрос. – Чтобы через полчаса была дома. Учебный год начинается, если ты не забыла. В универ я тебя, конечно, пристроил, но учиться за тебя не стану. Вылетишь – урежу содержание, и живи как хочешь.
– Ладно, пап, сейчас. Ты чего злишься?
И правда. Все ж, блядь, хорошо. Не жизнь, а малина.
ГЛАВА 4
ГЛАВА 4
Не знаю, какого черта со мной творится. Может, догоняет пресловутый кризис среднего возраста, но что ни делаю – никакого удовлетворения. История с Милкой просто ярче это все подсветила. Неясная тревога зудит внутри. Хотя с чего вдруг? В жизни не происходит абсолютно ничего нового или от меня независящего. Так откуда этой самой тревоге взяться? А тут еще, как назло, несколько раз за день проезжаем прямо под окнами травмы. Девчонка эта… Эмилия. В любой другой раз перепоручил бы ее кому-то другому, и даже не вспомнил бы. А тут места себе не нахожу. И мысли, мысли, мысли… О том, как изменился. И что из себя теперь представляю. И как бы я себе, двадцатилетнему, понравился таким.
– Степ, давай заедем. – Киваю на сереющее впереди здание больницы
– Никак не вычухается девочка?
Вон, даже водила мой удивляется, что я сюда зачастил. Выходит, и он меня какой-то мразью бездушной считает? С одной стороны – похер. Не тот масштаб у Степана, чтобы я на него делал поправку. С другой… Когда это я людей стал их масштабом мерить? Наверное, давно. Вот блядь.
– Да нет. Ей как раз таки лучше. Сегодня, может, поговорим. Обсудим дальнейшие действия.
Степан кивает и переводит тему:
– Милана про свою бэху интересовалась, Роберт Константинович.
– Я в курсе. Хер ей, а не машина.
Водитель мой ответ, конечно, не комментирует. И даже бровью не ведет – вышколен. Но я готов отдать руку на отсечение, что он одобряет мое решение.
Серьезно, Роб, ищешь одобрения в глазах водителя? А, к черту!
Ослабляю узел на галстуке и выбираюсь из салона. Иду уже привычным маршрутом. Перед тем как войти, несколько раз громко стучу и только после толкаю дверь:
– Здравствуй.
– Здравствуйте.
Встречаюсь взглядом с рыжей, прохожусь по лицу, поднятым к голове рукам с зажатой в одной из них расческой и стремному застиранному халату размеров на пять больше, чем надо, открывающему отличный вид на место, где у нормальной женщины должна быть ложбинка, а у нее и намека нет. Будто считав мои мысли, Эмилия насмешливо кривит губы. И опускает руки на колени. А вот прикрываться не спешит. Ну и к черту. Смотреть там все равно не на что. Драматическая пауза затягивается, и я тороплюсь ее заглушить:
– Меня зовут Роберт Константинович.
– Так вот ты какой, мой несостоявшийся убийца, – ухмыляется деваха.
Я ожидал чего угодно, но точно не этого. Нашей потерпевшей, судя по всему, палец в рот не клади. Куда только ее испуг делся? Сидит вон, оскалилась.
– Почему ты решила, что это я?
– А зачем бы еще кому-то вроде вас понадобилось обивать пороги моей палаты? Боитесь, что я на вас заявлю?
– Разве ты не в курсе, что сама виновна в аварии? – осаживаю девицу.
– В курсе. У меня был следователь, – парирует зло. – Так что если вы пришли, чтобы поведать мне эту увлекательную историю – только зря потратили время. Дядя с нарядной ксивой очень доходчиво мне все объяснил, – добавляет с язвительной улыбкой.
Ловлю себя на том, что тоже ужасно злюсь. И беспощадно хлестким ответам Эмилии, и тому, что менты ее прессанули, похоже, хотя их никто не просил жестить. Теперь ведь вообще непонятно, как с ней выстраивать коммуникацию. Медлю. Взгляд то и дело цепляется за детали. Бритый висок на контрасте с оставшейся рыжей копной, синяки, зажившие ссадины. И руки, которыми она вцепилась в плечи, отгораживаясь от меня и происходящего. Это все словно кричит – виновен.