Меч Тамерлана - Кретова Евгения. Страница 48

От обиды, горевшей все эти годы в груди, остался лишь горький пепел: отец знал, на что шел. И действовал так не потому, что хотел угодить старому приятелю Флавию. Обетом он связал не только свою дочь, но и самого Флавия. А вместе с ним – будущее страны-конкурента и возможного противника. Ведь обет имеет одинаковую силу – как для Белеса, так и для Флавия.

Она, Катя, должна была стать козырем.

Но со смертью сестры и соединением в ее теле Доли и Недоли оказалась слишком ценна.

И ее пришлось прятать, спасать и охранять.

«Сила – в тебе!» – много раз услышанная фраза, которая сейчас открыла наконец свое истинное значение: не морок, не волшба, а вся удача мира и все его беды – в теле человека, девушки, по-детски затаившей обиду на отца и отказавшейся ценить то, что скрыто в ней.

У нее всегда было всё, чтобы противостоять злу, но сейчас, когда столкнулась с ним нос к носу, она осталась ребенком.

Отец не понимал, почему дочь медлит. И не отпускал ее взглядом.

– Катя! Скорее!

Вся сила – в ней. А она – Доля. И еще Удача – сила, способная изменить мир. А Черному мороку, Тьме, нужны они с Гореславой обе, так признался джинн. Черный морок нашел ее в мире людей, найдет и в мире богов. Но есть место, где он не властен. Она уже была там однажды, несколько лет назад.

Тогда ее это спасло.

И, кажется, Катя знала, где найти Гореславу.

Рука отца тянулась к ней, сильные пальцы уже касались края рубашки, но не могли уцепиться достаточно крепко и надежно, чтобы вытянуть из пропасти. В глазах блестели слезы и отчаянье – Катя не знала, что отец много раз проживал эту ситуацию во снах: мокрые скалы, тьма внизу и падающая в нее дочь Катя.

От тьмы, окружавшей Катю, веяло холодом.

– Катя! – в голосе Белеса сквозило неприкрытое отчаяние.

Катя улыбнулась, но, вместо того чтобы вложить пальцы в ладонь отца, оттолкнулась от камней, опрокидываясь спиной в пропасть – совсем так же, как это сделала недавно Андалиб.

Лицо отца всё дальше. Удивительно медленно. Так медленно, что Катя успела увидеть недоумение в его взгляде и сменивший его ужас.

– Папа… – сорвалось с ее губ.

Стоило ей разорвать контакт с отцом, как распахнувшееся окно схлопнулось, утянув Белеса назад, в мир богов.

Катя закрыла глаза, почувствовала удар; боль стиснула ее в своих объятиях на мгновение, чтобы отпустить в мягкое, парящее небытие, в котором не осталось ни отца, ни Темновита, ни сражавшихся с тремя незнакомцами Ярославы и Данияра. Тонкий серный запах, ядовитая река где-то рядом, укутанная серным облаком. Граница миров, разделенных Смертью.

Старый, высушенный временем лес с хрустящими от старости листьями. Раскаленный докрасна мост над пышущей жаром рекой.

– Гореслава! Это я, Катя! Ты меня слышишь? – закричала девушка.

Кровь из рассеченной брови тонкой розовой струйкой стекала по мокрому от слез и дождя лицу капала на грудь и в пыль, под ноги. Она будоражила сумрак этого места, тревожила неясные тени на противоположном берегу Огненной реки. Сквозь дым Катя могла видеть саму себя – испуганную, почти сломленную и надеющуюся на чудо. Она-на-том-берегу качнулась. Чуть иначе, чем Катя, плачущая на этом берегу… и шагнула навстречу.

Прищурившись, Катя увидела темные волосы, тонкое черное платье.

– Гореслава… – прошептала она.

Глава 20

Меч

Ее время тянулось медленно. Вернее, оно не тянулось вовсе. Это она сама так придумала после того, как едва не попала в лапы Тьмы. Здесь, на границе миров, где жизнь и смерть отделены друг от друга лишь формально, она была единственным обитателем. Хотя заглядывали и другие, странные тени. Иногда Гореслава шла за ними, за их едва заметным теплом, но неизменно оказывалась у их постели, в окружении плачущих родственников и мерно пикающей аппаратуры.

Она научилась их узнавать и не реагировать на них, постепенно изучая место, в котором оказалась.

Отсюда можно было попасть куда угодно.

Здесь можно было услышать голоса из разных миров.

Гореслава бродила вдоль реки, прислушиваясь к шелесту собственных шагов, иногда возвращалась в свое укрытие – потерянную в горах гробницу, к которой ее привел меч.

Казалось, здесь солнце не поднималось из-за горизонта, чуть окрашивая небо пурпурно-золотым и так и забыв о пробуждении. Тени ложились длинными языками на тропинки, кусты причудливо темнели по их обочинам.

«Может быть, время замерло?» – гадала девушка, вглядываясь в изменяющийся рисунок облаков.

Что, если она не чувствует течения времени, потому что оно остановилось?

Что, если мир давно поглотила Тьма, а ей только и осталось, что смотреть за его предсмертными судорогами?

В своем расследовании Гореслава не продвинулась ни на шаг: записи в гробнице по-прежнему были для нее тайной за семью печатями. Единственное, что оставалось, – наблюдение за мечом. Он будто бы оживал в ее руках: сталь серебрилась, от нее поднималось светло-голубое свечение. А в последние дни от меча исходил низкий гул, будто кто-то неведомый ударяет по лезвию, вытягивая из него монотонный и печальный звук, похожий на песню.

Это внушало надежду, что что-то в мире меняется, а значит, он не умер. Значит, потерялась только она. И тогда есть шанс найти дорогу.

Гореслава прислушивалась к голосу клинка, но разобрать пока ничего не могла.

Как-то раз, присмотревшись, она увидела в отполированных гранях меча меняющуюся реальность: толпы людей, мутные волны, смыкавшиеся над чьими-то головами, облака пепла и желтой, будто янтарной, пыли, россыпь пожаров. Потом долго не могла прийти в себя и дрожала, боясь подойти к мечу. А он, словно голодная собака, щерился и тянул из нее остатки тепла.

«Злая, злая вещица», – прошептала она, оттолкнув клинок.

Скользнув по каменным плитам, он со звоном упал и затих. Текст, нацарапанный Гореславой, на мгновение отразился на металлических гранях и будто ожил – затейливое кружево букв пришло в движение, складываясь в понятные символы. Но меч двигался слишком быстро – возникший рисунок, словно слова заколдованного мальчика из сказки «Снежная королева», сложенные льдинками на ледяном полу, рассыпался, едва собравшись. Не поднимаясь с колен, Гореслава подползла ближе. Легла на каменные плиты, пытаясь настроить отражение – чтобы нацарапанные буквы снова преобразились, но на этот раз на такое время, чтобы она успела прочитать текст.

«Мепе» – выхватила она взглядом несколько букв.

Девушка озадаченно села, оправила длинные юбки и, запрокинув голову, посмотрела в лицо статуи. Не раздумывая, девушка подтянула меч к саркофагу и поймала отражение еще одного фрагмента текста. «Шахиня Ширвана и шахиншахиня». О чем это может быть? Слово за словом Гореслава разбирала написанное на саркофаге воинственной царицы. «Царица Царей и Цариц, мепе абхазов, картвелов, ранов, кахов и армян, шахиня Ширвана и шахиншахиня, суверен Востока и Запада, король от Понта до Гургана и от Спер до Дербента, Хазаретии и Скифии».

– Да это же титул! – догадалась Гореслава.

Обойдя саркофаг, она пальцем погладила округлые буквы незнакомого шрифта.

«Но как ты связана с этим мечом?» – простонала она, не в силах дальше бороться с неизвестностью.

Где-то рядом послышались приглушенные голоса.

– Сейчас хорошо: днем еще не жарко, ночью уже не слишком холодно, – говорил молодой голос. – Туристов мало, фоточки сделаете что надо…

Ему отозвался женский:

– Да мы не за фоточками.

Горелава встрепенулась: «Катя!» Этот голос принадлежал ее сестре! В пещеру врывался легкий ветер, принося с собой аромат полевых цветов и – солоноватый – моря.

– А зачем тогда? – снова первый голос, только с лукавыми нотками. – Медовый месяц?

Вмешался еще один голос – уверенный, хоть и тоже молодой. Гореслава слышала его прежде.

– Мы не женаты. Вместе путешествуем… Просто по работе.

- Α-a. Такая красивая девушка…

Голоса отдалились, будто их что закрыло от Гореславы, стали глуше и почти неразличимы. Девушка, забыв о гробнице, которую изучала, подошла ближе к выходу. Все силы и мысли ее были направлены на то, чтобы услышать еще раз девичий голос и убедиться, что он принадлежит Кате. И словно боги услышали ее: