Тень Чернобога - Кретова Евгения. Страница 19

– Фу… Тут кто-то хозяйничал. Наверно, эти трое. Когда я сбежала.

Данияр кивнул:

– Они обыскали каждый уголок, в комнате даже ковер поднимали и отодвигали шкафы.

Катя снова опустилась на стул. Хоть и понимала, что этого следовало ожидать, но гадливое ощущение, что кто-то чужой трогал ее вещи, одежду, шарил в холодильнике, перехватило горло, сдавило легкие, провоцируя желудочный спазм. Данияр, кажется, не был так сентиментален и переживал о другом.

– И всю еду сожрали, – печально вздохнул он. – Как так можно?

– Мы можем сходить в магазин. Если, конечно, Шкода с Афросием не нашли нашу заначку.

Парень вскинул голову:

– А где вы ее прятали?

– В гардеробной комнате.

Она встала, прошла в кладовку; в свете уличных фонарей взгляд невольно выхватил в зале силуэты как попало перевернутых стульев, в спальне развороченное нутро шкафа. Она отвернулась и вздохнула. Щелкнула выключателем, вошла в гардеробную: все вещи оказались сброшены с вешалок. Катя подняла ворох одежды, что смогла ухватить, вынесла в коридор и положила на пуф. Осторожно перешагивая через другие разбросанные вещи, привстала на цыпочках. Схватившись за края полок, подпрыгнула, встала ногами на нижнюю и заглянула на антресоли. Данияр с сомнением наблюдал из коридора за девушкой и, когда та поскользнулась и, тихо взвизгнув, едва не упала, решительно подошел и придержал за талию.

От неожиданного прикосновения Катя замерла.

– Я не упаду, – на всякий случай запротестовала она.

Данияр угукнул, но рук не убрал.

Это было очень неловко – вот так стоять, когда на талии горячие и чужие ладони, а светло-лукавые глаза так близко, что наверняка видят, как пульсирует от волнения венка на шее. Катя, закусив губу, потянулась к стене, послышался треск отклеиваемой поверхности – в ее руках оказалась неприметная коробочка. Зажав ее в руках, девушка спрыгнула на пол. С облегчением выскользнула из рук Данияра, чувствуя, что краснеет.

– Вот, – достала из коробочки несколько купюр. – Это мы с мамой на отпуск откладывали, специально так сделали, чтобы сложно было доставать. Чтобы не потратить… – Она посмотрела на Данияра. – Я схожу в магазин, тут рядом, на углу.

Парень покачал головой:

– Очень смешно…

– Что я сказала не так?

Он уже направился к вешалке, усмехнулся:

– Ничего. Вместе пойдем.

Катя хотела что-то возразить, но Данияр освободил пуф от одежды и сел на него, чтобы обуться.

Она вздохнула, прошла в комнату – переодеться, с тоской оглядела разгром в квартире и следы грязной обуви на ковре. Из горы одежды на полу вытянула свои любимые джинсы и свитер, быстро натянула. Когда вышла в коридор, Данияр уже стоял в куртке. Сунув руки в карманы, разглядывал стены. Заметив Катю, сообщил:

– Я чай заварил. Придем, как раз готов будет.

Дождавшись, пока Катя оденется, аккуратно повернул ключ, стараясь не греметь и не скрипеть дверью, вышел на лестничную площадку и направился пешком на первый этаж. Катя закрыла дверь и тоже спустилась.

На улице было холодно, промозгло и неприятно.

– Капюшон надень, пожалуйста, – тихо попросил ее спутник.

Катя вздохнула, чувствуя себя шпионом. Или звездой телеэкранов, сбегающей от папарацци. Такая секретность и предосторожности: свет не включать, в окно не выглядывать, дверью не скрипеть, ключами не шуметь, спускаться пешком, на улице прятать лицо под капюшоном. Словно догадавшись, о чем она думает, Данияр пробормотал:

– Ну, можешь не надевать, если не хочешь домой возвращаться.

Катя молча натянула на голову капюшон, шагнула на улицу.

Ветер пронизывал до костей, будто иголками прокалывая насквозь. Катя тут же поскользнулась на обледенелых ступенях – каменная плитка, присыпанная снежной крошкой, оказалась скользкой, будто лед. Данияр успел ловко подхватить ее, притянул за локоть к себе для устойчивости.

Так они и дошли до угла, под руку, как старые знакомые. Катя, забыв о ветре, который бил в лицо, и о продрогших коленях, чувствовала только железную хватку на локте и тайком поглядывала на поводыря.

Они добежали до магазина и увидели, что он закрыт.

– Такое впечатление, что удача отвернулась от меня, – он усмехнулся своей шутке, спросил улыбаясь: – И что теперь?

– На проспекте еще один есть, – Катя неуверенно показала в сторону шоссе.

Данияр вздохнул:

– Ну пошли на проспект.

Небольшой магазин на первом этаже многоэтажки гордо именовался супермаркетом, хотя таковым и не являлся: всего два ряда стеллажей, прилавок с мороженым и рядом с ним второй, с полуфабрикатами. Блеклые упаковки с заморозкой, покрытые серебристым инеем, со смерзшимся в ком содержимым не вызывали ни аппетита, ни желания чего-то купить в качестве еды.

Данияр достал со дна упаковку с овощами, вздохнул.

– Собачьи потроха и то приятнее на вид, – он бросил пакет на место и уныло огляделся.

Катя деловито переложила верхние упаковки в сторону нашла в недрах морозильной камеры запаянный пакет с пельменями. Потрясла им, удовлетворенно сунула в корзину, передала ее Данияру. Прошла дальше, выбрала несколько банок с фасолью и кабачковой икрой, упаковку гречки и риса. Задумчиво задержалась у стеллажа с макаронами:

– Мы сколько времени здесь пробудем?

Парень пожал плечами:

– Кто ж знает.

Катя уверенно сгребла несколько пачек спагетти, вернулась к консервам, выбрала тушенку, взяла еще сыр и масло.

Данияр наблюдал за ней, усмехался:

– Ты будто на неделю решила закупиться.

– Как я понимаю, квартира станет чем-то вроде перевалочного пункта. Хорошо, если будут какие-то запасы, разве нет?

– Разве да, – парень кивнул и направился к кассе.

Катя по пути захватила батон хлеба, пакет сухого молока и несколько упаковок сухарей.

Данияр деловито складывал покупки в полиэтиленовые пакеты-майки, так, будто делал это всю жизнь. Откуда такое знание современных реалий, если он всю жизнь прожил в Раграде? Что вообще происходит?.. Но как-то так получалось, что все, за что ни брался, он делал очень деловито, толково и ловко. Катя с трудом могла отвести глаза от его уверенных и неторопливых движений. Смутилась, когда встретилась с ним взглядом. Засуетилась, расплачиваясь, и… рассыпала сдачу. Данияр поднял монеты, без тени упрека протянул Кате.

– Ты нервничаешь, – сообщил, будто диагноз поставил. – Ты мне, похоже, не доверяешь. А это неправильно. У нас впереди длинная дорога. – Они вышли на крыльцо, он придержал дверь, галантно пропустил Катю вперед и, удобнее перехватив пакеты, сбежал по ступеням следом за ней. – Знаешь, я готов ответить на все вопросы, которые тебя мучают больше всего. Так будет и мне, и тебе спокойнее. Давай.

Катя спрятала нос в воротнике пуховика.

– Еще бы знать, что именно меня мучает больше всего, – пробормотала она, но задумалась.

Они неторопливо двигались к Катиному дому: Данияр чуть впереди, Катя на полшага отставала. Он улыбался и подставлял ветру лицо, она хмурилась и ежилась от холода.

– Ты любишь мороз? – спросила наконец.

– Я люблю ветер. Потому что только ветер свободен по-настоящему. Ему неподвластны ни смерть, ни само время. Помнишь, в «Сказке о мертвой царевне» у Пушкина именно ветер сказал царевичу Елисею, где царевна? Это отличная метафора, на мой взгляд.

Катя опешила, остановилась. Пришлось догонять его:

– Что-что? В какой сказке? Откуда ты Пушкина знаешь? Читал?

Он снова, уже привычно, спокойно пожал плечами:

– А почему бы и нет. Я поводырь. Мне полезно знать то, что объединяет наши миры.

– А их что-то объединяет?

Он покосился на нее снисходительно, усмехнулся:

– Многое. Память, например. Ее не вычеркнешь. Она прорастает в мифах, легендах и преданиях, она в книгах современных авторов – потому что память живет рядом с каждым из нас.

– Это все очень поэтично. А конкретнее? Например, что, кроме шкатулки, объединяет наши миры?