Копьё Маары - Кретова Евгения. Страница 16

Минут через пять в яму снова заглянули дети. Только теперь они были вооружены трубками для метания дротиков, острыми обломками глиняной посуды, сухими ветками.

– Вы чего задумали? – Катя с опаской посмотрела вверх, шагнула назад, но уперлась в холодную и сырую стену.

Окружив яму со всех сторон, в порядке строгой очередности, установленной главарем – он выкрикивал имена и прозвища, – дети стали метать все это «богатство» в связанную пленницу. Очевидно, главарь ставил перед своими «воинами» задачи, потому что иногда, особенно удачно и метко попав в Катю, ватага радостно взвизгивала, а успешный стрелок тут же награждался бонусным выстрелом.

– Эй, так нельзя! – Катя уворачивалась как могла, прижималась к стенам, пыталась найти слепую зону, но колодец был настолько узким, что большинство остро заточенных дротиков-веток больно впивались в ее плечи, царапали лицо и спину, а острые грани черепков в кровь изрезали кожу.

Катя сперва кричала, уговаривала прекратить, угрожала, ругалась, звала на помощь. Но скоро поняла, что это бесполезно – ее крики еще больше их забавили. Никто не останавливал травлю, дети поняли, что им можно все. Их никто не накажет, им никто не ответит, ведь жертва мало того что в яме – она связана.

Все, что безнаказанно и не находит отпора, обращается звериной жестокостью.

Вскоре к этой стайке присоединились другие дети. Они принесли с собой длинные ветки и, просунув их сквозь металлические прутья, тыкали Катю, целясь в глаза. Потом им и этого оказалось недостаточно. С шутками и улюлюканьем они стали поджигать дротики и метать огненные стрелы в Катю. Девочка опустила голову, защищая глаза, вжалась в стену.

– Мамочка, помоги, – шептала девушка, вжимая голову в плечи от улюлюканья кочевников.

Если в яме, на усыпанном теперь сухими ветками и листьями полу, вспыхнет пламя, она просто сгорит заживо. Катя передвинулась, схватила один из черепков, уперла в мягкую земляную стену и принялась подпиливать им веревку. Удавалось плохо: руки соскальзывали, острые края глиняного черепка резали кожу. Через несколько десятков попыток по рукам потекли горячие ручейки крови. Но, хоть Катя и не видела состояние веревки, она надеялась, что ее усилия не пропадут даром и рано или поздно она освободится.

От упавшего на ворох сухих хвойных иголок горящего дротика поднялся черный дымок – занялось пламя. Совсем рядом.

– Мамочки. – Катя ахнула, едва не выронив скребок, передвинулась и придавила огонь мокрым от сырости коленом.

Перехватив черепок наподобие ножа, девушка встала – так было удобнее тушить пропитанной грязью обувью дымящиеся ветки. Одновременно она пыталась перетереть веревку.

Внезапно все стихло. Катины мучители словно растаяли. Катя замерла, вытянула шею, прислушиваясь.

– Неужели еще что-то задумали? – Она насторожилась.

Но наверху было тихо. Не теряя ни минуты, она снова закрепила осколок в стене и стала интенсивнее перетирать путы, уже не обращая внимания на порезы, на кровь, стекающую по пальцам, прислушиваясь только к шуму голосов. Отдаленных и будто немного испуганных.

«Может, подмога Тавде подоспела?» – подумала пленница с надеждой.

И вдруг услышала над головой:

– Катя!

Девушка запрокинула голову, замерла, прислушиваясь. Аякчаана? Нет, не ее голос. И тут – совсем близко, прямо над головой, – снова:

– Катя! Жива?

Но над головой – только темнеющее небо.

Смутная догадка поразила ее.

– Ярушка? – У Кати перехватило дыхание. – Это ты?

– Кто же еще? – прошептали ей в ответ.

– Ты где? – Катя пыталась разглядеть хоть что-то сквозь решетку, но видела только пустоту.

– Да здесь я, сверху, – ответил ей Ярушкин голос. Послышалось кряхтение, тяжелая решетка немного сдвинулась, осыпав Катю грязью и травой. – Не сильно тебе досталось от этих волчат?

– Терпимо, – улыбнулась Катя, отметив про себя, что и холод отступил. – Я тебя не вижу!

– И хорошо! Значит, действует еще бабушкино заклятье. – Ярушка тяжело вздохнула. – Это она на меня тень навела. Она меня и спасла… А на себя не успела.

– Так она здесь?!

– Здесь, да, – отозвалась Ярушка, – слава Роду, жива… Пока тебя искала, и их нашла, только сторожат их крепко.

– Их?

– Истр с ней. И Аскольд, соседский сын, младше меня парень…

– Да, помню, – Катя была озадачена, – но как они попали в плен? Почему не удалось сбежать-то?

Ярушка тихо ворчала, сантиметр за сантиметром отодвигая тяжелую решетку.

– Да случилось все больно быстро. Но не знаю, отчего сейчас не сбегут от этих извергов. Сколько народу положили. Стариков, деток малых…

– А кто это? Кто напал на Тавду? – Катя почувствовала, что одна из веревок почти перетерлась, дернула руками, потеряла черепок.

Пришлось наклоняться и искать его в темноте, а потом, изловчишись, связанными руками поднимать с земли.

– Это джунгары, Катюш. Они такие набеги нет-нет да и совершают на наши земли. Грабят, убивают, людей в неволю продают. Тем и живут. Наши стену начали строить защитную, но эти, видать, обошли ее. – Ярушка шумно дышала. – Выбираться отсюда надо. Сейчас у них основное войско грабежом занято, а те, что не заняты, повели людей в сторону Самарканда, на рынок невольничий. Так что время терять нельзя.

Катя и не возражала.

– У меня руки связаны, сейчас, почти справилась. – Катя с силой надавила на черепок веревкой, резко дернула на себя, услышав, как с треском разошлись путы, ослабив узел. – Кстати, куда детки-то их подевались?

Ярушка снова принялась сдвигать решетку.

– Померещилось им. – Ярушка тихонько хохотнула, оттаскивая в сторону тяжелую решетку. – Будто стая волков из леса вышла.

Через пару мгновений решетки наверху уже не было, и Катя увидела толстую ветку, спускавшуюся сверху.

– Хватайся! – тихо скомандовала Ярушка и потянула на себя.

Катя вцепилась в колкую ветку обеими руками, подтянулась выше.

– Ну и тяжела ты, бабушка моя Катя Мирошкина, – едва дыша, бормотал Ярушкин срывающийся голос. – Вроде тощенькая такая, в чем душа держится, а на-кось посмотри, пупок надорвать можно, едва вытянула эту тяжесть.

Катя вцепилась за край ямы, оттолкнулась ногами от стены и встала коленом на твердую поверхность. Ярушки здесь в самом деле было не видно. Только слышно было, как она пыхтела совсем рядом. Катя отползла от ямы, легла на траву. Вечер уже окрасил багровым золотом верхушки деревьев. Там, внизу, казалось, что уже наступила ночь, но наверху оказалось – только сумерки. Справа послышались приглушенные шаги.

– Ой-ё, – причитал Ярушкин голос, – как ты себя изрезала-то всю… Кровушка так и течет по пальцам. – Невесомое прикосновение к запястьям. – Ну ничего, сейчас подлечим, подлатаем тебя. Уходить надо, боюсь, гаврики эти, джунгарские отпрыски, вернутся с подмогой…

– А как же бабушка? Ее что же, в яме оставлять?! – Катя перевела дыхание, краем рубахи вытерла кровь с рук, посмотрела в пустоту.

– Дуреха ты, – прошелестела Ярослава. – Тебя-то увести надо, тебя-то видать во всей красе… Или ты снова в яму желаешь? – Катя мотнула головой. – Вот то-то же. – И голос добавил: – А бабушку тоже сегодня вызволим… Тебя только спрячем, да и вызволим.

– А на меня ты не можешь такой же морок навести?

Ярослава не успела ответить – при этих словах со стороны стоянки послышался шорох.

– Бежим! – скомандовал Ярушкин голос.

И невидимая сила потянула к лесу.

Шорох за спиной усилился.

Девочки бежали без оглядки, спотыкались, падали, поднимались и вновь бежали. И остановились посреди темнеющего в сумерках леса, когда шум и звуки стоянки джунгар окончательно стихли. Катя оперлась ладонью на ствол, перевела дыхание. Рядом тяжело дышала Ярослава.

– Колени расшибла, когда упала, – причитала она. – Фух, сердце сейчас выпрыгнет… Думала, всё, споймают нас звери треклятые.

В сумеречном свете ее хрупкая фигурка стала проявляться отчетливее: Катя без труда могла найти взглядом ее очертание. Теперь она выглядела как собственная тень: серый силуэт, вроде темного морока, что еще не принял вызванную форму. Она стояла напротив Кати, согнувшись пополам и тяжело дышала, то распрямляясь, то складываясь снова пополам.