На свои круги (СИ) - Турлякова Александра Николаевна. Страница 117
- Ты обиделся на меня, да?- спросил вдруг первым.
Орвил, сидевший за походным столиком, посмотрел на друга поверх пергаментного свитка.
- Ты так думаешь?
- А разве нет? Ты не разговариваешь со мной...
- Я занят...
- Можем поговорить за ужином. Могли за завтраком и за обедом, но ты молчишь... Ведь из-за графа, так? Он не доверяет тебе больше? Как прошёл совет, ты знаешь?
- Меня там не было...- Устало прикрыл тёмные глаза.
- И никто не сказал тебе, что там было?
- От меня все шарахаются, как от прокажённого.
- Дураки!
- Мне от этого не легче...
- И что теперь будет?
- Завтра сражение, ты же уже знаешь...
- Мне сказали... Так что уже знаю... А что будет с тобой? С твоими людьми? Тебе сказали?
- Мне передали, послали оруженосца от барона Торвина...
- А, это тот, что над картой висел? Это он помогает графу строить войска? Да?
- Он самый...- Орвил согласно кивнул. Эрвин хорошо помнил лицо барона, его проницательный, умный взгляд и настороженность. Такого не обманешь.
- И что? Куда тебя ставят?
- В центр... Мне больше никто не доверит никакого маневра, так что – только в центр.
- И что? Их на две тысячи больше! Какой в этом толк? Опять потерпеть поражение? Что придумал этот ваш барон... Как там его? Торвин? Что он собирается делать?
- Я не знаю. Мне только прислали оруженосца с донесением. Граф желает видеть меня и мои войска в центре...
Эрвин помолчал немного, обдумывая услышанное, потом спросил:
- Как обычно ваш этот барон расставляет войска? Какие у него излюбленные приёмы? Ты можешь хотя бы примерно предугадать, что он будет делать завтра?
Орвил пожал плечами на весь этот перечень вопросов.
- Всегда по-разному... Наверное...
- Наверное?- Эрвин недовольно передёрнул плечами.- Так было и под Ритбергом? Вы проиграли! Знаешь, сколько там ваших полегло? Я видел всё это, видел, как хоронили всех в огромном овраге...
- И что?- Орвил резко перебил его.- Что ты хочешь от меня?
- Они ставят тебя в центр! В центр!
- Кто-то же должен стоять в центре... Почему не я?
- Если этот ваш барон Торвин поставит вас всех так же, как под Ритбергом, тем более, что вас меньше, он, скорее всего, усилит фланги, а центр... центр будет обречён... Там многие погибнут...- Дёрнул подбородком раздражённо.- Ты понимаешь это? Орвил, ты меня слышишь?
- Это ты так думаешь, ты же не знаешь, что они там, на совете, решили.- Тоже нервно дёрнул головой за спину.- Ты можешь только догадываться, представлять себе и накручивать всякие глупости...
- Глупости?- Эрвин зло усмехнулся.- Они поставят тебя в центр и будут надеяться, что тебя убьют там, а потом твой Арвин граф благополучно передаст кому-нибудь другому, тому, кому больше доверяет...
- Я же буду не один там, в центре... Там будут другие бароны. Тот же Торвин, он всегда ставит себя в центр...
При этих словах Эрвин согласно кивнул:
- Это делает ему честь...
- Вот видишь.
Эрвин поднялся на ноги с походного раскладного стульчика и посмотрел в лицо барона сверху с высоты своего роста.
- Я не хочу, чтобы ты шёл туда, я не хочу, чтобы ты погиб там...
- Что? С чего ты это взял?
- У тебя мало оруженосцев, твои рыцари, я видел их всех, среди них мало серьёзных воинов, твоя рука... Кто прикроет тебя в случае чего? Кто окажется рядом?
- У меня хорошие люди, я был с ними под Ритбергом, да и зимой... Я доверяю своим оруженосцам, и...- Эрвин перебил его, не дав договорить:
- Я пойду с тобой!
С минуту они оба молчали, глядя друг на друга, потом Орвил отрицательно повёл подбородком туда-сюда.
- Нет... Ты не можешь сражаться против своих.
- Я буду не против своих, я буду рядом с тобой. Я не могу сидеть и ждать, чем всё закончится. Это я виноват, что граф так распорядился твоими людьми и поставил тебя под главный удар. Я представляю, как мыслит дядя Вольф, как думают его бароны, они сметут ваш центр... Тебя убьют...
- Да нет же!- Орвил в сердцах отбросил на стол недочитанное письмо.
- Я хочу быть рядом!
- Нет! Эрвин, нет! Потом ты будешь жалеть об этом всю жизнь! Когда ты вернёшь себе своё, ты не сможешь глядеть своим людям в глаза. Ты всегда будешь помнить, что ты сражался и убивал своих. Пойми это... Я справлюсь! Вот увидишь...
Эрвин молчал, думая над словами барона, всё он правильно говорит, всё так, но... Потом шепнул:
- Своей смертью ты обрадуешь своего отца... и убьёшь её...
Орвил отвёл взгляд от лица друга, долго смотрел на огонёк горящей свечи, надрывался сверчок, разрывая душу щемящей тоской. Прошептал:
- Она будет молиться за меня...
- О, Господи, Орвил! Конечно, её молитвы защитят тебя лучше щита и верного человека рядом! Если бы люди выигрывали войны только по молитвам, зачем нужны тогда были бы броня и доспехи?
- Ты приехал сюда не сражаться, ведь так? Просто из любопытства... И идти в бой ты не должен... Я никогда не возьму тебя с собой. А будешь спорить, я прикажу взять тебя под охрану...
- Ты хотел сказать, под арест? От кого меня охранять?
- Как хочешь. Могу и в Арвин отправить...
- А я не поеду! Прикажешь заковать меня в цепи, как твой отец?
Орвил стиснул зубы при упоминании о несправедливости со стороны барона Элвуда. Никуда не денешься, он всё-таки его отец, и их всю жизнь, всегда, будут сравнивать друг с другом.
- Нет, Эрвин! Нет! Ты останешься здесь и точка!
- Тогда я пойду к твоему графу и всё расскажу ему.
- И что? Что это изменит? Тебя арестуют или убьют, а самое меньшее – вышвырнут отсюда вон. Вот и всё...- Пожал плечами.- Я устал. Мне ещё надо отправить письмо в Арвин, да и ужин уже давно остыл. Ты ешь и ложись, завтра будет видно, что делать с тобой. Хорошо? Может быть, ты будешь среди моих оруженосцев... Если тебя это, конечно, успокоит... Только давай не будем спорить? Я не хочу говорить обо всём этом...
Эрвин молчал. Хорошо. Пусть всё будет так, как будет, даже если не будет. Завтра наступит уже скоро, и он сделает всё, чтобы быть рядом. В центр, так в центр... Оруженосцем, так оруженосцем... Кто знает, что будет потом. Вернёт ли он когда-нибудь свой титул и земли, чтобы думать об этом уже сейчас? Но, видно, в этот раз ему придётся идти в бой с другой стороной. На всё воля Господа. И за него самого молиться некому, он остался один, а маленький Эрвин молиться ещё не умеет, а так, наверное, помолился бы за отца...
Усмехнулся своим мыслям.
После одинокого ужина Эрвин ещё долго не ложился, бродил по лагерю среди натянутых шатров, постоял у костра, слушая байки бывалых сержантов, в темноте долго смотрел на звёзды и всходящую жёлтую луну, ущербную, стареющую. Всякие тревожные мысли лезли в голову, представлялся завтрашний день, предстоящий бой, и хотелось верить, что всё будет хорошо. Убьют соседа рядом, кого-нибудь другого, и лучше того, кого не знаешь. Стрела промахнётся, меч не достанет, острие копья пройдёт мимо, добрый конь будет чуточку быстрее, а оруженосец рядом – расторопнее, и всё будет хорошо. Обязательно будет.
Так, наверное, сейчас думал каждый в этом лагере, с такими мыслями заснули те, кто смог это сделать, на это надеется каждый здесь. А убитые и раненые всё равно будут, их не избежать при любом раскладе.
Почему именно сегодня, перед этим боем, он чувствовал необъяснимую тревогу и волнение? Почему не чувствовал ничего подобного раньше? Почему сейчас так боялся всего того, что предстояло завтра?
Может быть, потому, что надо было сражаться против своих? Или потому, что поставили в центр? Или, может быть, потому, что хотелось непременно остаться в живых и вернуться? Потому что был кто-то, к кому хотелось и следовало бы вернуться? Его ждал сын, теперь он был не один, рядом был тот, ради кого стоило бы жить и беречь свою жизнь. Маленький Эрвин, сын Ллоис, плоть от плоти его самого...
Раньше, когда слышал подобные слова от кого другого, улыбался. Что за глупость? Плоть от плоти... Как это? От себя, что ли, отрубил что-то? Плоть от плоти... А сейчас, когда рядом был ребёнок, часть его самого и часть любимой женщины, он по-другому воспринимал эти слова. Конечно, плоть от плоти! А как же иначе? Как ещё? Если глядя на этого маленького мальчика, он видел черты себя самого и видел черты Ллоис. Конечно, он и есть та самая единая плоть от своего отца и своей матери. По-другому и не скажешь! Он не точная копия, нет, он сам по себе, он особенный, но он часть. И хотелось видеть, как он растёт, как меняется, каким становится, что в нём от матери, а что – от отца, а что – своё.