Зомбосвят (СИ) - Арьков Сергей. Страница 52

Но как же сильно он недооценил нового знакомого.

— Что будет? — спросил Цент, да так, словно бы ответ представлялся ему очевидным. — Ну, раз ты не сможешь, придется мне самому встать за плиту. Приготовлю плов, или что получится. На кухне у меня всегда рандом. Но это все же лучше, чем у Анфисы, дуры покойной. Вот та в плане готовки была сама стабильность — что ни блюдо, то параша. От ее кушаний помоечные коты и собаки нос воротили, потому как хоть и бессловесные твари, а тоже жить хотят.

— Значит, вы просто сами что-то приготовите, — облегченно выдохнул Емеля. Он не верил, что отделался так легко. Его даже не станут бить.

Однако радость его продлилась недолго.

— Приготовлю, приготовлю, — подтвердил Цент.

С этими словами он подошел к Емеле и стал бесцеремонно щупать его за разные телесные места.

— С виду тощий, а так-то есть мясцо, — приговаривал Цент, пробуя пальцем упругость филейной части Емельяна. — Вот с этого места можно изъять пару кило. Да с бочков жирок срезать, на бульон.

— А? — нервно вскрикнул Емеля, отшатываясь от страшного человека. — Что… что…. Что вы имеете в виду?

— Да ты не волнуйся, — поспешил успокоить его Цент. — До этого не дойдет. Тебе всего лишь надо приготовить мне плов. Это очень простое задание.

— До чего не дойдет? — не унимался Емеля.

В глубине души он уже догадался сам, но отказывался в это верить. Да и как можно было даже допустить саму мысль, что эти с виду разумные существа могут совершить акт беспричинной антропофагии, избрав его в качестве кормовой жертвы. Ладно, там, в каких-нибудь критических ситуациях, на необитаемом острове или в иной небогатой пищей среде. Суровый сурвайвал порой толкает людей на зверские поступки, но такова цена выживания. Но здесь и сейчас-то это зачем? Полная машина тушенки и сухарей. Жри хоть в три горла. Почему же во весь свой страшный рост поднялась тема каннибализма?

Тут Емеля взглянул на Цента, и его прошиб холодный пот. Он все понял. Этим страшным человеком двигал отнюдь не голод. Мотивы его лежали далеко за гранью понимания Емели, но одно ему было предельно ясно — изверг, не задумываясь, схарчит его чисто по приколу.

Подтверждая его худшие опасения, Цент ласково произнес, продолжая деловито щупать жертву за мясистые области:

— Доброго плова из тебя, как мне видится, не выйдет, ведь ты барашек только по мозгам. Но вот, скажем, харчо, вполне себе приемлемая альтернатива. Так что мой тебе совет — не тяни резину.

Следующие минут десять Емеля бестолково метался среди трех берез. Он попытался осторожно удалиться от лагеря, а после задать стрекача, но зоркий Цент отследил его поползновение, и как бы между делом намекнул, что отменно стреляет по убегающим в панике целям, притом предпочитает метить им по нижним конечностям, дабы ненароком не даровать жертве легкую смерть.

Время шло, а пловом и не пахло. Емеля тихо выл от отчаяния, когда до его ушей долетел голос Цента.

— Еще пять минут, и тебе точно харчо, — предупредил он строго.

— Меня нельзя есть! — воскликнул Емеля. — Я ведь человек!

— А ведь твоя правда, — вдруг согласился с ним Цент. — Доброго харчо из тебя не выйдет. Только мясо испортим. Придется обойтись без изысков.

Он взглянул на щуплого мужчинку и скомандовал:

— Владик, тащи бревно!

— Какое? — испуганно спросил тот.

— Подходящее, — ответил Цент, и его тщедушный спутник все понял. А вот Емеля нет. Но недолгим было его непонимание. Вскоре Владик вернулся, волоча за собой толстый стволик молодого деревца.

— Отлично! — похвалил его Цент. — А теперь тащи из тачки изоленту. Нет, стой. Она вонять будет, да и резина, все-таки, токсичная дрянь. Лучше проволоку.

Емеля наблюдал за всеми приготовлениями с немым ужасом, и терялся в догадках, что же его ждет. А затем, когда щуплый мужчинка принес из машины моток алюминиевой проволоки, все встало на свои места.

Дикий крик разнесся над рощей, вспугнув сидящих на ветвях пташек. В нем смешались мольбы и воззвания к милосердию.

— Заткнись! — требовал Цент, проволокой приматывая его ноги к бревну. — Ишь, горланит. Нарочно, да? Хочешь еще кого-то к столу накликать. Терпеть не могу незваных гостей.

— Не надо! — выл Емеля. — Пощадите!

Его за руки и за ноги привязали к бревну, и тут-то он все понял. Ужасный человек Цент уготовил ему страшную участь. Он собирался приготовить Емельяна Пискина на вертеле.

— Владик, не стой столбом, вкапывай рогатины, — торопился Цент, чуя скорый ужин.

— Да разве так можно? — извивался Емеля.

— А ведь и верно, — вдруг опомнился Цент. — Господи! Что же это я делаю? Форменно бес попутал. Не раздел тебя, не обмыл. А одежда ведь сплошь синтетика. Она не пойдет на пользу здоровью. Все мясо химией китайской провоняет. Да и неизвестно, где ты прежде валялся и кто тебя трогал. Владик, бегом неси нож, срежем с туши упаковку. И ведро воды тащи, хоть подмышки ему помоем и прочие пахучие области. Не чужим людям готовим, сами есть будем.

Нож был принесен. Пока Владик ходил к реке за водой, Цент подступил с ним к орущему дурным голосом Емеле и стал резать его правую штанину.

— Умоляю! Не надо! — давился слезами Емеля. — Я сделаю все, что вы захотите.

— Тогда просто заткнись, — пожелал Цент. — Это единственное, чего я от тебя хочу.

Владик принес ведро воды. Но, как выяснилось, забыл губку.

— Иди к машине, неси ее, бестолочь! — прикрикнул на него Цент. — С кем приходится выживать в суровых условиях постапокалипсиса! Все на моих плечах. А этот прыщеносец словно на курорте. Берегись, Владик. Терпение-то мое однажды может и лопнуть. И тогда кто-то другой может оказаться на вертеле. И пусть он тогда не обижается, и не спрашивает, почему да за что.

Но уйти за губкой Владик не успел. Внезапно появилась Машка, и сообщила, что обед готов.

— В смысле? — удивился Цент. — Какой еще обед?

— Суп с тушенкой, — ответила девушка. — Я его сварила, пока вы тут дурью маялись.

— Суп, — повторил Цент. — С тушенкой. Сколько банок на котелок?

— Пять.

— Мать моя! У тебя совсем никакого представления об экономии. Ну, две, ну, три еще куда ни шло. Но пять….

— Ты же сам все время повторяешь, что не желаешь на себе экономить, — напомнила Машка.

— На себе-то да, — проворчал Цент. — Но суп ведь и вы тоже жрать будете. А вот на вас бы я, пожалуй, сэкономил. Особенно на Владике. Он вообще тушенки не заслуживает. Если каждого начать тушенкой кормить, далеко ли до беды?

Тем не менее, готовый суп был куда заманчивее, чем еще сырой и даже живой человек.

— Что поделаешь, не судьба, — сказал Цент, похлопав несчастного Емелю по бедру. — Кому суждено пойти на завтрак, ужином не станет.

Затем троица села пировать супом из чужой тушенки, заедая оный чужими сухариками. Емелю никто к столу не пригласил, да он и не напрашивался. Цент привязал его к дереву, и заставил наблюдать за тем, как едят другие.

— Вы же не оставите меня здесь на ночь? — пропищал пленник, когда его мучители засобирались отходить ко сну.

— А что нам помешает сделать это? — удивился Цент.

— Но если появятся мертвецы, они же съедят меня заживо, — простонал Емеля.

Цент долго смотрел на него, затем согласно кивнул головой, и промолвил:

— Да. Съедят.

После чего повернулся и пошел спать в машину.

В ту ночь Емеле повезло. Божьим провидением он сумел освободиться от пут. То ли изверг связал его плохо, то ли узел по какой-то причине ослаб, но Емеле, после напряженной борьбы, удалось обрести свободу. О том, чтобы мстить обидчикам, он и не думал. Цент казался ему непобедимым монстром, от которого можно только убегать в великой панике. Свою машину ему тоже пришлось бросить — ключи от нее изверг забрал с собой. Все его нажитые в ходе зомби-апокалипсиса вещи остались в ней, так что Емеле пришлось бежать в одной пропитавшейся потом и кровью одежде. У него не осталось даже оружия. Не осталось ничего, кроме жизни, которую лишь чудом удалось сберечь.