Последние часы в Париже - Дрюар Рут. Страница 12

Продолжая путь по узким извилистым улочкам, он поглядывал на террасы cafés, захватившие тротуары. Несколько пожилых мужчин сидели за столиками, наслаждаясь бокалами красного вина, и он бы с радостью присоединился к ним, но чувствовал, как их взгляды прожигают ему спину, когда он проходил мимо. Вздохнув про себя, он поплелся к Пантеону.

Ноги сами привели его к книжному магазину, и, повинуясь порыву, он толкнул дверь. Его встретил запах пыли и старой бумаги. Он отчетливо осознал, что в зале воцарилась тишина, и невольно задался вопросом, не послужил ли звонок колокольчика предупреждением, чтобы посетители могли быстро свернуть любую незаконную деятельность. Что, если книжный магазин был местом встречи участников движения Сопротивления? Он надеялся, что это не так.

– Bonjour, monsieur. – Книготорговец вышел из-за центрального стеллажа, нарушая тишину.

Это приветствие согрело и приободрило Себастьяна.

– Я смотрю, вы работаете допоздна.

– До комендантского часа.

Снова воцарилась тишина, когда последние покупатели бесшумно вышли из магазина. Себастьян смотрел им вслед, зная, что они уходят из-за него и наверняка недовольные тем, как продавец приветствовал его вместо того, чтобы проигнорировать. Себастьян понимал, как люди используют молчание в качестве оружия. Он жалел их, сознавая, что это все, что у них осталось.

– Что ищете? – Книготорговец уставился на него.

– Что-нибудь почитать.

– В самом деле? Что ж, тогда это самое подходящее место. – Пожилой мужчина не улыбнулся, но в его словах чувствовалось легкое поддразнивание, как будто дружеское, даже если их знакомство иначе как шапочным не назовешь.

Это побудило Себастьяна к продолжению разговора. – Я бы хотел больше узнать о французских писателях, может быть, почитать стихи.

– О, да. Поэзия. Слова, идущие от сердца. Но разве вы не купили сборник стихов, когда были здесь в прошлый раз?

Себастьян почувствовал, как к щекам приливает жар.

– Да, – признался он. – Я просто подумал, что вы могли бы еще что-нибудь порекомендовать.

– Поэзия – в конце зала.

Себастьян последовал за ним в дальний темный угол. Запах пыли ударил ему в нос, и захотелось чихнуть.

– Боюсь, поэзия на самом деле не мой конек; вот так залезать в чужую голову… – Книготорговец провел пальцем по пыльным корешкам книг перед ним, как будто отвлекшись на эту мысль. – Как насчет коротких рассказов? Мопассан?

– Пожалуй. Я ничего не читал из его произведений. – Себастьян последовал за ним к следующему ряду полок.

Внезапно книготорговец остановился и повернулся к Себастьяну.

– Насколько я помню, мы не представились друг другу должным образом.

– Кляйнхаус, Себастьян.

– Янник Ле Бользек. – Он протянул руку Себастьяну. – Должен сказать, Себастьян Кляйнхаус, мне понравилось, как ты обошелся с теми полицейскими в тот вечер.

Себастьян почувствовал прилив гордости. Впервые за многие годы кто-то сказал ему что-то приятное.

– Ну, некоторые из них слишком много о себе возомнили.

– Это точно. – Мсье Ле Бользек выдержал паузу. – Послушай, а я ведь не солгал. Я знаю ту женщину с тех пор, как она была ребенком.

Себастьяну стало интересно, с чего вдруг старик решил, что должен сказать ему об этом.

– Откуда вы ее знаете?

– Мать обычно приводила ее в магазин. Здесь она и научилась читать.

Себастьян поймал себя на том, что жаждет узнать о ней как можно больше.

– Она студентка?

– Нет. – Мсье Ле Бользек помолчал, как будто раздумывая, стоит ли продолжать разговор. – Она работает в банке, – наконец снова заговорил он, доставая книгу с полки. – Вот. Сборник коротких рассказов. – Он передал книгу Себастьяну. – Впервые в Париже?

– Нет, я приезжал сюда, когда мне было шестнадцать. – Себастьян открыл книгу на титульной странице, но его мысли блуждали где-то далеко. Неужели ему действительно было шестнадцать? Он как будто вспоминал кого-то из другой жизни. – Моя французская бабушка привезла меня в Париж на день рождения, – пробормотал он. – Это был 1936 год.

На кухне их дома в Дрездене состоялось небольшое семейное торжество, где ему вручили высокий бокал с чем-то искрящимся и алкогольным, хотя и не шампанским – как заметила бабуля, это было немецкое игристое. Она чокнулась с ним своим бокалом и, наклонившись, прошептала ему на ухо:

– Шестнадцать! Теперь ты почти мужчина. Пора отвезти тебя в Париж.

Бабуля переехала в Германию, чтобы помочь своей дочери – та, вопреки ее настойчивому совету, вышла замуж за немца, с которым познакомилась в поезде вскоре после Первой мировой войны. «Как можно знакомиться в поезде?» – не уставала возмущаться бабуля.

К большому неодобрению его родителей, бабуля потратила свои сбережения во Франции, чтобы купить билеты на поезд до Парижа. Как полагали родители, лучше бы она вложила эти деньги в содержание своей немецкой семьи. Тем не менее Себастьян с бабушкой прибыли в Париж ранним вечером и направились прямиком в ее любимый ресторан, L’Escargot, в 1-м округе.

Как только они ступили за темно-красные бархатные портьеры на входе, Себастьян понял, что попал в другой мир. Обеденный зал, источавший роскошь и удовольствие, приветствовал их запахом теплой выпечки и чеснока. С золоченых карнизов свисало еще больше красного бархата, а столы были покрыты белыми скатертями с нежной вышивкой. Потолки были из темного дуба с золотым тиснением, а освещение исходило только от свечей, мягко мерцающих на каждом столике. Атмосфера царила интимная, и даже по прошествии многих лет он мог вспомнить каждую мелочь.

Бабуля сделала для него заказ – улитки на закуску, затем нежное мясо в тесте, которое таяло во рту, и все это в сочетании с плотным красным вином. Он испытывал приятное головокружение, пока она учила его жизни и любви:

– Себастьян, не забывай о своем наследии. Франция – мой настоящий дом, и я надеюсь, что однажды ты будешь думать о ней как о своем доме. Французы умеют жить. Посмотри вон на ту пару. – Он проследил глазами за ее взглядом. – Никому нет дела до того, что его руки лежат не на столе, а на ней. Влюбленные пары вызывают у нас восхищение; в этом нет ничего постыдного. Оторваться от любимой можно только в случае, когда тебе нужно нарезать мясо или оплатить счет. – Она рассмеялась. – Что ж, у тебя еще уйма времени впереди, чтобы освоить эту науку. А теперь скажи мне, каких писателей вы читаете в школе.

Он с облегчением воспринял смену темы разговора, чувствуя, что «девочки» – это не совсем то, что мальчики обсуждают со своими бабушками.

– Теперь нам разрешено читать только немецких писателей, – ответил он. – Но я все равно читаю Виктора Гюго, прячу «Отверженных» под матрасом.

Бабуля громко фыркнула.

– Bien! С чего вдруг они вообразили, будто могут диктовать нам, что читать? Какое невежество! Завтра мы посетим квартиру Виктора Гюго. И купим еще одну его книгу.

На следующий день на площади Вогезов они сидели на террасе café рядом с музеем-квартирой Виктора Гюго, потягивая эспрессо. В зеленом сквере перед домом пара стариков, устроившихся на скамейке, разложили между собой шахматную доску. Все это выглядело так цивилизованно, и Себастьян вполне мог представить себе, как Виктор Гюго прогуливается по парку, останавливаясь поболтать со своими соседями.

В квартире они посетили столовую Виктора Гюго, где Себастьян увидел на стене стихотворение. Бабуля прочитала ему вслух:

Бабуля объяснила, что 19-летняя дочь Виктора Гюго утонула, катаясь на парусной лодке, в результате несчастного случая. Себастьян чувствовал горе и тоску отца почти так же, как если бы это была его собственная дочь, и ему пришлось проглотить комок в горле и отвернуться, чтобы успокоиться, прежде чем он смог снова взглянуть на бабушку. Они прошли дальше по анфиладе комнат в спальню, где бабушка указала на вторую дверь, оклеенную обоями, неразличимую на фоне стены; через эту потайную дверь приходили и уходили любовницы великого писателя.