Петр I - Берг Василий. Страница 30

С середины 1703 и до начала 1705 года Гюйссен занимался обучением царевича по собственноручно составленному плану, который предусматривал совершенствование в родном языке, изучение французского, а также арифметики, геометрии, географии, истории и азов управления государством. Приобщали царевича и к военному делу. Еще до появления Гюйссена он участвовал в качестве солдата бомбардирской роты в штурме Ниеншанца, а в 1704 году вместе с бароном провел некоторое время под Нарвой.

В 1705 году Гюйссен отбыл за границу. Поручений у него было несколько, но интересным для нас является только одно – подбор невесты наследнику русского престола. Петр не собирался женить сына на какой-нибудь родовитой боярской дочери. Во-первых, он не выносил «боярщины» и ее закоснелых традиций, а во-вторых, намеревался установить родственные отношения с правящими европейскими домами.

«Товар хорош, да жаль купец неказист», – говорят в народе. В целом Алексей был стоящим женихом: наследник престола, не крив и не хром, лицом бел, речами складен, только вот авторитет России на тот момент был невысок, и матримональные ожидания приходилось соразмерять с этим обстоятельством. Поиски подходящей кандидатуры растянулись на два года, пока вниманию Петра не была предложена принцесса Бланкенбургская Шарлотта Кристина София, третья дочь герцога Людвига Рудольфа Брауншвейг-Вольфенбюттельского и его супруги Кристины Луизы Эттингенской.

Современному читателю все эти фамилии ни о чем не говорят, так что придется дать пояснения. Графство Бланкенбург было частью герцогства Брауншвейг-Вольфенбюттельского, находившегося в юго-восточной части нынешней германской федеральной земли Нижняя Саксония. Род Эттингенов владел баварским городом Эттинген-ин-Байерн и окрестными землями. Проще говоря, больших земельных приобретений даже в самой радужной перспективе этот брак не сулил, но зато Брауншвейг-Вольфенбюттельский дом являлся ветвью второй династии Вельфов, берущей свое начало от середины XI века, а старшая сестра Шарлотты Елизавета была замужем за императором Священной Римской империи Карлом VI. С шести лет Шарлотта воспитывалась при дворе дорогого союзника Фридриха Августа, жена которого Кристиана Эбергардина Бранденбург-Байрейтская приходилась ей дальней родственницей. Можно ли было желать для сына лучшей супруги? Желать-то можно, но заполучить – сложно.

Следует отметить, что Шарлотта не была красавицей. В Саратовском государственном художественном музее имени Радищева хранится ее портрет работы неизвестного художника, написанный, как принято считать, незадолго до свадьбы. Художник, конечно же, старался изо всех сил добавить Шарлотте привлекательности, но полностью отступить от натуры он не мог. Современники писали, что Шарлотта отличалась сильной худобой, что по тем временам считалось несимпатичным, да вдобавок лицо ее было изрыто оспинами. Но, так или иначе, в 1707 году дело сладили, и тринадцатилетняя принцесса стала невестой семнадцатилетнего принца.

С отъездом Гюйссена обучение Алексея прервалось или, если говорить точнее, перешло в практическую плоскость – с 1707 года Петр начал давать сыну несложные поручения, первым из которых стала командировка в Смоленск для заготовки провианта с фуражом и набора рекрутов. Следующим поручением была подготовка Москвы к вероятной шведской осаде. Разумеется, царевич получил от отца четкие инструкции:

1. Фортецию Московскую надлежит, где не сомкнута, сомкнуть, буде не успеют совсем, хотя бруствером и палисадами; понеже сие время опаснейшее от всего года.

2. Гарнизон исправить, тако ж и конных, понеже настоящее время сего зело требует.

3. Всем здешним жителям сказать, чтоб в нужной случай готовы были все и с людьми, как уже Указ дан под казнию.

4. Надлежит три дня в неделе съезжаться, хотя и нужных дел нет, в Канцелярию [139] вверх, и все дела, которые определяет, подписывать своими руками.

5. Зело б изрядно, чтоб, кроме гарнизона несколько полков пехотных сделать и обучать для всякого нужного дела, также и недорослей, и которые приготовя, сыскать человек триста или пятьсот, и обучать оных для того, чтоб из оных впредь выбирать в офицеры.

На подлинном подписано рукою Царя: «По сему чинить конечно неотложно.

Руководство царевича было лишь номинальным, поскольку он не был сведущ ни в фортификационных, ни в иных делах, которыми реально руководили другие люди. Алексей получал отцовские приказания, передавал их по инстанциям и докладывал об исполнении. Точно такой же «синекурой» оказалось руководство подавлением Булавинского бунта. Петр просто сталкивал сына с различными сторонами деятельности правителя – пускай смотрит да набирается опыта.

С 1708 года возобновилась учеба. «Сын твой начал учиться немецкого языка чтением истории, – докладывал царю 14 января Никифор Вяземский, – писать и атласа росказанием, в котором владении знаменитые есть города и реки, и больше твердил в склонениях, которого рода и падежа. И учитель говорит: недели две будет твердить одного немецкого языка, чтоб склонениям в твердость было, и потом будет учить французского языка и арифметики. В канцелярию в положенные три дни в неделю ездит и по пунктам городовое и прочие дела управляет; а учение бывает по все дни». В марте месяце Вяземский доносит: «Сын твой, государь, во учении и цифири четыре части имеет в твердости и в сем еще обретается по вся дни». Позвольте… восемнадцатилетний юноша, по меркам того времени уже не юноша, а муж, изучает четыре арифметических действия? Напрашиваются два вопроса. Первый: чему, кроме грамоты, царевича учили раньше? Второй: как он заготавливал провизию и набирал рекрутов в Смоленске, не умея складывать-вычитать и делить-умножать?

«Утвердившись» в четырех частях цифири, царевич приступил к изучению фортификации. Занятиям и исполнению отцовских поручений часто мешали многочисленные болезни. Четкого представления о состоянии здоровья Алексея по имеющимся данным составить невозможно, но в переписке царевича неоднократно встречаются упоминания о пребывании в болезненном состоянии. Нельзя исключить и того, что большинство болезней были притворными – ими Алексей маскировал свою нерадивость.

Нерадивость – вот самое точное слово для характеристики царевича. Все, что он ни делал, делалось спустя рукава, абы как. И учился он точно так же, мог похвастаться лишь умением складно выражать свои мысли, да хорошим знанием немецкого языка. «Природным умом я не дурак, только труда никакого понести не могу», – говорил о себе царевич.

Усердствовал Алексей лишь в «питии во здравие». Впоследствии царевич станет обвинять Меншикова в том, что его плохо учили и приучили к пьянству. Отношения с Меншиковым сложились плохие – тот резал правду-матку в глаза, а Алексей воспринимал это как неуважение к своей особе. Между наставником и воспитанником нередко вспыхивали споры в ключе: «Да кто ты такой? – Я старше тебя и отцом твоим к тебе приставлен!».

«Я зело недоволен, – пишет Петр Алексею в ноябре 1708 года, – присылкою в наш полк рекрутов, которыя и в другия полки не годятца, из чего вижу, что ты ныне болше за бездельем ходиш, нежели дела под сей так нужной час смотриш». Речь шла о пополнении Преображенского полка, которым командовал Петр. «А что ты Государь изволишь писать, что присланные триста рекрутов не все годятся, и что я не с прилежанием врученные мне дела делаю, и о сем некто тебе Государю на меня солгал, в чем я имею великую печаль, – отвечает отцу царевич. – И истинно Государь, сколко силы моея есть и ума, врученные мне дела с прилежанием делаю. А рекруты в то время лутче не мог вскоре найтить; а ты изволил писать чтоб прислать их вскоре». Оправдываться Алексей умел, этого у него не отнять. Заодно он обратился за помощью к Екатерине, имевшей большое влияние на Петра. «Пишешь, что рекрутов в то число добрых не было и для того таких послал; и когда б о том ты так отписал тогда, то б я сердит на тебя не был», – написал Петр, и на этом инцидент был исчерпан, однако же соответствующие выводы были сделаны.