Петр I - Берг Василий. Страница 36
Есть мнение, что конфликт между Петром и Алексеем был спровоцирован Екатериной, которая сначала настроила царя против сына, затем через Кикина и других своих агентов склонила царевича к бегству, а в завершение интриги руками Петра Андреевича Толстого «сделала из мухи слона», придав семейному раздору вид государственного заговора. Попутно царица избавилась от ряда знатных недоброжелателей, считавших законной царицей Евдокию Лопухину. А что? Крестьянка, сумевшая стать царицей, вполне могла провернуть подобную интригу. Но это всего лишь версия, хотя и весьма любопытная, могущая лечь в основу захватывающего исторического триллера (идею автор бескорыстно дарит всем желающим, поскольку сам пишет только документальные исторические произведения).
А.И. Шарлемань.
Петр Первый объявляет Ништадтский мир на Троицкой площади в 1721 году. 1860
Вольфганг Заубер.
Основание Санкт-Петербурга Петром I России. XVIII век
Глава восьмая
Государь Император
План Санкт-Петербурга. 1698
«Монарх удостаивал своим посещением не токмо знатных, но и самых низких и бедных людей, и не отказывал звавшим его на обед, хотя б для сего должно было ему входить в хижину простого мастерового, или матроса. Однажды Государь, осматривая работу у галерной гавани, сказал командиру оной господину порутчику Неплюеву: “Я зван на родины, поедем со мною”. И приехав к работнику команды сего Неплюева, поцеловал родильницу, и пожаловав ей рубль, выкушал рюмку водки, и закусив пирогом с морковью, подал кусок оного поручику: “Знаешь, брат, – сказал он ему, – это природная наша пища, а не итальянская”».
С марта 1718 года, после окончания московского розыска, Петр осел в Петербурге, иначе говоря – стал проводить в столице бóльшую часть времени. Постоянные разъезды остались в прошлом. К «оседлой жизни» царя побудил не столько возраст, сколько наладившийся государственный уклад и переход Северной войны в ее завершающую, победительную фазу.
Стараниями генерал-губернатора светлейшего князя Меншикова Петербург за пятнадцать лет стал крупным городом, в котором незазорно было проживать царю. Меншиков старался, но и о себе не забывал. О казнокрадстве светлейшего ходили легенды, и одну из них хочется привести как пример царского самодурства (случалось, что уж греха таить).
Петр захотел превратить Васильевский остров в подобие Амстердама: прорыть через остров три широких канала, от которых к домам будут отходить каналы поуже. По периметру остров должна была окружать набережная, предназначавшаяся для прогулок. Строившим дома на острове Петр приказал «при своих палатах делать гавани… к двум домам одну гавань… а без гаваней тех палат не делать… понеже таковые гавани весьма тем жителям будут потребны для их домовых нужд».
Иметь свой собственный Амстердам – дело хорошее. Пускай иностранцы видят, что мы тоже не лыком шиты. Но можно представить, во что бы превращался изрытый каналами остров во время каждого наводнения…
Легенда гласит, что Меншиков присвоил часть средств, отпущенных на рытье каналов, и потому каналы получились узкими, непригодными для плавания. Петр расстроился, в очередной раз поколотил фаворита палкой и велел каналы засыпать… Но на самом деле все было немного иначе – по какой-то причине Петр не оговорил ширину каналов, и Меншиков прорыл их по своему усмотрению. «Заметя, что каналы уже амстердамских, и справясь о том у резидента Вильда, – пишет Пушкин в «Истории Петра», – он [Петр] закричал: “Все испорчено” и уехал во дворец в глубокой печали, Петр жестоко пенял за то Меншикову. Архитектор Леблонд советовал сломать дома и завалить каналы и строить все вновь. «“Я это думал”, – отвечал Петр и после уж никогда о том не говорил». Дело было в 1718 году, а каналы засыпали только в 1767 году, по приказу Екатерины II. Можно предположить, что Петр планировал переустроить остров, но руки до этого у него не дошли. А может, разочарование оказалось настолько сильным, что о каналах даже думать не хотелось, тем более что у Петра была другая «игрушка» – Летний сад, задуманный как «маленький Версаль». В устройстве сада в очередной раз проявилось петровское стремление сочетать приятное с полезным, или, если точнее, извлекать практическую пользу из любого начинания. Шестьдесят установленных в саду фонтанов изображали сцены из басен Эзопа, а рядом был вывешен текст басни с комментариями. Под настроение Петр мог прочесть посетителям сада краткую лекцию у того или иного фонтана.
И еще о пользе. Конфискованные палаты Андрея Кикина отвели под Кунсткамеру – коллекцию редкостей, учрежденную в 1714 году. Отвели временно, до тех пор, пока на стрелке Васильевского острова не были построены Палаты Санкт-Петербургской Академии Наук, Библиотеки и Кунсткамеры. [154] Сначала Кунсткамера находилась в Людских палатах при Летнем дворце, но постоянно пополнявшейся коллекции скоро стало там тесно. Именно с переездом в Кикины палаты в конце 1718 года Кунсткамера превратилась в полноценный музей.
Идеальный город, в котором все устроено наилучшим образом, – такую столицу хотел иметь Петр. В 1718 году произошло событие, изрядно обрадовавшее царя. У деревни Полюстрово близ Петербурга были открыты источники железистых вод. Отныне Петербург мог считаться курортным городом («курортным городом с неповторимым своеобразным климатом», как сказали бы в наше время).
Длительное пребывание царя в столице благотворно сказывалось на ее развитии. В мае 1718 года была учреждена петербургская полиция, «душа гражданства и всех добрых порядков и фундаментальный подпор человеческой безопасности и удобности», а в конце ноября вышел указ «О назначении рынков в Санкт-Петербурге, о наблюдении чистоты торгующими съестными припасами и о ношении ими белых мундиров». Помимо белых мундиров торговцам полагалось носить нарукавники и фартуки. На тот момент в столице уже двенадцатый год существовал Обжорный рынок, впоследствии переименованный в Сытный. Сначала он находился в самом сердце зарождавшегося города – на Троицкой площади, но после сильного пожара 1710 года переехал на пустырь против кронверка Петропавловской крепости. Тогда это была городская окраина, а торговцам всегда хочется торговать в бойких многолюдных местах, поэтому торговля развернулась вдоль больших улиц, препятствуя проезду и проходу. Очистить улицы от несанкционированной торговли удалось, а вот с соблюдением чистоты были большие проблемы (сказано же: «Есть стихии, над которыми государь не волен»).
К слову нужно сказать о том, какие блюда предпочитал Петр. Самые простые – щи да каши, студень, жареное мясо, колбасы да ветчины. Из каш Петр больше всего любил перловую кашу на молоке или же на миндальном молоке (в постные дни). Во время походов и плаваний царь ел солонину наравне с солдатами и матросами, из разносолов предпочитал соленые огурцы и моченые яблоки. Рыбу Петр практически не ел, поскольку считал ее вредной для здоровья (возможно, имела место какая-то непереносимость) и мог делать исключение разве что для сельди. В постные дни царь питался пирогами с горохом, кашами, свеклой с постным маслом, редькой и прочими овощами. Дичь на царский стол практически не попадала (Петр не охотился, и другие брали с него пример), а сладости ставились исключительно для гостей – любимыми лакомствами царя были редька и яблоки. Ел Петр быстро, часто на ходу, а вот бражничал подолгу, с чувством, с толком, с расстановкой и с удовольствием. Будучи восприимчивым ко всему новому, всему европейскому, царь активно внедрял в русский обиход иноземные блюда и продукты (в первую очередь – овощи и фрукты), а заодно положил начало моде на иностранных поваров. Кому-то повара-иноземцы готовили изысканные блюда, а повседневный царский стол был простым. «Кушанье ему [Петру] было: холодные мяса с солеными лимонами и солеными огурцами, буженина и ветчина, студени с хреном и чесноком, а также щи разные, каши, жаркое из утки или поросенка со сметаной, говядина с моченым яблоком, ржаной хлеб, кислая капуста, тертая редька, пареная репа», – писал Андрей Нартов, не раз обедавший вместе с царем. По мнению Петра, «государь должен отличаться от подданных не щегольством и пышностью, а менее еще роскошью; но неусыпным ношением на себе бремени государственного и попечением о их пользе и облегчении».