Жемчужинка для Мажора (СИ) - Мур Лия. Страница 30

Всё ещё пребывая в небольшом шоке после столкновения с Фроловым, я бреду по коридору в сторону выхода из университета. Занятий больше нет, а это значит, что нужно как-то связаться с Полиной. Она хотела встретиться.

Ловлю в фойе знакомого одногруппника. Прошу телефон на пару минут, чтобы написать Полине, которую знает весь поток. Тот соглашается и я беру у него из рук смартфон, в котором он уже предусмотрительно открыл чат. Строчу Красновой пару строк о том, что жду её на лавочке во дворике, подписываясь своим именем и обещая позже рассказать, что случилось с моим телефоном.

Ответ приходит быстро:

«Не жди меня, я всё-таки опоздала. Препод заставил остаться и сразу отработать занятие в качестве наказания. Завтра обязательно всё обсудим! Не думай, что я дам тебе слиться.»

В конце стоял смайлик сердечка, вызвавший улыбку на лице.

Что ж, выбора нет. Значит, топаю домой.

Бодрым шагом иду к выходу из фойе. Все мои мысли занимает резкая перемена, произошедшая с Демьяном. Кусая губы, гадаю, в чём подвох.

Так не замечаю, как добираюсь до остановки, от которой ходит мой автобус.

Электронная табличка показывает пять минут до прибытия. Я сажусь на свободное место на скамье под козырьком и ничего не могу с собой поделать, потому что мысли плавно перетекают от Фролова к Глебу.

Зачем он преследует меня, если у него отношения с Леной Крицкой? Специально сталкивает нас лбами или это просто совпадение, и она ему даже не девушка?

Справедливости ради стоит сказать, что на Соколовского всегда вешались девицы. Даже те, с кем он не встречался. Наш мажор был не просто в центре внимания, но и всеобщим любимцем. Поэтому его временные пассии скрепя зубы терпели всё это и делились, потому что выбора-то у них особо и не было.

Но со мной почему-то никогда не мирились. Тихо ненавидели. И не трогали.

Странно, что я за весь день ни разу не столкнулась с Соколовским. Обычно он мне проходу не даёт, сам, как чёрт из табакерки вылезает.

Утром я с ним не разговаривала. Первая сбежала в ванную и была во всеоружии, когда мажор проснулся. Да и он сам, как оказалось, не особо доброжелателен по утрам. Такое ощущение, что он на автомате выполнял необходимые ему функции: умылся, собрался, позавтракал, довёз меня до дома, как и обещал. Я забрала учебники, и мы поехали в универ.

Всё. Даже не прощались.

Может, он сразу же после этого домой свалил отсыпаться? Я же его разбудила среди ночи… Хотя нет, Полина же упоминала, что видела его и Крицкую на паре вместе.

Мысль о нашем поцелуе заставляет смутиться. А то, что после ночи, проведённой со мной, он сразу же обжимался с Леной — разозлиться. Лицо начинает пылать, и я прикладываю к щекам прохладные ладони.

Так, Арина, хватит думать о его губах и о том, что в его объятиях очень даже хорошо спится! Не хватало, чтобы ты пополнила ряды его воздыхательниц!

Автобус подъезжает вовремя. Я втыкаю наушники в уши и всю дорогу слушаю незамысловатые инструменталки, разгружающие мозг. Сентябрь незаметно подходит к концу, но погода всё ещё радует тёплыми деньками, как сегодняшний. Поэтому я с энтузиазмом подставляю лицо лучам солнца. Греюсь. И радуюсь тому, что у меня, кажется, появилась подруга.

Внутренний двор у моего подъезда вызывает неприятные воспоминания. Ничего не могу с собой поделать, ёжусь. Меня всю передёргивает, и я быстрым шагом иду к домофону. Достаю ключи, чтобы приложить чип и открыть дверь.

Но ключи выпадают из рук и с характерным грохотом приземляются на землю, потому что за спиной раздаётся внезапное:

— Почему не позвонила? Я же вчера обещал забрать тебя после пар.

— Соколовский! — От пережитого испуга разворачиваюсь и со всего маха бью его по груди. — Сколько можно вот так вот подкрадываться? Меня точно инфаркт тяпнет! Ой, не могу… — Закрываю глаза и прислоняюсь лбом к ледяной двери.

Сердце колотится, пытаясь пробить дыру в груди, а легкие не успевают насыщать ткани кислородом. Ноги подкашиваются, и я разворачиваюсь, чтобы прислониться спиной к стене у подъездной двери.

— Я не виноват, что ты постоянно витаешь в облаках. На вопрос отвечай. — Требует мажор.

Выглядит он помято: под глазами мешки, а белок в них красный от расширившихся сосудов. Лицо какое-то осунувшееся.

— Я не помню, чтобы ты обещал меня довезти вчера. — Говорю, отдышавшись. — И вообще, если ты забыл, мой телефон приказал долго жить.

— А. Точно. — Заторможенно произносит Глеб, на секунду поднимая глаза к небу.

Вспоминает события вчерашнего вечера, наверное.

— Ехал бы ты домой. Поспал, как следует. — Выдаю, неожиданно для самой себя.

Даже Соколовский впечатляется.

— Беспокоишься обо мне? — Недоверчиво выгибает бровь брюнет.

— Нет, — иронично, — ты своим видом прохожих пугаешь. Выглядишь, как свежий зомби.

— Осторожнее, а то покусаю, — нахально ухмыляется этот гад и впечатывает руку в стену возле моей головы.

— Оставь свои трюки для Крицкой, — ныряю под его руку и прикладываю чип к домофону, — Глебасик. — Зачем-то добавляю ядовитое.

Домофон радостно пиликает. Я открываю дверь и быстро скрываюсь за ней. Но Соколовский успевает подставить ногу в узкий проём, чтобы та не закрылась, и заходит следом за мной.

Я кошусь по сторонам, надеясь, что нас никто не увидит. Во дворике на скамейках я мельком заметила пару бабушек из нашего подъезда, но радует одно — Никифоровны среди них нет. Так что сплетня до неё дойдёт не сразу.

Но это не отменяет того факта, что она всё-таки дойдёт. И тогда…

Я не хочу думать, что «тогда», поэтому молча поднимаюсь по лестнице на седьмой этаж.

— И часто у вас тут лифты не работают? — Голос мажора эхом разносится по лестничным клеткам.

Я разворачиваюсь и шикаю на него.

— Потише. Мне итак проблем из-за тебя хватает. — Поджимаю губы, чтобы не ляпнуть ничего лишнего.

Как бы мне ни хотелось обвинить Глеба в том, что из-за него Афанасия Никифоровна нажаловалась маме, что ко мне по ночам парни шастают, я не могу это сделать. Он спас меня тогда. И кем я после этого буду, если начну предъявлять за это?

Если бы не он… Кто знает, чем бы всё закончилось для меня в тот день.

— Кстати, причём тут Крицкая? — Не унимается Соколовский, хоть и говорит полушёпотом.

А я для себя подмечаю тот факт, что отвратительное прозвище «Глебасик» Соколовский намеренно пропустил мимо ушей.

— Не строй из себя дурака. Тебе не идёт. — Кривлюсь, но брюнет не может этого видеть, потому что идёт позади.

— Я с ней встречался в начале семестра пару раз. Ничего серьёзного. Так что не стоит приписывать мне отношения с ней. — Бубнит мажор. — Или ты ревнуешь?

Я останавливаюсь и резко оборачиваюсь. Сталкиваюсь с Глебом лицом к лицу, вынуждая последнего прекратить шагать по лестнице.

Наши взгляды схлёстываются, ведя незримую войну. Я не уступаю, но чувствую, что проигрываю эту битву.

В конце концов, парень выдаёт уверенное:

— Ревнуешь. — Довольным тоном припечатывает он. Хитро сощуривается и тянется к моим губам, но я отшатываюсь.

— Ещё чего! Ни за что в жизни, понятно? Сдалось мне следить за каждой твоей пассией… — Всплёскиваю руками и разворачиваюсь, чтобы продолжить подниматься наверх.

— Тогда откуда ты узнала о Лене?

Я буквально кожей ощущаю, как снижается градус в его голосе. Он становится низким и вибрирующим.

Вопрос правильный. Я и подумать не могла, что Соколовский так ловко сложит два плюс два.

— Слухи быстро разлетаются по универу. — Увиливаю от прямого ответа. И вижу перед внутренним взором злую Полю, которая угрожающе машет мне указательным пальцем, настаивая, чтобы я обо всём рассказала Глебу.

Я отмахиваюсь от призрачного облика подруги, хотя и признаю, что она права. Это нужно будет сделать.

Но не сейчас.

— Слухи… — Басовито тянет брюнет. Но больше ничего не говорит.

Мы, наконец, добираемся до седьмого этажа. Я нервничаю, потому что Никифоровна, наверняка, бдит. Оглядываюсь и смотрю на дверной глазок, в котором мне мерещится орлиный глаз старушки.