Свет для падшего (СИ) - Рэд Агата. Страница 21

— Как раньше уже не будет. Азарий готовится к встрече с Повелителем, осталось только раздобыть свет. Пора определиться, на чьей стороне ты.

— А ты?

— Повелитель сильно изменился. Я думаю, Азарий был бы хорошим правителем. Внимательным и заботливым к своему народу.

— Но это всё неправильно.… Как вы можете идти против Бога? Возможно, у него есть весомые причины на все его поступки. Что если просто поговорить с ним?

— Азарий обещает нам свободу. Мы сможем любить, посещать землю, тогда когда это нам нужно. А те, кто захочет мирной жизни среди людей, смогут остаться там и обзавестись своей семьёй. Тебе не понятно, какого это, не иметь права выбора. Вы души, вольны сами выбирать себе жизни, а нам даже не позволяется любить. К тому же на Земле сейчас тоже творится полный беспорядок. Мир на грани ядерного разрушения, а Бог не спешит всё это разгребать.

— Возможно, это урок для всех нас.… И меня тоже в какой-то мере оставили без выбора, особенно падший.

— О чем ты? Я тебе говорю, что мир людей в опасности! Ангелы тонко чувствуют малейшие перемены, и я ощущаю, что надвигается что-то темное и ужасное. Мне кажется, это будет конец для цивилизации.

У меня не было на это ответа, я думала, что Ева преувеличивает. Конечно, я слышала, что на Земле не спокойно, но до конца не верила, что может случиться конец света. Всё-таки, я верила, что Повелитель этого не допустит.

— Ладно, мне пора. Илиодор ждет. Посиди пока тут, не высовывайся лишний раз, — произнесла Ева и покинула мою уютную комнатку.

Я дождалась, пока она завернет за угол и, выйдя пустой коридор, я направилась снова к морю, но по пути меня схватила чья-то крепкая рука и утянула в соседнюю комнату-коморку. Я уже хотела закричать, но незнакомец развернул меня к себе.

— Тише ты, не нужно кричать, — ухмылялся он.

— Глеб? То есть… Герман. Боже, как я рада тебя видеть! — кинулась я ему на шею.

Глава 18

Знала ли я, что моя жизнь уже никогда не станет нормальной? Что я не смогу ходить в кафе со своим ребёнком, нас не будут приглашать в гости, а поход в поликлинику будет настоящим кошмаром? Конечно, я не думала, что будет легко, но и не осознавала, что рождение Киры так радикально перевернет мои представления о жизни с детьми, и мне больше никогда не захочется снова через это проходить.

Мне не повезло. Очень крупно не повезло. Я проиграла в рулетку жизни, а на кону стояло счастливое светлое будущее.

В четыре года Кире поставили официальный диагноз — детский аутизм. Именно тогда до меня дошло, насколько всё серьёзно и как сильно я влипла. Передо мной стояла сложная задача — сделать из неё человека, который сможет сам себя обслуживать, учиться, работать и общаться с другими людьми. И однажды, может быть, даже сможет завести свою семью.

Меня всё это пугало. И будущее, и поставленные передо мной задачи, и то, что однажды мне придётся оставить её одну. Об этом и обычным родителям подумать страшно, а вот мамам особенных детей тем более. Большинство из них не хотят, чтобы такой ребёнок пережил родителя. И я не хотела. Я просто не имела права оставить ее одну в этом жестоком мире!

После того, как я узнала о своей беременности, я думала, что моя самая главная трагедия — это невозможность воплотить свою мечту, к которой я шла всю свою сознательную жизнь. Теперь же я понимала свою настоящую трагедию. Жизнь такая штука, ты никогда не узнаешь, где тряханёт.

Я разлюбила общаться с людьми. Особенно с мамочками. И всячески их избегала, предпочитая гулять в малолюдных местах, и сворачивать с дороги, как только на горизонте появлялась одна из них со своим нормальным ребенком.

Стыдилась ли я Киру? Хотелось бы мне сказать, что я полностью принимала её такой, какая она есть, и не сравнивала с другими.… Но, увы, чувство стыда начинало грызть меня, как только она закатывала беспричинные истерики в общественных местах. Или когда очень странно себя вела, например, повторяла по многу раз одно и то же слово или фразу из увиденного мультика. Некоторые недовольно оборачивались, другие могли посмеяться, не понимая причину такого поведения. Но почти все окружающие замечали ее странности.

Тема детей для меня стала своеобразным табу. Я её сама не поднимала, и старалась увиливать от заданных вопросов. Больно. Это слишком больно.

У меня была подруга — Яна, с которой мы общались абсолютно на любые темы, кроме материнства и детей. Своих детей у неё не было, возможно, поэтому мне было так комфортно и легко.

Познакомились мы с ней ещё в универе, но тогда мало общались, так как я была слишком увлечена Стасом и нашими отношениями. Периодически мы переписывались после того как я ушла с универа. А когда Кире исполнилось два, мы стали даже изредка видеться, пока папа сидел со своей любимой внучкой.

Оказалось, что мы с Яной похожи, хоть это и нельзя было определить на первый взгляд. Во многом мы сошлись по части юмора. Придумывали шутки и сами же над ними смеялись.

Благодаря ей, я не закрылась в себе, как часто бывает при таких проблемах, а хоть немного социализировалась и пыталась вести обычную жизнь.

Конечно, этого хватало ненадолго. Возвращаясь, домой, я вновь погружалась в свой особенный мир.

Иногда я ждала какого-то спасителя, который придет к нам и поможет. Взмахнет волшебной палочкой и Кира станет нормальным ребёнком, а я обычной счастливой мамой. Но никто не приходил. Даже более того, абсолютно всем было плевать на мои проблемы. Да-да, эту истину я осознала на собственной шкуре, надеяться нужно только на себя. Только тебе самой под силу справиться с трудностями, ворвавшимися в твою жизнь.

До постановки диагноза нас не воспринимали всерьёз. Знакомые, не связанные с медициной и не имеющие конкретных знаний о развитии детей, успокаивали, что всё с возрастом пройдёт, а задержка речи бывает у многих и также чудесным образом проходит. Мол, все дети часто плачут и истерят, а я себя накручиваю.

Благодаря таким «добрым» советам я теряла драгоценное время. Отчёт пошёл с того момента как мы узнали о задержке развития во время планового медосмотра. Если бы тогда нашёлся здравомыслящий человек, который сказал мне, что нужно бить тревогу и ехать на обследование к квалифицированным врачам и специалистам… Что каждый год на счету, и время не ждёт, пока ты решишься и наконец, сделаешь, что должна. Я бы отдала многое за эти слова в то время.

Благо, до меня вовремя дошло, что это только моя ответственность. И чудо вряд ли случится, если не приложить максимум усилий. И немало денег. Пока не установлен точный диагноз и не оформлена инвалидность — все обследования, реабилитации, лекарства, специалисты за счет родителя. Государство и система здравоохранения, увы, в этом бессильна.

Мы ездили два раза в год на реабилитацию в областной центр. С Кирой занимался психолог, логопед и врачи, в частности психиатр и невролог. Кроме занятий мы проходили еще и медикаментозное лечение, дочке назначали то уколы, то курс таблеток, которые должны были положительно влиять на работу мозга и кровообращение. Также Кире прописали нейролептики, так как её истерики очень мешали обучению и в целом усложняли всем жизнь.

Я и подумать не могла, что моя дочь станет юным пациентом психиатра. Это было нелегко принять, как и то, что она никогда не будет как все…

Глеб после окончания института уехал в соседний город. Там он проходил интернатуру, так как в нашей провинциальной больнице не хватало мест.

Мы созванивались и переписывались, но не так часто как хотелось бы. То у него была большая загруженность, то у меня. Приехать, пока у него не выходило, но он не терял надежды и говорил, что при любой возможности примчит домой. Я же посоветовала учиться и не отвлекаться по мелочам, ведь домой он всегда успеет.

Помимо занятий с Кирой, я занималась своим оплачиваемым хобби. За эти годы хорошо набила руку, и могла шить с закрытыми глазами. Уж не знаю, есть ли какая-то память рук, но мои руки точно всё помнили и отлично справлялись с поставленными задачами.