Лояльный мужчина (ЛП) - Эшли Кристен. Страница 13

Наш комплекс был известен во всем Денвере как «горячее местечко холостяков», должна была признать, что это было отчасти правдой. Арендная плата была достаточно высока, удерживая подальше всякий сброд. Каждый, живущий здесь, достиг определенных высот по служебной лестнице или же получал приличную зарплату, неплохо справляясь со своими обязанностями. Комплекс был привлекательным, красиво спланированным, утопал в зелени. Он был своего рода раем для активных одиночек из пригорода. Вокруг зеленых зон и ручья были проложены дорожки для бега трусцой/езды на велосипедах, плюс специально оборудованные места, где можно было делать приседания, подтягивания и тому подобные физические упражнения. Из бассейна открывался великолепный, почти ничем не закрываемый вид. Также имелись две гидромассажные ванны, бар, расположенный довольно близко, где можно было выпить, расположившись вокруг бассейна. Вся эта красота очень способствовала заводить отношения среди одиноких людей.

Так и происходило, вы знакомились между собой в жилом комплексе (как поступили Брент и Брэндон, Латанья и Дерек), жили, а затем переезжали в жилой комплекс через дорогу, когда женились или выходили замуж, наше сообщество было своего рода кровосмесительным. Если живешь здесь достаточно долго, то перезнакомишься почти со всеми, знаешь всех и тебя знают все.

Я переехала сюда не потому, чтобы попасть в нирвану для одиноких людей. Я переехала сюда, потому что мне нравилось это место. Оно было тихое, располагалось близко к торговому центру и центру города, квартиры были просторными, и было много зелени вокруг. Я переехала сюда, потому что мне нравилось плавать в бассейне, а также хотела побаловать свою причуду — загорать столько, сколько только позволяла погода. Мой загар поднял меня до Трех и Пяти Десятых, по крайней мере, мне так казалось.

— Не хочешь рассказать мне, во что мы ввязываемся? — произнес Митч, врываясь совершенно уместным вопросом в мои мысли.

— Моего кузена зовут Билл, — ответила я. — У него есть девятилетний сын и шестилетняя дочь, и их зовут Билли и Билле. Билли, мальчик, на конце буква «и», а Билле, девочка, на конце буквы «е». (Billy and Billie в англ., переводится как Билли и Билли, но, чтобы мы могли их различать, в русском переводе будет мальчик Билли, а девочка Билле, т.к. ее зовут Биллериной. — прим. пер.)

Я почувствовала на себе взгляд Митча, прилично почувствовала, потом он перевел взгляд на дорогу, включая поворотник.

— Ты смеешься надо мной, — заметил он, выезжая из комплекса, я промолчала.

— Нет, не смеюсь, потому что это не смешно, поэтому и не шучу, — ответила я.

— Черт, — пробормотал он, уже точно зная, что Билл был, однозначно, ходячей неприятностью.

И Митч был прав. Имена Билла, Билли и Билле говорили сами за себя.

— Билл не очень хороший отец, поэтому иногда Билли забирает Билле, и они убегают. Обычно они далеко не убегают, а только в это место, просят кого-нибудь позвонить мне. Я приезжаю за ними. Мы разговариваем, и я выясняю у Билли, почему они убежали. Кормлю их, так как их отец не утруждает себя этим. Отвожу их обратно к отцу. Потом разговариваю с ним и возвращаюсь домой.

Я рассказала ему почти все, хотя… не до конца. Я решила ему не сообщать, что каждый раз, когда я уезжала от них, подумывала похитить детей и больше ему не отдавать. Я также подумывала позвонить в Службу защиты детей. А в последнее время я все чаще жалела, что не могла как следует надрать задницу тупому, убогому папаше перед отъездом.

— Значит, они убежали, сразу же отправившись в «Остановись и иди — Зуни» и попросили позвонить тебе, — заключил Митч.

— Ага.

— А где их мама?

— Мамы, их две, и они обе смылись от Билла.

На это Митч ничего не ответил.

Я решила, поскольку он был сильно разозлен, а я не знала по-прежнему ли он так же сильно злился, но предполагала, что да, поэтому решила поделиться с ним немного большим. Может моя откровенность как-то смягчит его гнев.

— У них никого нет в Денвере, кузен Билл — моя единственная семья здесь, так что я — их единственная семья в этом городе. Поэтому они и звонят мне.

— Тебе они звонят не поэтому, — тут же ответил Митч, и я повернула голову, глядя на него.

— Прости? — Спросила я.

— Они звонят тебе не поэтому, — повторил Митч.

— Я слышала, что ты сказал, — заявила я ему. — Я просто не понимаю, что ты имеешь в виду.

— Я имею в виду, что брат с сестрой с двумя разными мамами, которые сбежали от них, плюс отец — одна большая неприятность, в девять лет ты видишь одни только неприятности, поэтому пытаешься убежать от них, а двоюродная сестра их отца — женщина, чья улыбка освещает ее лицо, и ее смех озаряет комнату, ты хочешь, чтобы именно такое появилось и в твоей жизни. Поэтому твой племянник убегает и звонит тебе в надежде, что ты передашь им свой свет и тепло, чтобы наполнить их жизнь чем-то хорошим.

Я смотрела на его профиль, пока он вел машину, и чувствовала, как мое сердце стало биться в горле, а грудь так сильно сжалась, что я не могла сделать вдох.

Я не могла вспомнить, улыбалась ли когда-нибудь ему своей настоящей, беззастенчивой улыбкой, и уж точно никогда не смеялась при нем.

— Я никогда не смеялась при тебе, — тупо выпалила я.

Он мимолетно взглянул на меня, затем снова перевел взгляд на дорогу, прежде чем ответить:

— Дорогая, ты с Брентом и Брэндоном или с Латанией и Дереком смеешься так, что я слышу твой смех через стены.

ОмойБог!

— Ты хочешь сказать, что я очень громко смеюсь, — заметила я.

— Нет, — терпеливо ответил он. — Я хочу сказать, что у тебя великолепный смех. Я слышал его. И он мне нравится.

ОмойБог!

Это была неправда. Он просто хотел быть вежливым, а так как я не могла смириться с его добротой и вежливостью, то решила заявить:

— Моя улыбка не освещает мое лицо. Она кривовата, — сообщила я ему.

— Она не кривовата.

— Точно.

— Мара, нет, ты не улыбаешься мне, потому что всегда кажешься испуганной, стараясь побыстрее от меня сбежать. Но я видел, как ты улыбаешься Дереку и Латаньи своей настоящей улыбкой. Я мирюсь с твоей улыбкой, несмотря на то, что ты напряжена, но когда ты научишься расслабляться в моем присутствии, твоя улыбка будет именно, черт побери, такой. Просто чертовски фантастичной.

Я специально не смотрела на него, пялясь в лобовое стекло, пытаясь найти объяснение этому безумию.

— Ты пытаешься быть вежливым со мной, — прошептала я.

— Да, я хороший парень, — согласился он. — Но я не очень-то вежлив. Я говорю то, что думаю. А теперь я хотел бы узнать, почему каждый раз, когда я делаю тебе комплимент, ты начинаешь опровергать мои слова, наговаривая на себя всякое дерьмо.

— Я не наговариваю, — возразила я.

— Я же сказал тебе, что у тебя хороший музыкальный вкус, а ты тут же решила, что меня раздражает твоя музыка, которая слишком громко звучит. Какая связь, между тем, если тебе говорят, что у тебя хороший вкус в музыке, и тем, что твоя музыка слишком громко играет?

Мне ничего не оставалось сделать, как согласиться с ним, потому что со стороны это выглядело полным абсурдом.

— Гм… — пробормотала я.

— То же самое и с твоим смехом. Я говорю, что мне нравится твой смех, ты тут же воспринимаешь мои слова, будто ты слишком громко смеешься.

Лучше бы он ничего не говорил.

— Хватит уже, — выпалила я и пожалела, что не успела зажать рот руками, потому что прозвучало это глупо.

Мне нужно было тогда на лестнице каким-то образом отвертеться от него, может наступить ему на ногу и убежать. Почему я этого не сделала, теперь вот сижу рядом в его внедорожнике? Мне не стоило соглашаться поехать с ним.

— Ага, — пробормотал он, — держу пари, что для тебя это важно.

Я резко повернула к нему голову.

— Что это значит?

Он не ответил. Вместо этого спросил:

— Почему ты продинамила меня в воскресенье?

Ой-ой.

— Я не динамила.

Он снова взглянул на меня, и я почувствовала, как его гнев, который уже сошел на нет, снова завибрировал в салоне машины.