Отец Пепла (СИ) - Крымов Илья. Страница 34

— Моей заслуги в том нет.

Оредин гадал, сколько лет было собеседнику? С людьми всё всегда непросто, безбородые лица женоподобны, и старятся дылды иначе. Хотя это жёсткое лицо без определённого возраста не казалось женоподобным. Обветренное, безразличное, даже пристальный взгляд не выражал эмоций… так хищник следит за добычей, без гнева, без ненависти. Затем нападает и пожирает. Но Оредин не намеревался чувствовать себя добычей.

— Что ты желал обсудить, легат?

— Обсудить? Ничего. Я хотел взглянуть на вражеского лидера своими глазами и позволить ему посмотреть на меня, раз уж Элрог свёл нас в противостоянии. Ещё я хотел принести извинения за качество провокации прошлого дня. Вы осквернили место, важное для нас, и мы осквернили место, важное для вас. Тем не менее, нападать на мёртвых не слишком почётно.

— Воевать нужно с живыми, — согласился Оредин, стараясь не терять бдительности. — К слову о них: мы видели горы костей в ущелье, мой советник думает, что это место когда-то называлось долиной Каменного Стола.

— Может быть. В хрониках Девятого легиона говорится, что там действительно стояла большая каменная плита на четырёх столбах. Чем не стол?

— Это всё, что описывали ваши предки?

Легат помолчал некоторое время, льдистые глаза не моргали.

— Они считали это место дурным. В то время долина кишела разными существами, неизвестными тварями, уродами всяких видов. Особенно много их было в ущелье. Потребовалось большое напряжение сил, чтобы придать всех мечу.

— А останки просто стащили.

— Вроде как, — сказал Фуриус Брахил. — Вход перекрыли каменным завалом, а через несколько поколений скопили золота, чтобы заказать у свободной литейной артели достойные ворота.

— Но пользоваться ими вы перестали?

— Почему же? Ворота делают то, что должны, — отделяют нас от тех, кто дремлет в темноте. Делали.

— Я видел надписи в камне, мой советник назвал их фамильными древами.

— Он проницателен, — кивнул легат. — Когда-то сложился обычай для юношей, что желали стать мужчинами и вступить в легион. Таковых обязывали искать пути, проникать за ворота и идти в темноту, чтобы прибавить своё имя к именам предков. А вчера гномы выдрали створки с мясом.

Оредин задумчиво огладил бороду, — не ждал ли человек извинений? Хм, вряд ли. Существу с таким холодным взглядом потребна лишь кровь, смывающая вину.

— Дракон существует?

Это вырвалось мимовольно, наследник крови даже не собирался задавать такой вопрос, но, почему-то, слова прозвучали.

— Да, — ответил человек.

— Хм. Даже если так, я хотел бы, чтобы ты соврал.

— Соврал? И вы удовлетворились бы тем, что все смерти до этого времени были ради ничего?

Оредин подумал, что, соври человек, он смог бы сделать вид, что поверил, и решился бы увести выживших. Возможно.

— Знание очень важно, господин гном. Зная, за что умираете здесь, вы делаете свои смерти осмысленными и оттого важными. Найдётся ли судьба хуже, чем умереть за ничто? Нет. Поэтому я подтверждаю: дракон есть, и сокровища тоже есть. Их много, собирались не один век, омывались кровью поколений, целые горы золота. Есть, ради чего погибать гному.

— А что же вы сами? За что вы готовы умереть?

Легат медленно обвёл рукой ночь.

— Пока хоть один легионер жив и может держать в руках оружие, долг Девятого не исполнен.

— Что за долг?

— Стоять на этой земле и ждать возвращения божественного императора, который примет нашу службу или истребит нас. До тех пор любой захватчик должен быть уничтожен.

— Примет или истребит? — Оредину захотелось спрятать лицо в ладонях оттого, насколько глупо звучали слова этого человека. — Зачем? Вы могли бы избрать для себя любой другой дом, могли бы поступить на службу, раз умеете воевать в горах. Зачем вы прозябаете в этом мрачном и зловещем месте? Что вас здесь держит, дракон?

— Уже сказано: долг. — Ответ Брахила был чётким и твёрдым. — Мы не заслуживаем большего, принц Оредин. Мы даже не уверены, что заслуживаем всего этого. Наши предки видели падение империи собственными глазами, они выбрали жизнь, вместо того, чтобы разделить судьбу последнего Императора-дракона, а мы вынуждены мучиться, сомневаясь в их решении. Но одно мы знаем точно, — пока Девятый легион жив, жива империя. Здесь, в этой долине.

— И ты будешь поучать меня о смысле смерти⁈ Гроган пал, его нет, но ты готов погубить весь свой народ во имя… памяти!

И тогда Оредин подумал с горечью, что его собственный народ цепляется за память былых веков с ещё большей фанатичностью. Каждая хроника, каждое писаное слово священны, гномы живут не для того, чтобы строить будущее, а для того, чтобы восхвалять прошлое.

Легат пожал плечами:

— Если вы видите всё это так, то у меня нет причин вас переубеждать. В конце концов, думали ли вы о том, кого станете грабить здесь, пока не оказалось, что мы не слишком лёгкая добыча? Сомневаюсь. Эта беседа возможна лишь потому, что вы чувствуете всю тяжесть положения.

— Не переоценивай себя, легат.

— Мы всех вас убьём, — продолжал человек, — и тех, кто придёт после вас, и других, и так, пока не изведём всех гномов Кхазунгора. Либо, что тоже возможно, пока гномы не изведут нас. В любом случае, нам нестыдно будет предстать перед богом-воином. Больше говорить не о чем, так что, желаю вам крепкого сна в остаток ночи.

Фуриус Брахил развернул овна и поскакал во тьму без фонаря, почти сразу же он исчез и у Оредина не хватило времени решить, приказать ли открыть огонь по вражескому командиру? Это было бы очень бесчестно, и, к тому же, человек мог солгать, назвав себя вражеским лидером, но какой ущерб нанесла бы людям эта смерть в случае, если он не лгал…

В течение ночи дозорные рапортовали, что им чудится какое-то движение во мраке, там, где были кэрны погибших воевод. Утром, посланные к захоронению ратники сообщили, что кэрны были восстановлены; кто-то очень постарался, чтобы собрать их во тьме. А ещё этот кто-то оставил на кладбище множество отрубленных голов. Останки не стали везти в лагерь, вместо этого Оредин сам отправился осмотреть головы. Он узнал воеводу Нильссана эаб Годвура и одного из сотников, а всего люди сложили возле кэрнов не больше сорока голов. Бороды срезать не стали, украшения тоже остались при мертвецах.

— Что ж, хоть так, — мрачно сказал Оредин.

— Он поплатился за свою ошибку. — Озрик сердито сопел. — Жаль, что она была такой глупой.

— Думаешь, ратники уже знают?

— Уверен, мальчик мой. Если бы ты послал сюда разведчиков, они обязательно удержали бы всё в тайне, но не простые воины. Слухи уже распространяются. Учитывая крепость нашей дисциплины, количество припасов и твой авторитет, думаю, они начнут роптать не раньше, чем через две недели безвылазного сидения. Можешь отправлять их в пробежки вокруг лагеря, по-другому занимать, — всё, что угодно, лишь бы не началась лагерная хворь.

— Будем ждать.

— Однако, ты упрямишься. Мудрее было бы уйти.

Наследник крови поднял с земли рыжую голову эаб Годвура, взглянул в остекленевшие глаза.

— Мне действительно дали выбор, и я выбрал кровь. Жертвы уже есть, и хуже может быть только одно — если это будут напрасные жертвы. А ещё мы гномы, и люди недаром считают нас упрямыми.

— Упрямыми даже в неправоте, — вздохнул Озрик. — Ну, что ж, всё это не особенно важно. Есть приказ рекса, и мы его исполняем.

Прошла неделя, а затем и вторая стала подходить к концу. Прогноз, данный Озриком, не сбывался. Оставшиеся воеводы, их сотники и десятники, хорошо присматривали за ратниками, вода и пища выдавались вовремя, хотя и не особо щедро, а, чтобы у гномов не было лишнего времени, они разбирали ограды человеческих полей и строили из камней дополнительные стены вокруг внешнего периметра. Если понадобится, Оредин собирался заставить их рыть новые рвы с насыпями, — тяжёлый монотонный труд всегда успокаивал народ, однако, плохо сочетался с урезанием пайка.