Девушка из Дубровника - Жилло Анна. Страница 10

— Здесь живут? Прямо в крепостной стене?

— Это еще не стена, — ответил Глеб. — Просто дом к ней примыкает.

На галерею, которая по кругу опоясывала дом на уровне второго этажа, выглянул крохотной старичок в красной панамке и что-то спросил. Глеб ответил по-хорватски, старичок рассмеялся и махнул рукой. Мы поднялись по шаткой деревянной лестнице, прошли по галерее, потом еще по одной лестнице и оказались прямо на городской стене — на узенькой дорожке, идущей поверху между ограждениями. От открывшегося вида на гавань у меня захватило дух — такой красоты я не ожидала и, разумеется, полезла за телефоном.

— Можно было пойти как все нормальные туристы, но…

— Нет, так даже лучше, — перебила я, делая снимок за снимком. — Как будто… не знаю, изнутри смотришь. Если б я была одна, этот дворик точно бы не увидела. А он такой… В общем, спасибо.

— Да не за что, — пожал плечами Глеб, надевая солнечные очки. — Давайте я вас лучше сфотографирую.

Я протянула ему телефон с некоторой опаской. По правде, у меня не было ни одной фотографии, которой можно было бы гордиться. За последние годы точно. При всех своих талантах Андрей абсолютно не умел фотографировать. На всех снимках я выглядела лет на десять старше и килограммов на десять толще. И с печатью явной дебильности на лице. Не говоря уже о том, что это всегда была либо огромная кривая рожа на невнятном фоне, либо крохотный муравей в углу невнятного пейзажа. Но стоило мне сказать что-то неодобрительное в его адрес, начиналась истерика на тему, что он бог, а я элементарно нефотогенична.

Глеб сделал несколько снимков и вернул мне телефон. Посмотрев на то, что получилось, я по привычке чуть не заплакала. Только на этот раз потому, что глазам своим не поверила: эта красавица в голубом на фоне яхт и черепичных крыш — я?!

— Что, плохо получилось? — удивился Глеб, глядя на мое лицо.

— Нет, — пробормотала я. — Прекрасно.

И тут мне в голову впервые пришла простая мысль. А может, Андрей просто видел меня такой вот уродиной, поэтому и получалось настолько ужасно?

Или все дело в том, что сейчас от меня разве что током не бьет? Я почти не сомневалась, чем закончится этот день, и внутри все дрожало от предвкушения, смешанного с легким будоражащим страхом.

Метров через пятьдесят впереди показалась решетка и будочка кассы.

— Вы скачали пробную версию городской стены Дубровника, — сказал Глеб, вытаскивая из кармана кошелек. — Срок ее использования подошел к концу.

— А сколько стоит полная?

— Не все ли равно? — он купил два билета, и мы пошли дальше.

— И какой четвертый? — поинтересовалась я, когда Глеб остановился, глядя вниз, на гавань.

— Четвертый что? — он с недоумением повернулся ко мне.

— Язык. Вы сказали, что знаете еще три, кроме финского. Английский, хорватский — и?

— Шведский.

— Ничего себе! — завистливо вздохнула я, пододвинувшись поближе к нему и ожидая непонятно чего. — А я только английский, да и то плохо. В университете учила два семестра сербо-хорватский, но ничего не помню.

Глеб посмотрел на меня с удивлением.

— Вы филолог?

— Да, русист. Заочное окончила. Правда, работаю все равно не по специальности. В страховой компании.

— Мой отец был филологом, — Глеб нахмурил брови, как будто вспоминать об отце ему было не очень приятно. — Четыре языка в совершенстве и еще на трех мог общаться. Видимо, я в него, легко дается. Правда, только на практике. Английский учил в школе и в институте, но знаю хуже всего. Извините.

Он достал телефон, набрал номер, долго ждал ответа и отключился, когда услышал ответ оператора — видимо, о том, что абонент не отвечает или недоступен. Как будто и так было не ясно. Пробормотав что-то себе под нос, Глеб убрал телефон и пошел вперед. Я — за ним, и настроение сразу упало на несколько градусов.

Впрочем, через пару минут Глеб обернулся ко мне — и словно стряхнул с лица мрачное выражение. Мы сделали по стене полный круг, и, пока шли, он рассказывал обо всем, что можно было разглядеть сверху, не хуже профессионального экскурсовода. Спустившись вниз, мы оказались на узенькой, около метра шириной, улочке, которую, тем не менее, разделяла надвое выложенная светлым камнем полоса.

— Видите, осевая, — на полном серьезе сказал Глеб. — Причем даже не сплошная. Можно обгонять.

Я фыркнула и чуть не наступила на кошку — наглую хорватскую кошку, которая сидела и вылизывала заднюю лапу с растопыренными пальцами.

— Так умеют только кошки и девушки, — заметил Глеб. — Ника, вы умеете?

— Вылизывать — нет. А так — запросто.

Наклонившись, я расстегнула сандалию, сбросила ее с ноги и растопырила пальцы — не хуже кошки.

— Хотя… вылизать, в принципе, тоже смогла бы. Подумаешь, бином Ньютона.

Мимо прошла парочка — парень и девушка лет двадцати, которые посмотрели на меня как на сумасшедшую. Я закрыла лицо ладонями, чтобы сдержать хохот. А когда убрала руки, все-таки рассмеялась. На девушке были такие короткие шорты, что полукружья ягодиц выглядывали из-под них двумя смайликами, нежные, как у младенца. Парень обнимал подругу за талию, но рука его так и норовила спуститься ниже и обвести пальцами веселые улыбки.

— Помнишь, у тебя были такие же шорты?

Я обернулась и увидела другую пару, уже в возрасте — надо думать, русских. Мужчина с короткой седой бородой и веселыми голубыми глазами украдкой ущипнул за попу жену, маленькую, кругленькую. Она притворно взвизгнула и шлепнула его по руке.

— Зато у меня тогда не было целлюлита, — высокомерно заявила она.

— Зато тебя в тех шортах выгнали из музея в Сочи.

— Тоже мне музей!

Мы с Глебом посмотрели друг на друга, прыснули и быстро отвели взгляд, причем он — я успела заметить! — задержался на долю секунды, как будто хотел это сделать, но сразу не смог. Это крошечный кусочек взгляда царапнул, как осколок ракушки на пляже, приставший к разгоряченной солнцем коже.

Глава 8

— Это мой любимый ресторан в Дубровнике, — сказал Глеб, когда мы сели за столик на веранде. — С той стороны форт Бокар. А вон там, дальше — Минчета.

— Глеб, только давайте сразу договоримся…

— Ой, Ника, не начинайте, — поморщился он. — Сейчас вы скажете, что заплатите за себя сама, так?

— Но…

— Послушайте, я вас пригласил, и это ни к чему не обязывает. Я не из тех, кто считает, что цена женщины — обед в ресторане. Если вы такая злостная феминистка, могли бы просто, ни слова не говоря, выложить свою половину в папку для счета или дать официанту чаевые. Но вот эти предварительные декларации… звучит как «я не такая, я жду трамвая».

У меня, наверно, даже пятки покраснели. Заметив это, Глеб накрыл мою ладонь своею и тут же ее убрал.

— Простите, Ника, не хотел вас обидеть.

В этот момент официант положил перед нами меню. Когда я открыла его и посмотрела на колонку цифр справа, глаза у меня, наверно, стали как у собаки из сказки про огниво. То ли с мельничное колесо, то ли с круглую башню. Глеб прикрыл лицо рукой, но я видела, что он смеется.

— Ладно, давайте договоримся так. Здесь плачу я, а ужинать пойдем в одну симпатичную маленькую пиццерию рядом с фуникулером. С очень демократичными ценами. И там вы заплатите за нас обоих. Идет?

Я молча кивнула и выбрала спагетти карбонара. Подешевле. Как сказала бы Софья, вполне по-нищебродски. Или настоящий нищеброд должен был поступить с точностью до наоборот: выбрать на халяву самое дорогое блюдо?

Дожидаясь заказанного, мы болтали о чем придется. Я пила маленькими глоточками терпкое красное вино, Глеб — минералку. Его телефон лежал на столе, и время от времени Глеб посматривал на него — то ли раздраженно, то ли с нетерпением.

— Глеб, вы так и не увиделись с тем, кто должен был вас встретить? — спросила я и тут же прикусила язык, но было поздно.

— Нет, — коротко ответил он, сразу же помрачнев. Между бровями прорезалась вертикальная морщинка.