Девушка из Дубровника - Жилло Анна. Страница 41

Глава 31

3 сентября

Промучившись почти до первого самолета в 5.55, я кое-как все-таки задремала, а в начале восьмого уже проснулась. Глеб умудрялся храпеть, даже лежа на животе — раскинув руки и уткнувшись лицом в подушку.

А вот Андрей вообще не храпел, пробежала крамольная мыслишка, но я поспешила ее затоптать, как тлеющий окурок. Эдак можно пойти дальше и добраться до того, что семейство право: я свинья, а Андрей был мне идеальным мужем. Ненуаче, с ложки кормил, памперсы менял, на ноги поставил. Неважно, что с вечным выражением «теперь ты мне обязана по гроб жизни». Не пил, не бил. Ну, изменил — подумаешь, с кем не бывает. Ну а чувства… это уже так, детали. Мелочи.

Обычная разминка после бессонной ночи далась с большим трудом. Тело, всегда гибкое, как будто резиновое, казалось деревянным. Если подумать, уже шестые сутки я спала по несколько часов урывками. Последний самолет заходил на посадку где-то около часа ночи. Итого пять часов тишины. Но даже эти пять часов я более-менее нормально проспала только один раз — сразу после приезда. Может, пойти к себе и наконец выспаться?

Закончив разминку, я приняла душ и заглянула в холодильник. Там тосковали миска с фруктами и бутылка белого вина. Я вскипятила воду в чайнике, заварила кофе и съела грушу, но этого было явно маловато.

Часы на церковной башне пробили восемь, Глеб и не думал просыпаться. Подумав минуту, я достала из тумбочки синюю банковскую карту. Пин-код — новый год… Еще раз взглянула на Глеба, вышла из комнаты и спустилась вниз. На шезлонге у бассейна валялся телефон. Поколебавшись немного, я подобрала его и бросила в сумку, потом вышла за ворота и спустилась на набережную.

Меня грызла какая-то липкая, вялая то ли обида, то ли досада. Разозлиться до бешенства не давала все та же мысль, что я не имею на это никакого права. Кто я вообще? Просто временная подружка на пару недель. И нечего тут из себя строить. Но и сделать вид, что ничего не произошло, тоже не получалось.

В такой ситуации я оказалась впервые. Как-то так вышло, что мужчины мне попадались исключительно мало пьющие. У отца язва, он спиртное не употреблял вообще. Артур и Сашка — максимум бокал вина или рюмку коньяка. Андрей мог и больше, но всегда четко останавливался, не переходя ту грань, за которой слегка выпивший превращается в пьяного. Разумеется, надравшихся до положения риз я видела не раз, в том числе и Софьиного Петечку, который во время застолий быстро терял берега. Но это всегда были посторонние мужчины, с которыми не приходилось спать в одной постели. А тем более, наблюдать утром их похмелье. Наверно, поэтому я и сбежала — в надежде вернуться, когда худшее будет уже позади. Хотя позавтракать все-таки тоже не мешало.

Постояв рядом с пустой, как Летучий голландец, «Люси Грей», я прошла по набережной мимо ватерпольного бассейна и задумалась. Можно было снова наведаться в бандитерскую. Или пойти в «Посейдон».

— Хало! — поприветствовал меня официант «Леута», стоявший у входа в ресторан.

Я замерла у аквариума с омарами, а потом прошла на совершенно пустую летнюю веранду и села за столик. Самый простой завтрак в этом храме гастрономического разврата стоил как полноценный обед с коллекционным вином.

Здравствуй, дедушка Мороз, борода из ваты!

Это было как-то мелко, если не сказать, жалко, но все равно я почувствовала мстительное удовлетворение, расплачиваясь картой Глеба. Почему-то вчера было просто неловко, когда он бросил мне эту карту на спину. Я ведь не просила у него денег. Зато сейчас вылезла все такая же вялая обида. Не мог другой момент выбрать? Как будто с проституткой за секс расплатился. «Если тебе что-то надо, ты не ноешь, а просто идешь и покупаешь». «Считай, что я дед Мороз».

Многочисленные маленькие магазинчики уже начали работать, и я, особо не привередничая, выбрала себе новый купальник. А заодно — ну раз пошла такая пьянка — и платье. Как он там на острове сказал? «Платьице — не вопрос»? Ну вот, значит, не вопрос, значит, платьице. Точнее, полупрозрачный пляжный балахон, в каких здесь ходили многие тетки. Голубой. С бабочками.

В сумке зазвонил телефон — не мой, Глеба. Я достала его и стояла, держа в руках, не решаясь сбросить звонок. Отыграв пару раз какой-то тяжелый металл, он обиженно умолк. Колени тряслись, сердце колотилось, как будто меня застукали за мелкой магазинной кражей. Я шлепнулась на скамейку, по-прежнему сжимая телефон в руках, и уставилась на катер, который плавно отчаливал от пристани.

Медленно, дрожащими пальцами я включила дисплей и разблокировала экран, на котором не было пароля. Открыла список контактов, начала листать. Имена и фамилии кириллицей и латиницей — финские, хорватские. Интересно, что я там собиралась найти? «Жена»? «Любимая»? Даже если она обозначена так, а не по имени, я все равно не знаю, как это будет по-фински. Если, конечно, его жена финка. По-русски ничего подобного не обнаружилось.

Закрыв контакты, я хотела уже нажать значок смс или вайбера и просмотреть переписку, но тут меня словно кипятком окатило.

Господи, что вообще со мной? Я же никогда не занималась такими вещами. Не выносила, когда подглядывают, подслушивают, и сама никогда так не делала. Залезть в чужой телефон, кошелек, записную книжку? Ни за что! Да я Андрея даже карманы просила вывернуть перед стиркой.

Бросив телефон обратно в сумку, я прижала ладони к щекам, которые горели так, как будто уснула на солнцепеке.

Черная кошка с короткой гладкой шерстью и длинным хвостом, больше похожая на маленькую пантеру, подошла ко мне и начала тереться об ноги. Потом подняла голову и беззвучно открыла пасть — то ли мяукнуть хотела, то ли зевнуть, но передумала. Или что-то сказать? Наверно, сейчас я была готова поверить во что угодно. Даже в говорящих кошек, которые сказали бы мне, что я дура.

Когда я вернулась в «Бранчево гнездо», Глеб все еще спал. Быстро переодевшись в ванной, я спустилась к бассейну. Солнце только переползло в эту сторону сада, и вода была еще холодная. Стоило сесть в шезлонг, словно из-под земли появилась Янка и положила голову мне на колени. Я гладила мягкую белую шерсть и чувствовала, что постепенно успокаиваюсь. В окно выглянула Марика, что-то сказала по-хорватски. Я с трудом поняла, что собака страшно… липучая? Приставучая? И чтобы я гнала ее прочь, если надоест.

— Люблю собак, — ответила я по-английски. — Она мне не мешает.

После бессонной ночи меня разморило на солнышке, и я начала дремать. Даже самолеты уже не тревожили.

— Ника, прости, пожалуйста. Мне правда очень стыдно.

Вздрогнув, я открыла глаза. Глеб, в одних шортах и босиком, сидел на соседнем шезлонге и смотрел на меня. Выглядел он… мда, так себе выглядел. Как в песне поется, привет с Большого Бодуна. Хотя, наверно, и я сейчас была не лучше. Утром у меня под глазами были такие роскошные круги, что любая панда обзавидовалась бы. Хорошо хоть под темными очками не видно.

Я молчала, не зная, что сказать.

— Послушай, в настоящей жизни я столько не пью. Просто…

Меня словно ножом резануло. «В настоящей жизни»! И хотя я сама для себя определила эти две недели как безвременье, как сказочный промежуток между прошлым и будущим, слышать подобное от Глеба было неприятно. Если не сказать хуже.

— Да мне дела нет до твоей настоящей жизни! — выпалила я.

Глеб посмотрел на меня, наморщив лоб. Его лицо стало жестким и холодным. Он открыл рот, явно собираясь ответить чем-то ядовитым, но вместо этого встал и с разбега прыгнул в бассейн, подняв тучу брызг.

Янка отряхнулась и ушла, всем своим видом показывая, что ее смертельно обидели. Я вытерлась полотенцем, которое принес Глеб, бросила его рядом с краем бассейна и поднялась наверх. Вышла на балкон и села в шезлонг, глядя на бухту, куда медленно и важно заходила огромная океанская яхта.

Открылась и захлопнулась дверь комнаты. Глеб вышел на балкон, оставляя мокрые следы. С его шорт капало, волосы слиплись сосульками. Он присел передо мной на корточки, положив подбородок на колени и глядя снизу вверх, как тоскующий щенок. Не выдержав, я улыбнулась и погладила его по голове. Лизнув мою руку, Глеб попросил тихо: