Девушка из Дубровника - Жилло Анна. Страница 50

— Все, Кит, хватит, — сказал он твердо и повел меня к выходу.

На обратном пути во мне воевали две Ники. Одна была вся такая мягкая, расслабленная, как сонная кошка — разве что не мурлыкала. Другой хотелось подвигов. Танцев под луной на столе. Побега на край света по пожарной лестнице. Дикого и необычного секса (как, опять?!).

— Что вечером делать будем? — спросил Глеб, когда мы проехали Дубровник.

Мягкая и сонная Ника подумала о том, что хорошо было бы завалиться в постель и просто подремать минуток по двести на каждый глаз. Без всяких глупостей. Положить голову Глебу на плечо, чувствовать его тепло, вдыхать его запах.

— А давай пойдем куда-нибудь, — предложила Ника — искательница приключений на свою пятую точку. — Где люди, музыка, и можно прилично одеться.

Глеб с удивлением посмотрел на меня, пожал плечами:

— Ну, если хочешь… Можем пойти в «Кроатию», в ресторан.

В Цавтат мы приехали около шести, и, наверно, целый час я собиралась, рисовала на себе боевую раскраску, крутилась перед зеркалом. Глеб давным-давно погладил брюки и рубашку, оделся и сидел в кресле, с любопытством наблюдая за мной.

— Как поживает белое платье? — поинтересовался он.

Я приложила подол к руке и печально вздохнула. И надела то самое голубое, в котором была в Дубровнике.

К гостинице мы пошли не по тропе через Сустепан, а другим путем — по тихой улочке, переходящей в безлюдный проезд, через главные ворота и небольшой парк с извилистыми аллеями. С этой стороны гостиница напоминала пансионат советской постройки где-нибудь в Сочи.

— Пока тут еще тихо, — сказал Глеб, когда метрдотель проводил нас к столику в глубине зала. — Но вообще по вечерам живая музыка и полный бардак. Кстати, ты прекрасно выглядишь. Надеюсь, половина мужчин здесь мне завидуют.

— Почему только половина? — возмутилась я.

Вообще ресторан был… ну да, самый обычный ресторан, ничего особенного. И самая обычная курортная публика, которая, похоже, даже не почесалась переодеться после пляжа. Родители с детьми, ползающими под столами. Пенсионеры в шортах. Вездесущие китайцы, поминутно делающие селфи и загружающие их в соцсети.

«А что ты, собственно, хотела?» — спрашивал смеющийся взгляд Глеба.

Кажется, я слишком много болтала, и у меня пересохло в горле. В зале было душно. Плескавица размером с варежку оказалась такой острой, что во рту запылал пожар. Я сделала большой глоток вина, еще один. Глеб задержал на мне взгляд.

— Ника, притормози! — сказал он обеспокоенно.

Раздражение шевельнулось, как живая рыба на прилавке. Захотелось ответить, что не так давно кто-то надрался до такой степени, что орал песни на весь город и залез в бассейн одетым. И что я не для того развелась с одним замполитом, чтобы мне тут же начал жрать мозг другой. Но вспомнила, как сегодня утром мы уже чуть не поссорились. И ограничилась кривой улыбкой:

— Я в порядке!

Глава 37

6 сентября

Наверно, первый самолет в 5.55 был очень удивлен, когда ему не удалось меня разбудить. Как и его собратьям. Что мне снилось, я не помнила — за исключением того, что это были жуткие кошмары. Но, по ощущениям, меня везли в вагонетке по американским горам, запеленутую простыней на манер мумии. Причем вниз головой. Или это было на самом деле?

Я открыла глаза и тут же зажмурила снова — так сильно ударил по ним свет, сочащийся сквозь решетки жалюзи. Вторая попытка была уже куда более осторожной. По миллиметру приподнимая тяжелые, как у Вия, веки, я увидела, что лежу в постели одна. Причем на половине Глеба. Сам он сидел в кресле с нетбуком на коленях, но смотрел куда-то в мировое пространство. Сказать, что лицо его было мрачным, означало не сказать ничего.

Видимо, почувствовав мой взгляд, Глеб закрыл нетбук.

— Утро доброе, — сказал он, тяжело вздохнув. — Точнее, и не утро, и не доброе. Но это неважно.

— Сколько времени? — спросила я, едва ворочая тяжелым и шершавым, как кирпич, языком.

Глеб посмотрел на телефон.

Интересно, почему он не носит часы, промелькнуло в голове бледной тенью. Надо будет как-нибудь спросить. Все-таки статусная вещь. Но только не сейчас — сил нет.

— Без пяти двенадцать. Ну что? Головка бо-бо?

Я поморщилась. Головка была не просто бо-бо, она раскалывалась, как орех в пасти щелкунчика. От малейшего движения, даже от шевеления глазных яблок все вокруг начинало вращаться с бешеной скоростью. Тошнота плескалась где-то на уровне ушей. Ниже пояса тоже было как-то не слишком благополучно. Это чем же мы вчера таким занимались, интересно?

Последним моим более-менее отчетливым воспоминанием был тот момент, когда Глеб посоветовал пить то ли не так быстро, то ли не так много. И я, вроде бы, резко фыркнула в ответ. Дальнейшее пряталось в тумане. Кажется, так сильно, чтобы ни о чем не помнить, я не напивалась ни разу в жизни. И как только меня угораздило?

Кое-как поднявшись, я пересидела на краю кровати очередную карусель и осторожно встала.

— Ну и куда тебя несет? — скептически поинтересовался Глеб.

— В туалет, — буркнула я.

— А, ну попробуй.

Помочь он не пытался, но нетбук все же отложил — на тот случай, если придется ловить меня на лету. По стеночке я добралась до ванной, чтобы тут же распрощаться с содержимым желудка. Судя по небольшому объему, проделывала я это уже не впервые. Спустив воду, я включила кран, села на пол и заплакала, стараясь делать это как можно тише. Позорище было просто катастрофическим. К тому же что-то подсказывало: мрачный вид Глеба вызван вовсе не тем, что я так нализалась. А вот что скрывалось в тумане — это уже был вопрос.

Прополоскав рот и даже почистив зубы, я доползла обратно до постели. Глеб протянул мне стакан с чем-то шипящим.

— Давай пей, — сказал он. — Не знаю, что это, какая-то трезвиловка. Взял у Брана. Сказал, что ты на дегустации немного не рассчитала. Не стал говорить, что тебя еще и в ресторан понесло. Судя по эффекту, такой загул для тебя в новинку. Насколько я понял, твоя норма — один бокал вина. Максимум два.

— Да, — я хотела кивнуть, но решила, что чем меньше движений, тем лучше.

Глеб не смотрел на меня и нервно барабанил пальцами по тумбочке, при этом каждый звук эхом отзывался у меня в голове.

— Ты хоть что-то помнишь? — спросил он наконец и снова сел в кресло.

— Последнее — когда ты пытался меня притормозить. С вином. Дальше — почти ничего.

Я закрыла глаза, всматриваясь в туман внутренним взглядом. Короткие вспышки — словно в темноте включали свет и тут же снова выключали.

Мы с Глебом танцуем под какую-то медленную музыку, и у меня по щекам текут слезы. Мы сидим на скамейке в темной аллее парка, и я не просто плачу, а рыдаю в голос и что-то быстро говорю. Потом на этой же скамейке я у него на коленях, и мы бешено целуемся. Ну и финальный аккорд — это уже более ярко, хотя так же коротко.

Мы в постели, я сверху. Наклонившись, касаюсь грудью его груди. Его голова запрокинута, глаза закрыты, я целую его в шею так, как будто собираюсь прокусить сонную артерию и напиться крови. Его руки сжимают мои бедра, и то, что я чувствую — это самый настоящий экстаз…

— Может, расскажешь?

Глеб посмотрел сквозь меня, помолчал.

— Ты ставишь меня в сложное положение, Ника, — он говорил в своей обычной шутливой манере, но по тону и выражению лица я поняла, что шутки кончились. — Если я скажу, что ты вела себя как выпускница воскресной школы, ты не поверишь. Если не расскажу, будешь жрать себя и придумывать черт знает что. Если расскажу… тогда или мне придется на тебе жениться, или тебе придется меня убить.

Наверно, еще вчера я зацепилась бы мыслями за шуточку насчет «жениться», но сейчас было явно не до того.

— В общем, когда я попросил тебя притормозить, ты, похоже, погнала еще сильнее. Видимо, из чувства противоречия. Трещала так, что мне было ни слова не вставить. Вот уж точно, хочешь узнать женщину — напои ее и послушай. Правда, мне не пришлось, ты сама замечательно справилась. Не отнимать же было у тебя бутылку.