Слезы пустыни - Башир Халима. Страница 25

— Ябеда!

— Подлиза! — сказал кто-то.

— Ябеда, ябеда, ябеда…

— Так, тихо! — приказала мисс Шадия. — Раскрыли учебники. Все смотрим на доску…

Вечером я во всем призналась дяде. Младший брат моего отца, он был истинным загава — жестким и горделивым. Тем не менее я не знала заранее, как он отреагирует. Он спокойно выслушал меня, а потом сказал, что его возмущает то, как со мной обошлись. На то, чтобы послать весточку моему отцу и дождаться его приезда, ушло бы много времени, поэтому, если я не возражаю, он сам пойдет в школу и поговорит с директрисой. Ему не терпится показать, из какого теста мы, загава, сделаны.

На следующее утро я снова оказалась в школе. Саира и ее мать были в кабинете директрисы. Они явились, чтобы стать свидетелями моего унижения — по крайней мере, так они думали. Дядю Ахмеда пригласили в кабинет. Я слушала из-за двери его объяснения: что мой отец живет в деревне и что он, дядя, на это время мой опекун. Директриса сказала ему, что я плохо вела себя и что он должен меня наказать. Она хотела узнать в деталях, как именно он накажет меня, чтобы оценить, может ли она позволить мне вернуться в школу.

— Наказания не будет, — спокойно объявил дядя. — Не будет никакого наказания, потому что в нем нет никакой необходимости. Халима не сделала ничего плохого. Как вы знаете, я ей не отец. Но она живет с нами, мы относимся к ней как к родной дочери и знаем ее как хорошую девочку из прекрасной семьи. Она рассказала мне, что произошло. Она рассказала мне, что сделала вот эта девочка — сначала провоцировала ее, а потом устроила драку. Может быть, мне стоит повторить все это вам — для пользы дела.

— Как она смеет такое говорить? — взорвалась мать Саиры. — Что за вранье! Разве это ее чуть не задушили?

— Вы должны лучше следить за вашими ученицами, — продолжал дядя, игнорируя мать Саиры. — И в частности, относиться ко всем по чести и справедливости. Мне кажется, что вы вызвали меня сюда, чтобы решить свои собственные затруднения — драки. Дети всегда дрались и будут драться. На то они и дети. Зачем делать из этого такую проблему? Не потому ли, что вы не в состоянии должным образом выполнять свою работу? Я не хочу, чтобы вы беспокоили меня снова.

Я слышала, как директриса, запинаясь, подыскивала слова для ответа.

— Позвольте вам заметить, что в моей школе нет проблем с дисциплиной. И если вы намекаете на…

— Ну вот и отлично, — перебил ее дядя. — Отлично. Тогда накажите девочку, которая заварила всю эту кашу. Если вы этого не сделаете, у моей племянницы есть право защищаться. Эта девочка обидела Халиму, поэтому Халима просто постояла за себя. В этом нет ничего дурного. Накажите девочку, с которой все началось, и покончим с этим. Полагаю, больше вы меня вызывать не будете. За что мы платим вашей школе, если вы не в состоянии поддерживать справедливую, здоровую дисциплину?

— Будьте покойны, ваша плата оправдывает предоставляемые услуги, — огрызнулась директриса.

— Я в самом деле на это надеюсь, — ответил дядя и встал — послышался скрип стула по половицам. — Вот что, все мы потратили на это разбирательство достаточно времени. Я не требую, чтобы мне описали в подробностях, как накажут ту девочку, что затеяла драку. Оставляю это на ваше усмотрение. Я также рассчитываю на то, что вы сумеете впредь обращаться с Халимой по справедливости и моего вмешательства больше не понадобится. А теперь всем желаю здравствовать.

Я отошла от двери. Даже не верилось, до чего же хорошо дядя защищал меня. Директриса просто потеряла дар речи. Дядя Ахмед был моим героем. Он вышел из кабинета, лукаво улыбнулся мне и удалился на поиски уборной.

— Эта семья! Эти люди! — послышались восклицания директрисы. — Только посмотрите, как они себя ведут! Эти загава! Что они о себе думают? Они думают, что на них управы нет?

— Надо сказать, ты с этим очень плохо справилась, — заметила мать Саиры. — Очень плохо! Нужно было выпороть ее при первой возможности. А ты вызвала в школу родственника, и теперь мы ничего не можем!

— Ты меня обвиняешь? — отрезала директриса. — Меня? Это твоя дочь всю кашу заварила…

Оставив мать Саиры и директрису горячо пререкаться, я улизнула от двери. Я смеялась про себя, вспоминая, как дядя побил директрису ее же оружием. Поистине, он был победителем.

Моих одноклассниц поразил мой наскок на Саиру. До этого я была тише мыши, и на меня смотрели как на зубрилу. А теперь я знала, что, как бы ни отличилась на экзаменах, каждая хорошенько подумает, прежде чем схлестнуться со мной. Я показала, что в глубине души я воительница загава. Бабуля Сумах и мой отец, каждый по-своему, гордились бы мной.

С этого момента другие черные девочки и я сказали себе, что больше не станем терпеть обиды. «Араб хагарин — арабы относятся к нам как к животным», — сказали мы друг другу и решили, что с этого дня объединимся, чтобы вместе противостоять обидчикам, будь то учителя или ученицы.

Первое испытание этой решимости не заставило себя долго ждать. Каждый день по пути мы сталкивались с арабской девочкой лет тринадцати-четырнадцати, учившейся в средней школе. Завидев наше приближение, она попросту шла вперед, расталкивая нас. На наши приветствия она отвечала только хмурым взглядом.

— Эй ты, погоди-ка! — воскликнула как-то раз Мона, завидев ее. — Ты в зеркало когда-нибудь смотрелась? У тебя ведь рожа ослиная!

Арабка остановилась:

— Что ты сказала? Надеюсь, мне послышалось?

— Почему ты никогда не здороваешься? — срезала я ее. — Разве не знаешь, что это невежливо? Ты видишь, что мы идем по дороге, но нас как бы не существует, да?

— Противные, невоспитанные девчонки! — воскликнула она. — Что за чушь вы несете?

Не успела она протянуть руку, чтобы вцепиться в Мону, как мы схватили палки и комья земли и начали швырять их в нее. Она вскрикнула, скорее от удивления, чем от боли, и бросилась бежать. Мы с улюлюканьем преследовали ее, пока она не исчезла за углом. Это была наша вторая победа, но триумф продолжался недолго.

К сожалению, арабская девочка жила по соседству с одной из наших учительниц. Как только она описала нападавших, учительница безошибочно опознала нас.

На следующее утро на линейке директриса объявила, что шесть девочек избили ученицу средней школы. Каждой из нас пришлось сделать шаг вперед, и она выдала нам шесть ударов крепкой палкой по спине. Это было очень больно, но никто не вскрикнул и не взвизгнул. Мы знали, что, если мы это сделаем, другие услышат и будут смеяться. Я вернулась в строй с поднятой головой. Но при этом я заметила, что некоторые арабские девочки хихикают. Я посмотрела им прямо в глаза, чтобы дать понять: я все видела и я им этого не спущу.

* * *

Помимо классной наставницы моей любимой учительницей была молодая арабская женщина по имени Айша. Она преподавала английский у старших девочек, и мне просто не терпелось начать учиться у нее. Нередко мы с Моной часть пути домой проходили вместе с ней, и она всегда была разговорчивой и сердечной. Однажды мисс Айша несла много учебников и мы вызвались помочь; на этот раз мы дошли до самого ее дома в фешенебельном квартале. Она жила в одном из роскошных зданий в английском стиле.

Мисс Айша пригласила нас зайти. Она щелкнула выключателем на стене, и, как по волшебству, на потолке загорелись огни. Мы вымыли руки проточной водой, а потом она угостила нас пирогом и газировкой. Пока мы ели, я разглядывала гладкие стены и стильную лакированную мебель. Стены дома моего дяди были сложены из грубых самодельных глиняных блоков, а здесь — из ярко-красного кирпича. В сезон дождей мы добавили бы снаружи дополнительный слой глины в надежде, что это предотвратит размыв стены. Но этому зданию опасаться было нечего.

Осматривая красивый дом Айши, я поняла, что мы обитаем в разных мирах и живем разными жизнями, которые пересекаются только в школе. В каждом из этих домов были электричество и вода — то, о чем остальные горожане могли только мечтать. Я не могла понять, почему эти дома предназначались только для арабских семей. Арабы в Судане составляют меньшинство населения, так отчего же лучшие дома и лучшие рабочие места достаются им? Я вспомнила, что сказал мне отец: британские колонисты отдали всю власть арабам. Что же, насколько я могла видеть, с тех пор мало что изменилось.