Моя дурацкая гордость (СИ) - Эр Анастасия. Страница 6

***

Класс уже тошнило от любви. Истомным эликсиром Залесский не ограничился и на следующем занятии велел разделиться по трое, чтобы приготовить антидот. Пока Псарь ходил за водой и кромсал ингредиенты, а я листал учебник и жевал веточку мяты, Злата растрепала, что Елизарова и Корсаков живут недалеко друг от друга, вот и снюхались летом.

Елизарова за соседним столом хихикала громче приличного и шепталась с Челси. Залесский смотрел на безобразие сквозь пальцы. Елизарову он любил.

Я вернулся к вареву и перечитал инструкцию.

— Тут сказано, что э-э-э… «для эффекта наилучшего добавить в снадобье кипящее слюну того, кто силою к себе привязал…»

— Эй, Елизарова! — заорал Псарь на весь кабинет. — По инструкции ты должна харкнуть в наш котел!

— Ты читаешь задницей, Чернорецкий, — покачала головой Елизарова, словно сожалела о скудных умственных способностях Гордея. — Нужна слюна человека, который использовал Истомный эликсир. Я ничем таким не поила ни тебя, ни Исаева, ни тем более Челси, — она хмыкнула и улыбнулась подружке, — и никого в себя не влюбляла.

— Почему, Марк очень даже не прочь полюбить тебя. Разок-другой, — Псарь затрясся от беззвучного смеха.

— Зачем Еве Истомный эликсир? Она и так красивая, — не отрываясь от работы, оценил Свиззаровский. Друг, с которым он переглянулся, кивнул.

Самым скверным во всем этом было то, что Свиззаровский встречался с девушкой, он ее любил и бросать не собирался. Стало быть, комплимент отвесил искренне и без задней мысли, посадив меня в лужу дерьма.

Ветроградов громко хмыкнул.

— Ну-ну, — замахал руками Залесский, как курица-наседка, — и без слов ясно, что Ева у нас красавица. Думаю, молодые люди меня поддержат, — он подмигнул им, и я подавил желание надеть Залесскому на башку котел с полуготовым антидотом.

Елизарова промолчала. Как отмороженная молчит, когда хвалят. Привыкла, поди, к собственной красоте.

— А теперь, — возвестил Залесский, будто собрался раздать всем по мешку конфет или Авось-настойки, — мы проверим, увенчались ли наши труды успехом. Нам нужен доб-ро-волец! — он игриво покачал указательным пальцем.

Авось-настойка готовилась четыре месяца, но она того стоила: приняв ее, можно было участвовать в любых спорах, делать ставки, подбрасывать монетку, и всегда судьба была на твоей стороне — пока не закончилось действие настойки, конечно.

— Можно мне? — я вызвался скорее по привычке. Подтянул штаны и поперся к столу.

— Я рассчитывал на вас, Исаев, — обрадовался Богдан. — Сейчас мы напоим Исаева Истомным эликсиром, — он ухватил меня за плечо и развернул лицом к курсу, как пуделька на собачьей выставке, — а после дадим ему противоядие.

— После того, как насладимся эффектом, — вставила Елизарова, и девчачье стадо, как водится, захихикало.

— Это что, получается, я полезу целоваться к какому-нибудь Меркулову? — я пришел в ужас. — Нет, спасибо, я пас.

— Ну что вы, — старина Богдан сложил руки на пузе и уставился на меня, — Истомный эликсир Владимира вызывает у меня сомнения, а все потому, — обернулся к зассавшему Меркулову, — что он недостаточно усерден в подготовке к практическим работам. Посему, — Залесский вновь расцвел, — мы снимем пробу с зелья, которое получило бы на Высочайшем Чародейском Экзамене высший балл.

— Хари, — прыснул Псарь, за что получил от меня сушеным скарабеем в глаз.

— Думаю, логичнее будет, если… — Залесский сиял.

— Профессор, нет, — застонала Елизарова, сползая на стуле.

— Да, Ева!

— Не-ет, — захныкала она, зная, что нагоняя от Богдана не получит. — Можно я спрячусь в шкаф?

— Ты там не поместишься, — влезла Катя Моран.

— Это ты там не поместишься, корова жирная, — взъерепенилась Челси.

— Ита-ак, — Богдан достал из кармана крохотный пузырек. — Пейте, Исаев, и пусть вам повезет с антидотом.

— А Елизаровой все же придется харкнуть в наш котел, — почесал затылок Гордей.

Я откупорил флакон и принюхался. Пахло очень вкусно. Желудок заурчал. Сейчас я окосею и буду грязно приставать к Елизаровой при всем курсе. Огребу по морде и нахлебаюсь бурды из собственного котла.

— Наслаждайся, Елизарова, — я смотрел ей прямо в глаза, делая глоток.

— Заметь, Елизарова, три четверти девчонок в этой гребаной усадьбе отдали бы мочку уха, чтобы оказаться на твоем месте…

— Почему мочку?..

— А туда сережки вставляются.

— Я сейчас описаюсь от счастья, Чернорецкий…

Весь этот словесный мусор я пропустил. Зелье сползло по пищеводу и ударило в голову. Я пошел на запах: от Елизаровой несло за милю, и я приблизился к ней, ткнулся носом в шею, коснулся губами кожи. Сердце колотилось о ребра, как будто хотело переломать их. Руки не слушались, шарили по телу Елизаровой, в рот лезли волосы, выбившиеся из кос. Я задыхался от раскаленного добела желания орать во весь голос признания в любви.

— По-моему, он ведет себя как обычно, — протянула Злата.

Я почувствовать жжение в щеке, в горло потекла ледяная слизь, и в тяжелой голове прояснилось.

Глава 3

— Смотрелся ты, конечно, по-идиотски, — сообщил Псарь, когда мы поднимались в Главный зал. — Под юбку лез, нес лабуду, а потом хватанул Елизарову за сиськи и огреб по роже. Затем я влил в тебя антидот, и ты угомонился. Ветроградов чуть шею не свернул.

— А что именно я нес?

— Да кто тебя разберет, ты нес ей на ухо, по секрету, — поддел Гордей и нагреб себе жареной картошки.

За ужином Елизарова жрала яблоко. Громко чавкая. Я подумал, что так же громко чавкает вагина, когда туда засовываешь член. Или, наоборот, вытаскиваешь. Стремный звук, короче.

— Елизарова, жри с закрытым ртом.

Она привычно приподняла свои брови (кстати, почему они не рыжие?) и продолжала жевать, ничего не ответив. А я задумался над вопросом, который собирался непременно задать вслух, когда мы с Елизаровой останемся наедине. Где-нибудь посреди трансформагии, например.

— Елизарова, а ты там тоже рыжая? — я указал взглядом на ее живот, пока Разумовская разгоняла всех по местам и раздавала полудохлых мышей.

Елизарова развернулась на стуле и, закатив глаза, выдала:

— Никогда не поверю, что вы с дружками еще не пробрались в женские душевые и не изучили нас досконально, Исаев. Каждый раз как в рентген-кабинете моюсь, честное слово.

— В каком-каком кабинете? — не понял я.

— Это стоит понимать как «да, Елизарова, ты права»?

— Не-е-е-ет! С чего ты вообще это взяла? И ты разве не в апартаментах старост моешься?

— Нет, не люблю пафос, — Елизарова помотала башкой и схватила со стола мышь, намереваясь выпустить ей кишки. Такая она была злая.

Выяснилось, что Елизарова судила по себе.

Душ после тренировки превращал приятное покалывание в мышцах в не менее приятную теплую тяжесть. Я включил воду посильнее, чтобы звук падающей воды заглушил голос Псаря и смех Прогноза, и приготовился погонять лысого, расслабиться. Перебрал в голове образы девчонок с хорошими сиськами и остановился на рыжей Оливии. Тяжелый член лег в ладонь, я спиной прислонился к стенке кабинки и занялся делом. В ушах шумело, шумела вода, шумели парни где-то далеко, я закрыл глаза. Кончая, услышал сдавленный смешок, потом звук, как будто кто-то блюет, а следом громкий хохот. От неожиданности ударился затылком и резко раскрыл глаза, забыв про хлесткие потоки воды.

— Гляди-ка, кто у нас здесь, — послышался голос Гордея. — Эмиссар, к нам гости.

Воздух зарябил, и спустя секунду я различил две неясные фигуры — помимо голожопого Гордея. Я уставился на покрасневших Елизарову и Чумакову.

— И кто из нас подсматривает, а, Елизарова?

— Подсматриваешь ты, а мы — интересуемся, — захихикала Челси, за что получила тычок от Елизаровой.

— Глаза выпадут.

— Развлекаешься, Исаев?

Я как никогда остро ощущал, что я голый. Никогда не стеснялся и не стыдился своего тела, но обмякший член и мерзкая загноившаяся ссадина на бедре меня явно не красили.