Демон-Хранитель (СИ) - Хохлова Жанна. Страница 34

— Я-то? — он неожиданно расхохотался по-доброму и так заразительно, что и мне захотелось улыбнуться, что я и сделала. — Да, здесь я садовник, — вдруг он неожиданно предложил мне: — Хочешь помочь?

— Да, конечно, — с готовностью согласилась я, занять себя — это самое лучшее сейчас, моим рукам нужна работа, чтобы не бездействовать и отогнать от себя мрачные мысли.

Старичок внимательно посмотрел на меня и достал из брюк пару перчаток, а из стоящего рядом ведра вынул небольшую лопатку для цветов. Он привёл меня к взрыхлённой грядке и жестом указал на рассаду в деревянной кадке. Мы перетащили её поближе к земле и принялись сажать ростки чудесных цветов, некоторые уже сейчас великолепно пахли. Я могла себе только представить, как они будут благоухать, когда расцветут в полной мере. Я сама не заметила, как включилась в работу, встав на колени и перепачкав щеку землёй. Услышала громкий смех старичка и недоуменно посмотрела на него, стирая проступивший пот предплечьем руки.

— Ты мне нравишься — не боишься испачкать руки, — проговорил он, как бы поясняя свой смех.

— Привычка с монастыря, нам приходилось много работать, — ответила я, хотя вопрос не был задан.

— Ты там росла? Ты — сирота? — спросил он сочувственно, что было свойственно всем пожилым людям.

— Да, — ответила я.

— Я бы не подумал никогда, ты хорошо воспитана.

— Спасибо, — поблагодарила я садовника за комплимент, а сама подумала о Соле, которому единственному было не наплевать на меня, и снова ком в горле, душащий меня.

Мы помолчали. Садовник видел мою скорбь и не лез с расспросами, а я была благодарна ему за это.

— А у вас есть дети? — спросила я, чтобы хоть как-то отвлечься.

Старичок смерил меня хитрым взглядом и произнёс в своей манере:

— У меня-то? Есть, много.

Я посмотрела на него и улыбнулась, снова спросив:

— Слушаются вас?

— Не-а, — ответил он и снова заразительно засмеялся.

— Почему? — спросила я снова, искренне удивляясь: у такого чудесного человека и такие непослушные дети.

— Слишком разные, слишком непокорные, много думающие о собственном благе, берущие от этого мира всё, не желающие ничего отдавать взамен, обращающиеся ко мне только в нужде, а я бы так хотел, чтобы они приходили ко мне с радостью и постоянно просили меня, мне так хочется исполнять все их просьбы, если они разумны, а исполнение их чаяний необходимо им, — он произнёс это с болью и скорбью, которая невольно скользила в его голосе.

Я более внимательно взглянула на старичка, и мне стало жаль его. Работает здесь на небе, ведь бесплатно — наверное, не кормят, или что они тут делают, чтобы насыщаться, да ещё и дети непослушные. Мой порыв, и я обняла его. Чувствовала, что садовник остолбенел, но затем, похлопав по спине, отстранился.

— Полноте-ка, детка, тебе ли жалеть меня, я сейчас радовался, — сказал он, не уточнив, а я не стала спрашивать.

Мы вновь замолчали, высаживая последнюю рассаду. Встав с земли, мы удовлетворённо смотрели на дело наших рук, снимая перчатки.

— Ты хорошо потрудилась, спасибо, мне самому уже тяжеловато заниматься садом, — произнёс он, покряхтывая.

— Дети не помогают? — как-то само собой вырвалось у меня, и я уже жалела об этом.

— Дети играют, — жёстко произнёс он, но, увидев мой изумлённый взгляд, смягчился, — а ты пришла сюда в скорби, мне не хотелось бы отпускать тебя в таком состоянии, чего бы ты хотела больше всего?

— Хотела, чтобы всё было как прежде, — неожиданно для себя произнесла я и закусила губу до крови, чтобы не расплакаться.

Садовник глубоко вздохнул. И в этот миг меня позвали, обернувшись на зов, я хотела попрощаться со стариком, но не обнаружила его. Это было настолько странным, что казалось сном. О том, что он действительно был, свидетельствовали лишь две пары перчаток и посаженная клумба. Я ещё раз осмотрела всё великолепие сада и обнаружила, что мне намного легче, и, даже если мне предстоит забвение, да будет так!

Я, наскоро вытерев землю со щеки, догнала сопровождающего и обречённо последовала за ним в огромную залу — кабинет архангела. Тот всё ещё копался в бумагах, выкладывая их в стопку, что-то сразу отметая, к чему-то присматриваясь, что-то добавляя в тот же момент. Он мельком взглянул на меня.

— Астрея дала мне отсрочку ввиду сложности и необычности дела, и она истекает, богиня правосудия ждать не любит, — произнёс он и сделал жест рукой, под которым пачка бумаги исчезла, — а ещё она любит греческие туники и венки на голове у молодых девушек.

Он внимательно присмотрелся ко мне, и я, не успев возразить, обнаружила себя одетой, как юная гречанка. Я немного с оторопью смотрела на него.

— Как это поможет разрешить моё дело, архангел? — спросила я, борясь с раздражением, одежда была крайне неудобной, а венок в волосах колол кожу на голове, и я, проворчав, добавила: — Надеюсь, меня убьют сразу же…

— Я не проиграл ни одного процесса, — вскинул бровь Гавриил, не оценив моего сарказма.

Архангел сделал жест рукой следовать за ним. Складки туники били по икрам, создавая неудобство, тем более поспевать за его размашистым шагом было крайне трудно. Пока мы шли, я поняла, что если Гавриил и вправду выиграет моё дело, то это будет означать лишь одно — я обречена и дальше влачить на земле своё жалкое существование. Я не видела себя без Солидафиэля, не хотела без него, только не без него, тогда уж забвение.

Мы шли по коридорам чудесного дворца с длинными переходами-садами. Пока, наконец, не добрались до огромных дверей, которые открылись перед нами, и я застыла на пороге. Зал правосудия. Яркое солнце било в огромные окна, освещая судейский стол с традиционным молоточком, возвышавшийся над столами для противоборствующих сторон и скамейки для посетителей. И мы с Гавриилом были тут одни — видимо, пока. Пройдя за стол, находившийся по правую сторону от судьи, он сел, и перед ним появилась вся кипа бумаг, исчезнувшая под его пристальным взглядом.

— Обвинителем будет Валенсио, молодой, но очень расторопный демон, быть ему советником Сатаны в будущем, — поделился Гавриил и уже продолжил более самоуверенно, — но не думаю, что он мог бы составить мне конкуренцию.

Я удивилась словоохотливости архангела, списывая её всё же на волнение перед судом. Он предложил мне присесть на скамейку рядом с ним, что я и сделала.

Ждать пришлось недолго, в зал вошёл тот демон, которого я видела у Сатаны, за ним проследовал сам Сатана, щека которого была прикрыта тёмной шёлковой повязкой.

Он бросил на меня испепеляющий взгляд, не суливший мне ничего хорошего, а архангел шепнул мне на ухо, кивком головы указывая на раненую щеку Сатаны:

— А это, кстати, одна из причин, почему я взялся за твоё дело, душа…

Я с изумлением взглянула на него, но он вновь принял равнодушный вид, словно бы ничего не говорил мне. Я усмехнулась, и мой взгляд устремился ко входу в помещение.

Закованного в наручники, в зал под руки ввели моего демона-хранителя, он был бледен и отрешён от всего происходящего, как будто ему всё равно что с ним будет. Впрочем, как и я до этого мига.

Его посадили на скамью напротив, где уже разместились Сатана и Валенсио. Он недоуменно покрутил головой, как будто от чего-то отмахивался, потом поднял глаза. И наши взгляды встретились, чуть ударившись о его непонимание, и, тут же восхитившись, возликовали. Большего удивления и радости я не видела. И ему ответила не меньшим. Порывом было подбежать, обнять, зацеловать, но меня цепко удержала рука архангела. Сол поднял наручники и показал, что скован ими. Меня сотрясли рыдания. Я видела, как тяжко он вздохнул. И я поняла, что мы впервые по разные стороны. По разные стороны, но не отдельно. Я видела, как теплота его глаз, цвет которых ему подарили самые глубокие арктические льды, согрела меня, а взгляд приласкал, разнеся сотни мурашек по телу. Ответив ему не менее страстно, я поняла, что он намерен биться до последнего, чтобы снова быть вместе со мной. Как и я. Ведь ещё ничего не было потеряно: Сол жив. Лишь бы игра всемогущих шла с нашей судьбой в ногу.